Шопоголик и бэби

Мой шарф. Мой драгоценный шарфик из «Денни и Джорджа». Я до сих пор помню, как впервые увидела его.

– Вы только посмотрите! – Я вытаскиваю его из сумки, стараясь не оборвать бисер. Шарфик я тоже уже давно не носила. – Помнишь его, Люк?

– Как не помнить! Если не ошибаюсь, ты купила его для своей тети Эрминтруды.

– Правильно, – киваю я.

– Увы, она скончалась, не дождавшись подарка. Ей ведь руку отрезали, да?

– Ногу, – поправляю я.

Мама в замешательстве слушает нас.

– Что еще за тетя? – наконец не выдерживает она, а я хихикаю.

– Одна давняя знакомая, – объясняет Люк и повязывает мне шарф. Полюбовавшись им, как чудом, он переводит взгляд на кроватку. – Кто бы мог подумать?

– Да. – Я смущенно тереблю кончик шарфа. – Кто бы мог подумать…

Папа не отходит от малышки. Он подставляет ей палец, и она ловко хватается за него.

– Ну, крошка, – спрашивает папа, – как тебя зовут?

– Мы еще не решили. Это так трудно!

– А я как раз книжку принесла! – спохватывается мама и роется в сумке. – Может, назовем Гризабеллой?

– Гризабеллой? – повторяет папа.

– А что такого? Отличное имя, – заявляет мама и подает мне книгу «1000 женских имен». – Главное, редкое.

– На детской площадке ее будут дразнить Гризли! – возмущается папа.

– С какой стати? Можно называть ее сокращенно Беллой… или Гриззи…

– Грыззя? Джейн, ты рехнулась?

– Ну тогда предлагай сам, – обижается мама.

– Я вот подумал… – Папа смущенно кашляет. – Может быть… Рапсодия?

Я вижу, как Люк в ужасе шепчет «Рапсодия», и едва сдерживаю смех.

– Слушайте, у меня идея! – вступает в разговор Сьюзи. – Некоторые специи звучат так красиво. Можно назвать ее Куркумой!

– Куркумой? – пугается мама. – Вы бы ее еще Паприкой назвали! Кстати, тут у меня шампанское – сбрызнуть новорожденной головку… как думаете, не слишком рано? – Она достает бутылку и лист бумаги. – А еще сообщение от вашего агента по недвижимости. Он звонил, когда я заходила к вам. Скажу честно: ох и задала я ему жару! Сказала: «Имейте в виду, юноша: по вашей милости новорожденный малыш остался бездомным под Рождество!» Он аж перепугался. Говорил, что хочет извиниться, потом понес какую-то чушь про виллы на Барбадосе! Представляете? – Мама качает головой. – Кто хочет шампанского? А где бокалы? – Она отставляет бутылку и роется в шкафу под телевизором.

– Кажется, бокалов для шампанского у них нет, – говорю я.

– Как это нет? – Мама расстроено щелкает языком и выпрямляется. – Пойду спрошу у портье.

– Мама, портье здесь тоже нет.

Из-за телевизоров в палатах и роскошного меню маме все кажется, что я не в больнице, а в отеле «Ритц-Карлтон».

– Что-нибудь да найду, – решительно говорит она и уходит.

– Хотите, помогу? – вскакивает Сьюзи. – Я все равно иду звонить Тарки.

– Спасибо, Сьюзи, – улыбается мама. – Грэхем, а ты сходи к машине за фотоаппаратом. Я его забыла.

Дверь за папой закрывается, мы с Люком опять вдвоем. С нашей дочерью.

Боже, как непривычно. До сих пор не верится, что у нас есть дочь.

Познакомьтесь: наша дочь Куркума-Асафетида – Корица – Кинза.

Нет!

– Ну вот. – Люк ерошит волосы пятерней. – Еще две недели – и мы бездомные.

– Будем жить на улицах! – легко отзываюсь я. – Не беда.

– А ты думала, что вышла замуж за человека, который сможет обеспечить тебе крышу над головой?

Он шутит, но в голосе сквозит горечь.

– Что такого, – отмахиваюсь я и смотрю, как разжимается детский кулачок – совсем как морская звезда. – В другой раз повезет.

Пауза затягивается, я поднимаю голову. Кажется, Люк ошеломлен.

– Люк, я же шучу! – тороплюсь объяснить я. – Это ничего не значит!

– Ты только что родила. Тебе нужен дом. Все должно было сложиться иначе. Я был обязан…

Я беру его за руку.

– Ты ни в чем не виноват. Люк, все будет хорошо. Главное, что мы вместе.

– У нас будет свой дом, – почти яростно говорит Люк. – Бекки, это будет самый лучший дом, я обещаю…

– Знаю, – я крепко жму ему пальцы, – но, поверь, это не так важно.

Я не просто хочу подбодрить (хотя я самая настоящая жена-опора). Для меня дом теперь уже не имеет значения. Сейчас я как будто в пузыре. Реальная жизнь бесконечно далеко, на другом конце света. Есть только мы и малышка.

– Смотри! – шепчу я, заметив, что она зевнула. – Ей всего восемь часов от роду, а уже умеет зевать! Какая умница!