Шопоголик и брачные узы

Но теперь никто не будет указывать, что мне можно, а что нельзя. Запишу все, что хочу! Могу эти тарелки попросить… и кувшин… и тот стул… Да хоть все попрошу! Весь магазин!

Поймите правильно. В теории.

Но я не позволю себе увлечься. Начну с повседневных нужд, как Бад и советовал. Чувствуя себя блаженно взрослой, я направляюсь к секции кухонной утвари и принимаюсь разглядывать содержимое полок.

О-о! Щипцы для омаров! Берем. И эти милые подставочки для кукурузы. И маленькие пластмассовые маргаритки. Не знаю, для чего они, но это пока неважно!

Я старательно вписываю в бланк все номера. Хорошо. Что еще? Мое внимание привлекает череда хромированной посуды.

Ого! Нужна посудина для замораживания йогурта. И вафельница. И форма для хлеба, и соковыжималка, и тостер. Я переписываю все номера и с удовлетворенным вздохом оглядываюсь по сторонам. И почему я раньше не составила список? Это же превосходное развлечение! Делаешь покупки, не тратя ни гроша!

Давно надо было выйти замуж.

— Извините? — Девушка с конским хвостом склоняется над ножами. — Вы не знаете, как выглядят ножи для разделки дичи? — И она поднимает какую-то штуковину, которой я никогда в жизни не видела.

— Они… для разделки дичи… думаю… Мгновение мы молча смотрим друг на друга, потом девушка пожимает плечами, бормочет «а, ладно» и записывает номер в свой бланк.

Может, мне тоже понадобятся ножи для разделки дичи. И эти замечательные штучки для резки зелени. И прибор, чтобы делать настоящее крем-брюле.

Не то чтобы я когда-нибудь готовила крем-брюле, но мало ли что. Когда выйду замуж, у меня появятся новые обязанности. Вот я, в фартуке, одной рукой небрежно стряпаю крем-брюле, другой рукой варганю фруктовые десерты, а Люк со своими респектабельными друзьями наблюдают и восхищаются.

— А вы где еще зарегистрировались? — спрашивает девушка, уставившись на сбивалку для белков.

Я в изумлении смотрю на нее:

— Что вы имеете в виду? Разве можно составить несколько списков?

— Конечно! У меня их три. Здесь, в «Уильямс-Сонома» и в «Блумиз».

— Три списка! — Я не могу скрыть возбуждения в голосе.

А если поразмыслить — к чему ограничиваться тремя?

К тому времени, как я добираюсь до квартиры Эдинор, у меня уже назначено составление списков у «Тиффани», «Бергдорф», «Блумингсдейлз» и «Берниз», заказан каталог «Уильямс-Сонома», и еще я составила список в Интернете.

Решить, в какой стране мы женимся, мне было недосуг; в конце концов, сначала — главное.

Когда Элинор открывает дверь, я слышу музыку. Квартира благоухает цветами. Элинор облачена в ниспадающее складками платье, волосы ее выглядят чуть естественнее, чем обычно, и, поцеловав меня, она слегка сжимает мою руку.

— Люк уже здесь, — говорит она, когда мы идем по коридору. — Какие прелестные туфли. Новые?

— Вообще-то… да. Спасибо! — Я кошусь на нее с невольным изумлением. В жизни от Элинор комплиментов не слышала,

— Кажется, вы слегка сбросили вес, — добавляет она. — Вам идет.

От потрясения я застреваю в дверях, и мне приходится прибавить ходу. После всего, что было, Элинор Шерман неожиданно сподобилась проявить по отношению ко мне любезность? Уму непостижимо.

С другой стороны… Если вспомнить, она и под конец вечеринки по случаю помолвки была довольно мила. Сказала, что меня не оказалось в списке по недоразумению, и извинилась.

То есть не совсем извинилась, а пригрозила подать в суд на организаторов вечеринки. Но тем не менее. Она ведь дала понять, что ей это не все равно, верно?

А вдруг я все это время превратно судила об Элинор? И не только я — мы все. Вдруг под этим ледяным обличьем скрывается совсем другой человек? Да! Она ранима и неуверенна в себе, потому и вынуждена ограждать себя защитной оболочкой. И я — единственная, кто разглядел это, и, когда я явлю миру подлинную Элинор, все нью-йоркское общество придет в восторг, и Люк полюбит меня еще сильнее, а люди станут называть меня Девушкой, Преобразившей Элинор Шерман, и…

— Бекки, — врывается в мои мысли голос Люка, — ты в порядке?

— Да, — говорю я, обнаружив, что врезалась в кофейный столик. — Все прекрасно!

Я сажусь рядом с Люком на диван, Элинор предлагает мне бокал холодного как лед вина, и я потягиваю его, глядя в окно на сверкающие огни Манхэттена. Элинор и Люк поглощены какой-то дискуссией насчет фонда, и я, отключившись, грызу соленый миндаль. В грезах я как раз добираюсь до сцены, когда Элинор говорит, обращаясь к заполнившей комнату толпе: «Бекки Блумвуд — не только образцовая невестка, но и бесценный друг», а я скромно улыбаюсь под гром аплодисментов, — как вдруг раздается хлопок, и я вскидываюсь, слегка расплескав вино.