Криоожог

— Закройте сток, — зачем-то сказал он. Танака поспешила выполнить указание. Ворон шагнул, отступив от стола. — Ничего не получится.

Желудок Майлза словно провалился куда-то на тошнотворном вираже.

— Ворон, останавливаться нельзя, — произнес Майлз, а в голове пронеслось: «Боже, только не сейчас… Бедные детки ждут маму, я должен ее вернуть, я обещал…»

— Майлз, я провел больше семи тысяч таких операций. Мне не нужно еще полчаса плясок вокруг трупа этой несчастной, чтобы убедиться, что это действительно труп. На микроуровне ее мозг — комок гнили. — Ворон вздохнул и пошел прочь от стола, стягивая маску и перчатки. — Уж я-то могу сказать, была криоподготовка проведена правильно или нет. Здесь я не виноват. Здесь я ничего не смогу поделать. Здесь я бы никогда и не смог ничего поделать.

Ворон был слишком сдержанным человеком, чтобы, ругаясь, швырнуть перчатки через всю комнату. Но ему и не надо было так проявлять свои эмоции — Майлз прекрасно видел их на застывшем лице. Тем жутче был контраст с его всегда добродушным, приветливым выражением.

— Полагаете… это убийство?

— Процесс может выйти из-под контроля, даже если нет злого умысла. Я бы даже сказал, что это статистически нормально. Хотя вы-то со среднестатистическим результатом не смиритесь.

— Только не в данном конкретном случае.

Ворон поджал губы.

— Ну да. Я чуть позже проведу вскрытие. — Затем стало ясно, что Ворон взял себя в руки. — Надо точно выяснить, что именно произошло при криоподготовке. Есть ведь разные варианты. Я сразу заметил, что что-то не так с вязкостью отработанной жидкости. — Он замолк на мгновение. — Позвольте выразиться по-другому: я, черт побери, настаиваю на вскрытии. Я хочу знать точно, каким именно образом моя неудача была запрограммирована. Потому как не люблю, чтоб меня так подставляли.

— Аминь, — пробурчал Майлз.

Он соскользнул со стула, сдернул с лица маску и подошел к столу взглянуть на безмолвный груз. Гемопомпа все еще поддерживала обманчиво-розовый цвет лица. Ворон рассеяно протянул руку и выключил насос. Тишина больно ударила в уши.

Как теперь объяснить все Джину и Мине? Ведь Майлз знал, что следующая задача будет именно такой. Его спешка и самонадеянность убили надежду детей. Вернее, убили ложную надежду. Этот финал изначально был закономерен, кто бы его ни приблизил, как и когда бы ни приблизил, однако от рассуждений легче не становилось.

«Мы добьемся справедливости…» Нет, не в его силах сейчас делать такие заявления перед детьми. А «я постараюсь» прозвучит слишком вяло, словно фраза, предваряющая обычное для взрослого нежелание возиться с детскими проблемами. Но чувство вины здорово подпитывало гнев, который он испытывал к своим — нет, к их общим — неизвестным врагам. Как странно. Как подозрительно. Как безнадежно…

Резкий стук в дверь операционной. Опять проснулся Роик? Вряд ли ему сильно понравится известие о провале их глупой затеи. Майлз потянулся, схватил трость, подошел к двери и выглянул в узенькое окошко. И безумно обрадовался, что у него хватило ума не крикнуть просто: «Входи, Роик!» Потому что за дверью стоял взбудораженный Форлинкин, а за ним, держа его за обе руки, Джин и Мина.

Майлз скользнул за дверь и прижался к ней спиной.

— Вы что здесь делаете? Вам же сказали ждать в консульстве, пока я не позову.

Хотя ответ ему и не требовался, все было ясно уже по тому, как дети вцепились в Форлинкина. Хорошо, хоть бояться его перестали. Было бы еще лучше, не позволяй консул вить из себя веревки. «Угу, кто бы говорил».

— Они сами настояли, — подтвердил тот догадку. — Я-то им объяснил, что она не проснется до завтра. Да и вы им рассказывали, как неприятно выглядит человек только-только из криокамеры. Но они так пристали… Им бы хоть одним глазком, хоть через стекло посмотреть. Прошлой ночью совсем не спали. Меня трижды будили. Вот я и подумал, что, если просто увидят, то успокоятся. А после поспят тут где-нибудь.

А потом у Форлинкина упал голос, стоило ему уловить мрачное настроение Майлза. Лишь губами, без голоса, он спросил: «Что случилось?»

Майлз не был готов обсуждать это сейчас. Дьявол, он вообще не был готов обсуждать такое. Ему уже перепадала незавидная доля — информировать близких родственников или друзей. Разница только в том, что те всегда были взрослыми, а не детьми, такими беззащитными и безоружными.

Возбуждение Мины и Джина угасло, лишь только дети взглянули на Майлза. Будь все, как надо, он бы уже давно похвастался, приписав заодно себе все заслуги. Улучшить настоящее положение нельзя. Преодолеть можно только одним способом. Ему хотелось встать на колени, пасть ниц, но Майлз решился посмотреть Джину в глаза. Вдохнул поглубже.

— Простите. Простите меня. Что-то пошло не так при размо… нет, при криоподготовке. Ворон-сенсей не смог бы ничем помочь. Мы сделали все… Думаем, ваша мама погибла во время криоподготовки восемнадцать месяцев назад или вскоре после этого.

Джин и Мина стояли как оглушенные. Однако не зарыдали… пока не зарыдали. Только стояли и смотрели на Майлза. Смотрели, не отрывая глаз.

— А мы хотели на нее посмотреть, — тоненьким голоском сказала Мина. — Вы обещали, что покажете ее нам.

Голос Джина, гортанный и хриплый, вовсе не был похож на голос Джина:

— Вы обещали…

Когда Майлз оглушил их новостью, троица отпустила руки друг друга. Теперь жестом, столь несвойственном ему, Джин нашел руку Мины. Девочка поискала другой рукой и вновь вцепилась в руку Форлинкина. Тот обескураженно посмотрел вниз.

— Сейчас? — спросил он. — А не лучше ли…

Затем поднял твердый взгляд, словно желая пригвоздить Майлза к стене.

— Они имеют на это полное право, — неохотно согласился тот. — Хотя не знаю, лучше ли некрасивые воспоминания, чем никакие вообще. Просто… не знаю.

— И я не знаю, — согласился Форлинкин.

У Мины задрожал подбородок.

— Я хочу посмотреть. Я хочу увидеть ее.

Джин сглотнул и тоже кивнул.

— Тогда подождите немного. — Майлз скользнул, вернее сбежал за дверь. — Ворон, у нас гости. Близкие родственники. Можно ее немного… привести в порядок?

Ворон, казалось бы, ничем не прошибаемый прожженный джексонианец, выглядел искренне потрясенным.

— О боги! Только не говорите мне, что это те самые несчастные дети. Что они здесь делают? Им непременно нужно войти?

— Они имеют на это полное право, — повторил Майлз, размышляя: чего вдруг эти слова так пристали к языку? Странный вопрос, хотя последнее время трудно сваливать все провалы памяти на его собственный выход из криостаза десять лет назад.

Ворон, Танака и Майлз поспешили привести безмолвную фигуру в приличный вид: прикрыть, убрать бесполезные теперь провода, трубки, электроды, нелепую шапочку. Майлз разгладил короткие черные волосы за ушами. Их блестящая гладкость придавала лицу еще не старой женщины выражение мудрое, но безжизненное. Майлз попытался представить, с какими волосами ее помнят дети. Забавные мелочи вроде таких могут играть непропорционально огромную роль. Привели в порядок быстро, но как-то бестолково, подумал он.

Скорее, пусть все это скорее закончится. Майлз подошел к двери и распахнул ее.

Джин, Мина и Форлинкин вошли гуськом. Проходя мимо, Форлинкин метнул в Майлза взгляд, и особой любви в том взгляде не было. Джин вцепился консулу в руку, когда они подошли к столу. А на кого еще мальчик мог опереться в скорбный час?

Дети стояли и смотрели. Губы Мины приоткрылись в изумлении. Джин поднял глаза на Майлза в немом вопросе: «Кто это?»

Отступив с видом одновременно гневным и печальным, Мина сообщила:

— Это совсем не наша мамочка!

Глава двенадцатая

Майлз едва сдержался, чтобы не брякнуть по-идиотски: «Ты уверена?» Оба напряженных личика не выражали ни капли сомнения.

— Тогда кого, — он подавился словами, повернулся, уставившись на Ворона, на обернутую фигуру на столе. — …это мы только что… — Сказать «убили» было бы несправедливо, да и не точно. И, как сильно подозревал Майлз, глубоко оскорбительно для и без того расстроенного крупного специалиста по разморозке. — …только что… — К счастью, кажется, никто не потребовал от него закончить предложения.