Наш человек в Гаване

— Однако вы их как будто ждали.

— Ах, это… Ну, осторожность никогда не мешает. У меня несколько первоклассных картин Ренуара.

— Очень ему нужны твои картины. Его послала Мария. Вы шпион? — с яростью накинулась на Уормолда женщина.

— В известном смысле да.

Молодая женщина принялась стонать и бить себя кулаками по узким, стройным бедрам. Ее браслеты звенели и поблескивали в полутьме.

— Ну не надо, детка, умоляю тебя, не надо! Сейчас все разъяснится.

— Она завидует нашему счастью, — сказала молодая женщина. — Сначала подослала к нам кардинала, а теперь вот этого… Вы священник? — спросила она.

— Детка, ну какой же он священник! Посмотри, как он одет.

— Ты, может, и профессор сравнительной педагогики, — сказала молодая женщина, — но тебя обведет вокруг пальца кто хочет. Вы — священник? — повторила она.

— Нет.

— А кто же вы?

— Если говорить точно, я продаю пылесосы.

— Но вы сами сказали, что вы шпион!

— Ну да, конечно, в известном смысле…

— Зачем вы сюда пришли?

— Предупредить об опасности.

Из горла молодой женщины вырвался какой-то странный, протяжный вой.

— Видишь, — сказала она профессору, — она нам угрожает. Сперва прислала кардинала, а теперь этого…

— Кардинал старался выполнить свой христианский долг. Ведь од все-таки двоюродный брат Марии.

— Ты его боишься. Ты хочешь меня бросить.

— Детка, ты же знаешь, что это неправда. — Он спросил Уормолда: — А где Мария сейчас?

— Не знаю.

— Когда вы видели ее в последний раз?

— Но я ее никогда не видел!

— Ей-богу, вы как-то странно себе противоречите.

— Лживый пес! — сказала молодая женщина.

— Это еще не доказано, детка. Он, по-видимому, служит в каком-то агентстве. Нам лучше сесть и спокойно его выслушать. Кто сердится — тот всегда не прав. Он честно выполняет свой долг, чего нельзя сказать о нас с тобой.

Профессор повел их обоих в патио. Пистолет он спрятал в карман. Молодая женщина пропустила Уормолда вперед и замыкала шествие, как сторожевая собака. Уормолду казалось, что она вот-вот вцепится ему в лодыжку. Он подумал: «Надо сейчас же им все объяснить, потом у меня уже ничего не выйдет».

— Садитесь, — сказал профессор. «А что такое сравнительная педагогика?» — подумал Уормолд. — Хотите чего-нибудь выпить?

— Пожалуйста, не беспокойтесь.

— Вы не пьете при исполнении служебных обязанностей?

— Хорошенькая служба! — воскликнула молодая женщина. — Ты разговариваешь с ним так, будто он — человек. Кому он служит? Своим презренным хозяевам!

— Я пришел предупредить вас, что полиция…

— Бросьте, бросьте, адюльтер не карается законом, — сказал профессор. — Насколько мне известно, его почти нигде не квалифицируют как преступление, если не считать американских колоний в семнадцатом веке… И, конечно, Моисеева закона…

— При чем тут адюльтер? — сказала молодая женщина. — Она не возражала, когда ты со мной спал. Она не хочет, чтобы ты со мной жил.

— Ну, одно редко бывает без другого, если, конечно, не ссылаться на Новый завет, — сказал профессор. — На прелюбодеяние в помыслах.

— Выгони этого негодяя, бесчувственное ты существо! Сидим тут и разговариваем, будто давным-давно женаты. Если тебе нравится всю ночь сидеть и разговаривать, почему ты не остался с Марией?

— Детка, ведь это тебе захотелось потанцевать перед сном.

— И ты воображаешь, что это танцы?

— Но я тебе обещал, что буду брать уроки.

— Ну да, чтобы там, в школе, встречаться с девками!

Уормолду казалось, что разговор уводит их в сторону. Он сказал с отчаянием:

— Они стреляли в инженера Сифуэнтеса. Вам грозит такая же опасность.

— Если бы мне нужны были девушки, их сколько угодно в университете. Они ходят на все мои лекции. Ты-то хорошо это знаешь, сама ходила.

— Ага, теперь ты меня попрекаешь!

— Мы отвлекаемся от темы, детка. А нам надо обсудить, что затеяла Мария.

— Зная тебя, ей надо было отказаться от мучной пищи еще два года назад, — позволила себе недостойный выпад молодая женщина. — Тебя ведь интересует только тело. Стыдно в твои годы!

— Если ты не хочешь моей любви…

— Любовь! Любовь! — Молодая женщина зашагала по патио. Она рубила воздух рукой, словно четвертовала любовь.

Уормолд сказал:

— Но вам опасна вовсе не Мария!

— Ах ты, лживый пес! — завопила она. — Ты ведь уверял, что никогда ее не видел.