Карин пресекла ее самокритику. – Нет, послушай, это важно. Как думаешь, могла бы ты сделать симпатичного масляного жука? Или, скорее, сделать этих жуков симпатичными?

– Я же не генетик…

– Я не в этом смысле. Я хочу сказать: не могла бы ты придумать, как бы изменить этих жуков так, чтобы при взгляде на них людям не хотелось бы расстаться со своим завтраком? А Энрике бы это осуществил.

Катерина откинулсь на спинку стула. Ее брови сошлись к переносице, глаза загорелись сосредоточенностью. – Ну… явно можно изменить цвет жуков и разукрасить их поверхность. Это должно быть довольно тривиальной задачей, если судить по скорости, с какой Энрике создал… гм… форкосигановских жуков. Нельзя прибегать к фундаментальным модификациям структуры кишечника, жевательного аппарата и всего такого, но крылья с надкрыльями уже нефункциональны. Наверное, их можно менять как угодно.

– Да? Давай дальше.

– Цвета – их можно было бы поискать в природе, чтобы соблюсти биологическую привлекательность. Птицы, животные, цветы… огонь…

– Ты можешь кое о чем таком подумать?

– Я экспромтом могу выдать дюжину идей. – Она скривила губы. – Нет, это выглядит слишком простым. Что с ними ни сделай, они все равно станут лучше, чем сейчас.

– Нужно их не просто изменить. Нужно нечто великолепное.

– Великолепный масляный жук, – едва заметное удовольствие заставило ее губы приоткрыться, а глаза – впервые за этот разговор – вспыхнуть неподдельной радостью. – Вот теперь это уже вызов.

– О, ты ведь можешь? Ты хочешь? Пожалуйста! Я – акционер, и у меня не меньше права тебя нанять, чем у Марка или у Энрике. В смысле – качественно не меньше.

– О боже, Карин, ты не должна мне платить…

– Никогда, – страстно произнесла Карин, – и никому не говори, что тебе не нужно платы. За что платят, то ценят. А что достается бесплатно, считается само собой разумеющимся; и затем этого от тебя начинают требовать. Вытяни из них полную рыночную цену. – Она заколебалась, затем добавила с тревогой, – Ты ведь согласишься на акции, да? Матушка Кости согласилась, когда консультировала нас по развитию продукта.

– Надо сказать, мороженое из жучиного масла у Матушки Кости получилось на славу, – признала Марсия. – И паста для намазывания на хлеб тоже неплохо вышла. Я полагала, это чеснок. Пока не задумаешься, откуда берется исходный материал.

– А что, тебе случается задуматься, из чего получают настоящее масло и мороженое? И мясо, и ливерную колбасу, и…

– Гарантирую, что говяжье филе, которое мы ели тем вечером, вышло из хорошего, чистого автоклава. Тетя Корделия не допустила бы в доме Форкосиганов чего-то иного.

Карин раздраженно отмахнулась. – Как много времени тебе нужно на обдумывание, Катерина? – спросила она.

– Не знаю… полагаю, нужен день-два на предварительные эскизы. Но, конечно, нам нужно бы встретиться с Энрике и Марком.

– Я не могу пойти в особняк Форкосиганов, – обмякла Карин. Затем она снова выпрямилась. – А не могли бы мы встретиться здесь?

Катерина поглядела на Марсию, затем снова на Карин. – Я не могу выступать против ваших родителей или действовать у них за спиной. Но мы занимаемся вполне приемлемым делом. Если они дадут разрешение, мы все можем устроить встречу здесь.

– Может быть, – сказала Карин. – Может. Если у них будет день-два, чтобы успокиться… Как последний вариант, вы могли бы встретиться с Марком и Энрике без меня. Но я хочу быть здесь, если у меня будет такая возможность. Если повезет, я смогу им протолкнуть эту идею. – Она протянула Катерине руку. – Договорились?

Развеселившаяся Катерина вытерла испачканную землей ладонь о подол юбки, перегнулась через стол и пожала протянутую ей руку, заключая договор. – Очень хорошо.

Марсия возразила: – Знаешь, если Па и мама узнают, что здесь будет Марк, они просто достанут меня обязанностью ходить за тобой по пятам.

– Так сама и убеди их, что в твоем присутствии нет необходимости. А то это смахивает на оскорбление.

Марсия показала сестре язык, но все же пожала плечами в неохотном согласии.

Сквозь открытое окно кухни донесся звук голосов и шаги; Карин подняла глаза: может, это вернулись Катеринины тетя с дядей? И, возможно, кто-то из них слышал что-нибудь от Майлза или от тети Корделии или… Но, к ее удивлению, в дверь вслед за Никки вошел, склонив голову, оруженосец Пим, в полной ливрее Дома Форкосиганов, такой аккуратный и блестящий, как будто был готов предстать на графский смотр.

– … этого я не знаю, Никки, – продолжал он. – Но мы будем рады видеть тебя у нас в гостях, и ты можешь прийти поиграть с моим сыном Артуром, когда захочешь. На самом деле, он о тебе вчера вечером уже спрашивал.

– Мама, мама! – Никки бросился к садовому столику. – Посмотри, Пим пришел!

Выражение лица Катерины моментально сделалось непроницаемым – словно захлопнулись ставни. С крайней осторожностью она поглядела на Пима.

– Добрый день, оруженосец, – произнесла она абсолютно нейтральным тоном. Она перевела взгляд на сына. – Спасибо, Никки. Пожалуйста, пойди теперь займись своими делами.

Никки неохотно ушел, бросая взгляды через плечо. Катерина ждала.

Пим прочистил горло, неуверенно ей улыбнулся и отдал нечто вроде полу-приветствия.

– Добрый вечер, госпожа Форсуассон. Надеюсь, вы в добром здравии. – Его пристальный взгляд переместился на сестер Куделок; он приветствовал их учтивым, даже преувеличенно тщательным, поклоном. – Здравствуйте, мисс Марсия, мисс Карин. Я… не ожидал встретить вас. – Он выглядел так, будто ему пришлось импровизировать, на ходу меняя заранее отрепетированную речь.

Карин отчаянно хотелось бы знать, нельзя ли ей притвориться, что запрет говорить с любым человеком из дома Форкосиганов применим только непосредственно к членам семьи, но не к оруженосцам. Она тоскливо улыбнулась Пиму в ответ. Может, он мог бы поговорить с ней? Во всяком случае, ее родители не навязали – просто не могли – свое параноидное правило кому-то, кроме нее. Но, помолчав, Пим только покачал головой и снова направил внимание на Катерину.

Из внутреннего кармана кителя Пим извлек толстый конверт. Плотная желтоватая бумага была запечатана оттиском с гербом Форкосиганов – точно таким же, как рисунок на спинках масляных жуков, – и надписана от руки четким, квадратным почерком; на конверте было только два слова – Госпоже Форсуассон.

– Мадам, лорд Форкосиган отправил меня отдать это в ваши руки. Он велел передать, что приносит извинения за то, что тянул так долго. Видите ли, это все из-за канализации. Ну, именно этого милорд не говорил, но когда в доме случается катастрофа, все делается не вовремя. – он с беспокойством разглядывал ее лицо, ожидая, как она отреагирует на его слова.

Катерина приняла конверт и уставилась на него так, будто там могла быть взрывчатка.

Пим сделал шаг назад и отдал ей крайне официальный поклон. Целую секунду все молчали, затем он снова откозырял ей и произнес: – Извините за вторжение, мадам. Я просто зашел к вам на минуту. Благодарю Вас. – Он развернулся на месте.

– Пим! – Его имя, сорвавшееся с губ Карин, прозвучало почти воплем; Пим, дернувшись, повернулся обратно. – Не смейте просто так уходить! Что там происходит?

– Ты не нарушаешь своего слова? – абсолютно бесстрастно спросила Марсия.

– Хорошо, хорошо! Тогда ты его спроси!

– О, очень хорошо. – С демонстративным вздохом Марсия повернулась к Пиму. – Ну, расскажите мне, Пим, что же там случилось с канализацией?

– Меня не волнуют трубы! – закричала Карин. – Я волнуюсь за Марка! И за мои акции.

– Да? Мама и Па сказали, что тебе нельзя разговаривать ни с кем из дома Форкосиганов, так что тебе не повезло. Я хочу узнать про канализацию.

Осознав смысл сказанного, Пим приподнял бровь, и его глаза на мгновение вспыхнули. Голосом, полным некоей благочестивой невинности, он произнес: – В высшей степени жаль слышать это, мисс Карин. Я верю, что коммодор очень скоро разберется в этом вопросе и снимет с нас карантин. Так вот, милорд сказал мне, что именно я не должен делать: слоняться здесь; беспокоить госпожу Форсуассон какими-либо неуклюжими попытками наладить отношения; приставать к ней, предлагая подождать ответа, либо досаждать ей, пялясь на нее, пока она читает его записку. Это я цитирую его почти дословно. Но он никогда не приказывал мне не заговаривать с вами, юные леди, поскольку не мог предвидеть, что вы здесь окажетесь.

×
×