Звездный двойник

— Нет, конечно.

— Мы вас не побеспокоим. Спальни соединены гардеробной, но её мы заперли, а стены звукоизолированы.

— Ну и отлично. Как он?

— Лучше. Много лучше — пока.

Клифтон нахмурился:

— Почти всё время в сознании.

Подумав, он добавил ещё:

— Если хотите, можете навестить его.

Над ответом я размышлял долго.

— А что док говорит — скоро он сможет выйти на люди?

— Трудно сказать. Похоже, ещё не так скоро.

— А всё же? Три, четыре дня? Тогда можно отменить пока что всякие встречи и убрать меня наконец со сцены. Так? Родж… как бы вам объяснить… Я с радостью повидал бы его и выразил моё уважение… Но не раньше, чем выйду на публику в его роли последний раз. Иначе я… Словом, увидев его больным и немощным… Такие впечатления запросто могут всё испортить.

Когда-то я допустил ужасную ошибку, пойдя на похороны отца. Долгие годы после, думая о нём, я видел его лежащим в гробу, и только очень много времени спустя снова стал представлять его себе таким, каким отец был при жизни — мужественным, властным человеком, твёрдой рукой направлявшим меня и обучившим ремеслу. Я боялся, что с Бонфортом может выйти то же самое. До сих пор я играл бодрого, здорового мужчину в расцвете сил, каким видел его в многочисленных стереозаписях. Меня пугала мысль о том, что, увидев Бонфорта больным и слабым, я могу вспомнить об этом не вовремя, и тогда…

— Не смею настаивать, — ответил Клифтон, — вам видней. Можно, конечно, отменить все встречи и выступления, но хотелось бы, чтобы вы остались с нами до его полного выздоровления и продолжали выдерживать роль.

Я чуть было не ляпнул, что император просил меня о том же, однако вовремя прикусил язык. Разоблачение несколько сбило меня с панталыку; воспоминание же об императоре напомнило ещё об одном деле. Я вынул из кармана исправленный список и отдал его Корпсмену.

— Билл, это одобренный вариант для служб новостей. Одно изменение: вместо Брауна — де ла Торре.

— Чего-о?!

— Джезус де ла Торре вместо Лотара Брауна. Так пожелал император.

Клифтон был поражён, а Корпсмен вдобавок — зол.

— Какая ему разница?! Нет у него такого права, чёрт бы его побрал!

Клифтон тихо добавил:

— Билл прав, шеф. Как юрист, специализирующийся по конституционному праву, могу вас заверить, что утверждение списка императором — акт чисто номинальный. Вы не должны были позволять ему вносить какие бы то ни было изменения.

Мне жутко захотелось гаркнуть на них; сдерживало лишь успокаивающее влияние личности Бонфорта. Денёк нынче выдался тяжёлый — такая неудача, несмотря на все старания; я просто с ног валился. Хотел было сказать Роджу, что если бы император не был бы действительно великим человеком, царственным, в лучшем смысле слова, нам всем такую кашу довелось бы сейчас расхлёбывать!.. А все они виноваты — не натренировали меня как следует! Но вместо этого я раздражённо буркнул:

— Изменение внесено, и кончим об этом!

— Это ты так полагаешь! — взвился Корпсмен. — А я уже два часа, как передал список журналистам! Теперь иди назад и возвращай всё на свои места, ясно?! Родж, ты свяжись ещё раз с дворцом, скажи…

— Тихо! — сказал я. Корпсмен заткнулся, и я взял тоном ниже:

— Родж, вы, как юрист, может, и правы, не знаю. Зато знаю, что император в Брауне усомнился. Если кто из присутствующих желает пойти поспорить с императором — пожалуйста. Лично я никуда больше не собираюсь идти. А собираюсь я — снять эту допотопную хламиду, сбросить башмаки, высосать бочку виски и задать храпака.

— Погодите, шеф, — возразил Клифтон, — у вас ещё пятиминутное выступление по всеобщей сети с объявлением нового состава правительства.

— Сами объявите. Как мой первый зам в этом правительстве.

Клифтон растерянно заморгал:

— Л-ладно…

Но Корпсмен настаивал:

— А с Брауном что делать?! Ему ж обещано было!

Клифтон изумлённо вытаращил глаза:

— Когда это, Билл, и кем?! Его, как и всех прочих, лишь спросили, согласен ли он работать в правительстве — это ты имеешь в виду?

Корпсмен замялся, словно актёр, спутавший роль:

— Ну да! Это ж — всё равно, что обещание!

— Ничего подобного — пока состав кабинета не объявлен.

— Говорю тебе, он был объявлен! Ещё два часа назад!

— Н-ну… Боюсь, придётся созвать твоих парней и сказать, что ты ошибся. Или хочешь, я их соберу и заявлю, что им, по недоразумению, достался вариант, не одобренный мистером Бонфортом окончательно. Но сделать это следует до оповещения по всеобщей сети.

— Погоди. А этому — так всё и спустить с рук?

Похоже, Билл имел в виду скорее меня, чем Виллема, однако ответ Роджа свидетельствовал об обратном:

— Да, Билл. Сейчас не время заводить конституционные склоки. Не стоит оно того. Ну как, объявишь сам? Или лучше мне?

Повадками Корпсмен напоминал кошку, которая вынуждена подчиняться лишь потому, что её держат за шкирку. Он сморщившись, пожал плечами:

— Ладно уж, сам скажу. Хотел только убедиться, что сформулировано всё, как надо. А то — где налажаешь, потом такие разговоры пойдут…

— Спасибо, Билл, — мягко ответил Родж.

Корпсмен направился к выходу. Я окликнул его:

— Кстати, Билл! Заявление для газетчиков!

— А? Что там ещё?

— Ничего особенного. — Я буквально с ног валился от усталости. Роль постоянно держала на пределе. — Только скажи им, что мистер Бонфорт простудился, и врач прописал ему постельный режим и полный покой. Я вымотался, как собака!

Корпсмен фыркнул:

— Лучше скажу — пневмония.

— Это — как тебе больше нравится.

Стоило ему выйти, Родж наклонился ко мне:

— Шеф, я бы так делать не стал. В нашей работе от нескольких дней — вся жизнь порой зависит!

— Родж, мне, правда, нехорошо почему-то. Можете вечером по стерео об этом упомянуть.

— Но…

— Короче, я иду спать, и всё тут! Почему, в конце концов, Бонфорт не может «простудиться» и оставаться в постели до тех пор, пока он не придёт в норму? Каждый выход в этой роли увеличивает вероятность того, что кто-нибудь в один прекрасный день углядит фальшь! Да ещё Корпсмен этот — со своими вечными подковырками!.. Даже мастер ни на что путное не способен, если под руку постоянно тявкают! Так что — пора кончать. Занавес!

— Да не обращайте на него внимания, шеф. Я уж постараюсь, чтоб Корпсмен вам не докучал. Здесь ведь не в теснотище на корабле — масса возможностей не мозолить друг другу глаза!

— Нет, Родж, я уже всё обдумал. Сколько можно тут с вами валандаться?! Останусь, пока мистер Бонфорт не сможет на люди показаться — но выступать буду лишь в самом крайнем случае.

Вдруг мне стало как-то не по себе — я вспомнил, что император просил не отступать и понадеялся на меня…

— Мне действительно лучше не вылезать лишний раз. До сих пор всё гладко сходило, но — они ведь знают, что на обряд усыновления явился не Бонфорт, хотя не осмелились об этом заявить — доказательств не было. Они и сейчас могут подозревать, что подмена всё ещё работает, но наверняка уже не знают: а вдруг он сам уже выздоровел? Настолько, что смог провести аудиенцию, верно?

Клифтон вдруг виновато как-то смутился:

— Боюсь, они полностью уверены, что вы — дублёр, шеф.

— Ка-ак?!

— Мы вам всей правды не выкладывали — не хотели лишнего беспокойства… Док Чапек после первого же осмотра сказал: он лишь чудом может стать на ноги к аудиенции. И тот, кто его накачал, отлично знал, что делал.

— Та-ак. Стало быть, вы меня дурачили, говоря, что с ним всё в порядке. — Я сдвинул брови:

— Родж, что с ним? Только без вранья!

— Когда я вам врал, шеф? Потому и предлагал навестить его, хотя отказу обрадовался, не скрою.

Помолчав, он добавил:

— Может, пойдёте всё же с ним побеседуете?

— М-м… Нет, пожалуй.

Причины на то были прежние. Раз уж придётся играть и дальше, пусть хоть подсознание моё не отчебучит какой-нибудь пакости. Изображать нужно человека здорового.