Операция «Гадюка» (сборник)

— Пошли, а то я замерзну. Могли бы сообразить и выдать нам одежду.

— Чем скорее будем идти, тем теплее, — сказал Лядов.

И тут же закашлялся.

— Какое удовольствие, — сказал он. — Тысячу лет не кашлял.

— Дурак! — воскликнул Майоранский. — Для нас теперь любая бактерия может оказаться смертельной.

Вера схватила Егора за локоть, словно хотела спросить что-то важное, но испугалась, что их услышат.

— Пошли, — сказал Лядов.

— А далеко идти?

— Не бойтесь, не замерзнете. Сейчас солнце встанет, поздние птахи запоют… У вас живот не болит?

— Чертов доктор, — сказал Майоранский. — Попался бы он мне в руки, когда я заведовал лабораторией.

Они пошли по асфальтовой дорожке к желтеющему шагах в ста впереди фонарю.

Егор подождал, пока они отойдут метров на сто.

— Знаешь, куда они идут? — спросила Вера.

— В Максимово, — уверенно сказал Егор.

— Вот и не угадал. Это называется совхоз имени Максима Горького.

— Ах, черт! — сквозь зубы прошипел Егор. — А я им сообщал — Максимовка! Наверняка они не нашли!

— А что в вашем Максимове? — спросила девушка.

Светать еще только начинало, так что Егор видел силуэт Веры и мог лишь оценить, что она, оказывается, стройная и прямая — разве догадаешься, когда она в шинели?

— Я думаю, что военное биологическое предприятие, — сказал Егор. — У них цель — каким-то образом выпустить этот яд или газ на волю, чтобы отравить как можно больше людей, в идеале — всех людей на Земле.

— Ой, какой ужас! Ты уверен?

— Поэтому я за ними и примчался к вам.

— Что значит — к вам?

— Я объясню, только это трудно понять, потому что ты подумаешь, что я псих или ты с ума сошла, — в общем, вернее всего, ты мне не поверишь.

— Тогда я тебе скажу, — прошептала Вера. — Я корреспондент «Московского комсомольца». Знаешь такую газету?

— Желтая пресса.

— Когда желтая, а когда нормальная. По крайней мере мы никого не боимся. У нас были сигналы. А потом мы получили доступ к некоторым документам…

— О чем документы?

— Существует параллельный мир — теперь ты не смейся!

— Говори.

— Существует параллельный мир. В ФСБ и еще какой-то службе безопасности об этом знают, не считают информацию идиотической и даже смогли объяснить таким образом исчезновение некоторых людей. Чего молчишь?

— Смотрю по сторонам, — ответил Егор.

Он пытался запомнить дорогу, как Мальчик-с-пальчик в кармане великана.

По сторонам улицы шли деревенские домики, потом они кончились, и их сменили двухэтажные бараки.

Света в домах и бараках не было — видно, рано.

В одном из дворов забрехала собака, но негромко, словно понимала — нельзя будить людей в такой ранний час.

Белая табличка, прибитая к штакетнику, казалась голубой в рассветной мгле. На ней было написано «2-я Советская ул.».

Улица была освещена скупо — фонари встречались через сто метров, между ними господствовала синь.

Две фигуры, быстро шедшие впереди, вдруг исчезли.

Повернули направо.

— Смотри, как бы не упустить, — сказал Егор.

— Я профессиональная журналистка, — ответила Вера, — поэтому, пока ты бегал за своими друзьями, а потом в милицию, я узнала от людей, что семьдесят второй автобус, в который они сели, идет в совхоз имени Максима Горького, но это ничего не значит, потому что совхоз — обманка для шпионов. На самом деле дорога ведет дальше, к Зиханам-1. А это — закрытое территориальное образование. Химическое предприятие.

— Понятно, — сказал Егор.

— Ничего тебе не понятно, — ответила Вера. — Потому что дорога тут не кончается, а ведет в лес, в ГИТОС.

— Это что?

— ГИТОС — это Государственный институт технологии органического синтеза. Или Зиханы-2. Раньше он назывался филиалом НИИ органической химии и технологии, а еще раньше — филиал № 14 почтового ящика 47. Вот это и есть центр всего живого и неживого.

— Понятно, — повторил Егор.

— Но самое главное начинается дальше — еще семь километров лесом.

— А там что?

— А там Зиханы-4, военный город Министерства обороны, полигон в двадцать гектаров, военный НИИ. Мобильная бригада быстрого реагирования, воинская часть № 534697. Город на четыре тысячи человек…

— А Зиханы-3? Ты пропустила Зиханы-3.

— Может, его и не было.

— Как ты все запомнила? Неужели со слов этого шофера?

— Нет, мне пришлось заниматься захоронением отходов химического оружия. Многого мы не добились, но кое-где я побывала. И документы видела. Ведь беда здесь в том, что нет средств содержать эти городки, но в то же время нет средств, чтобы уничтожить все эти десятки тысяч тонн страшно ядовитой гадости, которой достаточно, чтобы трижды истребить все живое на Земле.

— И у американцев, конечно, тоже есть? — Егор удивился вспышке собственного патриотизма.

— Молодец, — оценила его патриотизм Вера. — Смело, товарищи, в ногу. Кстати, разговор идет об этой базе. Она законсервирована. Разработки не ведутся, склады недоступны для злоумышленников.

— Речь идет о военных Зиханах?

— Нет, там есть народ, и там есть бригада, сведенная до двух рот, там есть население. Военные не уверены, навсегда ли запрещено химическое и биологическое оружие. А вдруг снова позовут штурмовать дворец Амина? Ты знаешь про Амина?

— Все ясно — я инопланетянин, — сказал Егор.

— Не отшутишься. Ты из параллельного мира, на тебе это написано. Я же не первую неделю здесь ошиваюсь. И твои жмурики тоже из параллельного мира. Ты мое везение, ты моя карьера.

— Вера, помолчи, — сказал Егор, — они опять куда-то повернули.

— Они не хотят попасть на военный полигон, — сказала Вера. — Чует мое сердце, что направились они на законсервированный объект Зиханы-2.

Над полем ползли рваные слои тумана, похожие на японский гриб, который раньше было принято держать в домах. Гриб жил на подоконнике, испражнялся в воду, и она приобретала своеобразный кислый вкус. Пили всей семьей, включая невинных детей. Потом кто-то сообразил, что грибы канцерогенные, они из домов исчезли, и Егор так и не узнал, есть ли такие грибы в Японии.

В тумане по пояс шагали две фигурки — химики Берии.

— Не спеши, — сказала Вера, — если мы тоже пойдем по открытому месту, есть опасность, что они нас увидят. Давай подождем. Эта дорога тупиковая — им некуда идти за Зиханы-2.

— Я посижу? — спросил Егор.

Ноги страшно устали, просто отваливались. Тошнило.

— Тебе наш воздух вреден? — спросила Вера.

— Это и мой воздух, — обиделся Егор.

— Ладно, тогда объясни. И поверь, что моя голова устроена нормально, в смысле я могу переваривать любую сумасшедшую информацию. Я к этому готова. Я, кстати, два месяца в Чечне в плену была, без света и в наушниках.

Егор смотрел, как две фигурки агентов вдруг разом исчезли.

— Смотри…

— Я думаю, что если ты устал, то они устали втрое, — сказала Вера. — Ты молодой, а они пожилые. Они тоже уселись.

Она была права. Когда туман развеялся, из-за куста на опушке, за которым скрывались Егор с Верой, стало видно, что один из агентов сидит, а второй лежит на земле.

От травы и листьев шли различные запахи, Егор отвык от них, и его мутило еще больше.

— Если тебе не очень плохо, — попросила Вера, — ты расскажи мне, что можешь, а то потом времени не окажется.

— Тогда слушай, — сказал Егор, он решил быть с ней откровенным. Ведь подписки он никому не давал, и чем больше Вера будет знать, тем больше можно ей доверять. Так он чувствовал.

При утреннем свете он смог наконец разглядеть настоящую Веру.

Широкоскулая, с тяжелыми веками и низким широким лбом… лицо из былины. Глаза рыжие, в зелень. Широкие плечи, но грудь совсем маленькая… глаза выхватывали детали тела, лица, но общее пока ускользало.

Поглядывая на поле, не ожили ли там шахматисты, Егор поведал Вере вкратце о Нижнем мире, о том, как в него попадают люди, и даже смог — за те же десять минут — рассказать о Берии и консулах, о борьбе среди них и о том, как они замыслили уничтожить Верхний мир, прежде чем он поглотит их.