Хозяйка розария

Хелин достала из шкафа бокал и налила себе глоток вина. На шее Хелин красовалось гранатовое ожерелье, подарок Эриха на день свадьбы, насколько знала Беатрис. Камни пламенели ярким красным цветом в лучах заходящего солнца, светившего в окно кухни.

— Мы с Франкой проведем приятный уютный вечер, — сказала Беатрис. — Мы заказали пиццу, а вина в доме, слава богу, достаточно. Жаль, что становится прохладно и нельзя накрыть стол в саду.

День был очень теплым, но стоило солнцу склониться к западу, как с моря подул холодный, пробиравший до костей ветер.

Хелин мурлыкала под нос какую-то мелодию. Беатрис смотрела на нее, опершись на сервант, испытывая странную смесь раздражения и невольного веселья.

Несколько минут все молчали, но пауза не успела затянуться слишком надолго, так как с улицы донесся шум мотора подъехавшего автомобиля. Приехал Кевин.

Он без стука вошел в кухню, так как дверь была открыта, а Кевин давно считал себя членом семьи. В этот вечер он был одет красиво и роскошно, так как знал, какое значение придает Хелин таким событиям. Волосы, уложенные феном, блестели, по случаю ужина Кевин надел свой самый красивый галстук.

«Но выглядит он жалко, — подумала Бестрис, — да и спит он, видимо, неважно. Вообще, Кевин производит впечатление человека, которого одолели тяжкие заботы».

Кевин сделал Хелин пару экзальтированных комплиментов по поводу ее платья, обнял Беатрис и лучезарно улыбнулся Франке.

— Франка, как чудесно, что вы снова здесь. Беатрис не говорила, что у нее гость!

— Все произошло очень быстро, — вставила слово Беатрис. — Кевин, мы, конечно, завидуем, что сегодня ты накрываешь стол для Хелин, а нам придется довольствоваться пиццей. Надеюсь, что скоро ты пригласишь в гости и нас!

— Клянусь. Во всяком случае, это произойдет до отъезда Франки. Вам непременно надо отведать мою кухню, Франка. После этого вы не захотите ничего другого, — он улыбнулся и взял Хелин под руку. — Идем, нам надо спешить, пока еда не потеряла праздничный вид. Мы проведем чудесный вечер. Беатрис, после ужина я доставлю Хелин домой в целости и сохранности.

Лицо Хелин сияло. Она чувствовала себя молоденькой девушкой, которую ее поклонник пригласил на танцы, за которыми последует многообещающая прогулка при луне светлой весенней ночью. Она забыла, что ей восемьдесят, а Кевину тридцать, что Кевину нет дела до женщин. Время от времени Хелин надо было погрузиться в ирреальный мир, почувствовать, что вся жизнь еще впереди и что она еще получит от нее все, что жизнь может ей преподнести. Беатрис, которой никогда это не удавалось, смотрела на Хелин с презрением, к которому, впрочем, примешивалась немалая толика зависти.

Когда Кевин и Хелин ушли, Франка удивленно сказала:

— Странно, зачем Кевину все эти хлопоты? Он еще молодой человек и наверняка он может в субботний вечер позволить себе нечто лучшее, чем ужин для старой дамы.

Беатрис закурила сигарету.

— Конечно, он может позволить себе что-нибудь более приятное. Но не стоит переживать за Кевина, что он жертвует своим временем ради Хелин. Кевин прекрасно знает, зачем он это делает. В конце концов, он уже много лет сосет из нее деньги, а она снова и снова подпадает под его чары. Так что у него в этом смысле все в порядке. Он никогда не сможет с ней расплатиться, но Хелин дает ему понять, что никогда не будет требовать от него возвращения долга. Она никогда этого не сделает.

— Но значит у нее так много денег, что она может без конца их ему одалживать?

Беатрис покачала головой.

— Денег у нее не так много, и поэтому я не могу оправдать поведение Кевина. Хелин получает сравнительно скромную пенсию, но за много лет ей удалось скопить некоторую сумму, из нее-то она и одалживает деньги Кевину, покупая этим его расположение. Кевин это знает и беззастенчиво этим пользуется. Естественно, он говорит, что она не должна ему ничего давать, но ясно же, что с одинокой старой дамой можно делать все, что угодно, ведь она, в известном смысле, абсолютно беззащитна. Вы же сами видели, что для нее означает этот вечер. Ради таких вечеров она готова отдать Кевину последний грош.

— Неужели Хелин так одинока? — спросила Франка. — Мне казалось…

— Бог видит, что есть люди и более одинокие, чем она. Она живет со мной под одной крышей, о ней заботятся Мэй и Кевин. Но я думаю… — Беатрис стряхнула пепел в раковину, — что страдание всегда субъективно. Если Хелин страдает, то она страдает, несмотря на то, что все вокруг считают, что у нее все хорошо. Она страдает от весьма своеобразного одиночества. Она считает, что жизнь обошла ее стороной, что она была лишена всего, что составляет суть и смысл жизни. Она хочет вернуть себе юность, а так как это, естественно, невозможно, то она хочет предаваться, на худой конец, иллюзии юности. Вы же сами видели это немыслимое девчоночье платье, которое она выбрала для сегодняшнего вечера. Здесь прячется тот самый пунктик, который и позволяет безнаказанно ею манипулировать. Кевин очень хорошо почувствовал эту слабину. Для Хелин он играет роль кавалера старой школы, кавалера, который целует ей ручки и говорит, как сказочно она выглядит. От такого поведения она просто тает.

— Может быть, во всем этом и есть какой-то смысл, — задумчиво произнесла Франка. — Конечно, можно сказать, что со стороны Кевина это подло, заставлять Хелин платить деньги за его внимание, но, тем не менее, она получает от него то, что позволяет ей легче переносить старость. Думаю, что последние годы жизни не просты, и такие вечера и радостное их ожидание стоят дороже всех денег мира.

— Хелин очень капризное и избалованное создание, она не знает меры своим претензиям, — раздраженно ответила Беатрис. — Она всегда считала, что жизнь должна гладить ее по головке, и она действительно, пользуясь своими вечными жалобами, долго находила людей, готовых баловать и ублажать ее. Но это же чистое безумие так выбрасывать деньги на ветер. В конце концов, вполне возможно, что я умру раньше, чем она, и ей потребуются деньги, чтобы оплачивать уход. Она просто не думает, что с ней может приключиться такое несчастье.

— Как давно умер ее муж? — спросила Франка.

— Эрих? В мае сорок пятого, — коротко ответила Беатрис и потушила сигареты в тарелке. — Он покинул нас ровно пятьдесят пять лет тому назад.

Жесткий тон Беатрис немного обескуражил Франку, но она все же спросила:

— И… это было плохо для Хелин? Это было плохо для вас?

— Плохо? — Беатрис закурила следующую сигарету, выдохнула дым и принялась задумчиво рассматривать синеватые кольца, вьющиеся в воздухе. — Видите ли, люди всегда испытывают потрясение, когда кто-то внезапно умирает. Пусть еще он достиг бы возраста, когда смерти можно ждать, но к Эриху это не относится. Ему было сорок четыре года, когда он умер, и это был настоящий шок. Вероятно, для Хелин больше, чем для меня, но и я тоже была потрясена.

Она на мгновение замолчала. Франка смотрела на нее, ожидая продолжения. Она хотела больше знать об Эрихе, о том, что происходило в этом доме много лет назад. Она и сама не понимала, побуждает ли ее к этому искренний интерес, или она просто пытается заглушить внутренний голос, напоминавший ей о Михаэле, внушавший ей страх и доходчиво объяснявший, что своим немыслимым бегством она совершила поступок, который не может кончиться ничем хорошим. Но Франка не желала сейчас слушать внутренний голос. Она была слишком сильно измотана, чтобы разбираться во всех свалившихся на нее проблемах.

«Об этом я буду думать завтра. Или послезавтра. Когда-нибудь, когда пройдет эта свинцовая усталость».

— Но шок прошел, — снова заговорила Беатрис. — И, в конечном счете, мы испытали облегчение. Я не могу сказать, что Эрих был совершенно законченным злодеем, но фактически он был вредным и опасным человеком. Он приносил другим несчастье даже тогда, когда был преисполнен самых добрых намерений. Честно говоря, я не могу утверждать, что сожалею о его смерти.

— Он до самой смерти продолжал плохо обращаться с Хелин?