К полуночи почти все спиртное было выпито, и Беатрис предложила Мэй и Кевину остаться на ночлег. Мэй тотчас отказалась, сказав, что привыкла спать в своей постели и в привычной обстановке.

— Но ты оставайся, Кевин, — но и он отказался от предложения.

— Нет, нет, мне надо домой, — поспешно сказал он.

«Он сильно сдал, — подумала Франка, — у него даже ввалились щеки».

Он был теперь не так ухожен, как прежде, не такой стильный. Он давно не стригся, от него пахло потом. Ему было плохо, но было непонятно, идет ли речь о душевных страданиях, или о физическом недуге. Он не выказывал ни малейшего желания рассказывать о том, что с ним происходит, но вместо этого торопливо попрощался.

— Его может остановить полиция, а он, ко всему прочему, потерял права, — с тревогой в голосе сказала Беатрис. — Такого легкомыслия я никогда раньше за ним не замечала. К тому же он сильно нервничает. Хотелось бы мне знать, чем он теперь занят.

На следующий день все спали допоздна. В доме было еще тихо, когда проснулась Франка. Она прищурилась от яркого солнца, села и едва не вскрикнула от боли. Голова раскалывалась, глаза горели.

— О, господи, — пробормотала она вслух, — сколько же я вчера выпила?

Она осторожно встала с постели, дотащилась до окна и выглянула на улицу. Майский день открылся ей в своем солнечном сиянии, свежести и прозрачности. Вдали сверкало и искрилось море. У горизонта над водой висела привычная утренняя дымка, но и она почти растаяла.

«Какой чудесный день», — подумалось ей.

Она надела халат, и, как можно тише ступая на цыпочках, спустилась вниз. Во рту страшно пересохло, и очень хотелось пить.

На столе стояли неубранные со вчерашнего вечера стаканы и тарелки. В большом кувшине малиново пламенел крюшон. Франка заковыляла в кухню. Каждый шаг отдавался в голове болезненным толчком.

«Хотелось бы мне знать, где здесь аспирин», — подумала она.

Она стояла, опершись на раковину, и мелкими глотками пила воду, когда на улице раздались чьи-то шаги. Кто-то шел к дому. Через секунду в кухонном окне показалось лицо Кевина, стоявшего у входа на веранду. Франка так испугалась, что едва не выронила стакан.

— Господи, это же всего лишь Кевин, — сказала она себе вслух и открыла ему дверь.

Он тотчас вошел, очевидно, испытывая большое облегчение от того, что встретил в доме уже проснувшегося человека.

— Ах, Франка, как приятно вас видеть, — сказал он. — Я понимаю, что еще очень рано, но….

Он не закончил предложение, так как и сам не мог объяснить, какая причина вытолкнула его в такую рань из постели. Если он, вообще, в ней был. Глядя на него, Франка сильно в этом сомневалась. Кевин выглядел так, словно всю ночь не смыкал глаз и даже не ложился.

— Я хотел спросить, нет ли у вас желания прийти сегодня вечером ко мне, — торопливо заговорил он, — я имею в виду всех — вас, Хелин и Беатрис. Сегодня день смерти мужа Хелин, и ей всегда тяжело в этот день. Я что-нибудь приготовлю, и мы сможем немного отвлечь ее от мрачных мыслей.

— О, это превосходная идея, — удивленно ответила Франка. — Я с удовольствием приду. Хелин и Беатрис еще спят, но думаю, что и они будут очень рады.

— Ну так, может быть, вы мне позвоните, когда все будет ясно, — Кевин нерешительно переминался с ноги на ногу. Было видно, что он сильно нервничает и очень напряжен. Его явно расстроило, что он не встретил ни Хелин, ни Беатрис, но на это он едва ли мог рассчитывать в такой ранний час.

— Вы действительно думаете, что они согласятся? — спросил Кевин.

Казалось, что от этого решения для него зависело очень многое. Франка смотрела на его бледное лицо и думала: неужели одни только денежные проблемы могли лишить этого человека сна и покоя?

— Не вижу здесь никакой проблемы, — дружелюбно ответила Франка. — Я, во всяком случае, приду.

— Отлично, значит, договорились? Я жду вас у себя в семь часов, — сказал Кевин. Он устало отбросил со лба прядь волос, и Франка заметила, что лицо его покрыто пленкой пота.

— Вы себя плохо чувствуете? — спросила она. — Вы ужасно выглядите. Не хотите кофе?

— У вас нет коньяка? — неожиданно спросил он.

Франка, смутившись, принесла из столовой бутылку и стакан. Кевин одним глотком опрокинул стакан, еще раз напомнил Франке время визита и попрощался.

Франка заварила себе крепкий кофе, еще раз безуспешно поискала аспирин, и, взяв книгу, вернулась в гостиную. Тяжесть в голове и недосыпание сделали свое дело.

Несмотря на выпитый кофе, Франка уснула, сидя в кресле.

Алан сидел за столом, завтракал и читал «Таймс», и в отчаянии спрашивал себя, почему так часто приходится ему дважды прочитывать один и тот же абзац, чтобы понять его содержание. Почему он не может сосредоточиться? На столе был апельсиновый сок, чай, яйца всмятку, обжаренный хлеб, разные сорта мармелада, сыр и пара ломтиков лосося. Алан прилагал все мыслимые усилия, чтобы на столе было все, что любила Майя. Это был настоящий воскресный завтрак — но он приготовил его в понедельник. В восемь часов он позвонил секретарше и сказал, что не придет сегодня в контору.

— Но… у вас назначены встречи… — в ужасе залепетала она, но Алан перебил ее: — Отмените все. Я приду завтра утром, — и положил трубку.

В субботу он скупил почти весь продовольственный отдел в «Хэрроде», потратив массу времени на то, чтобы выбрать все самое лучшее. Собственно, он хотел поехать в магазин с Майей, но она еще утром объявила, что поедет к Эдит и проведет с ней весь день.

— Ты снова собираешься к Эдит? — спросил Алан, удивленно вскинув брови. — За последнюю неделю ты была у нее уже два раза!

— Я знаю. Но в выходные дни она особенно радуется. Знаешь, в домах престарелых субботы длятся целую вечность.

— Ты меня и в самом деле удивляешь. Ты все время жаловалась, что я о тебе совсем не забочусь, что меня все время нет дома, что ты все время одна. Теперь у меня есть время, я могу провести с тобой целый день, и именно на этот день ты куда-то исчезаешь. Ты могла бы навестить Эдит и на следующей неделе!

Она озабоченно посмотрела на него.

— Ой, об этом я и не подумала. Прости, Алан. Но если я откажу Эдит, то…

— Нет, нет! — смиренно возразил он. — Ни в коем случае. Нельзя отказываться от визита в последний момент. Эдит почувствует себя обманутой, — он задумался. — Если бы я поехал с тобой, тогда…

Он почти сразу заметил, что это предложение ее ужаснуло.

— Знаешь, Алан, она неважно себя чувствует. Думаю, она хочет побыть со мной наедине. Так что, если ты не обидишься…

— Нет, нет!

Он, естественно, не чувствовал обиды. Он ощутил беспокойство. Что-то здесь не сходилось. Он знал Майю с момента ее появления на свет. Он слишком хорошо ее знал. Майя никогда не выказывала особой привязанности к семье. Майя была в какой-то степени привязана к своей бабушке Мэй, но эта привязанность основывалась главным образом на банкнотах, которыми бабушка Мэй щедро делилась с внучкой. Наверное, она неплохо относилась и к Эдит, но, зная Майю, трудно было бы предположить, что она побывает в доме престарелых трижды в течение каких-то десяти дней. Он-то хорошо знал, какой суеверный страх она испытывает перед стариками. Их она избегала, как только могла.

В довершение всего, она и в воскресенье собралась ехать в Хенли. Алан уже принялся готовить завтрак, который должен был выглядеть в точности как сегодняшний, когда вошла Майя и сказала, что уедет на целый день.

— Эдит что-то совсем расхворалась. Я просто хочу побыть с ней, пожалуйста, пойми меня!

И вот теперь, за одиноким завтраком первого мая, в голове его ворочались неприятные мысли. Может быть, все это лишь игра его воспаленного воображения? Майя же говорила ему, что хочет измениться. Она даже показала ему, что сказала это вполне серьезно.

Но так ли это?

В первый вечер, во всяком случае, это было так. Он положил в чашку сахар и принялся задумчиво его размешивать. Он мысленно увидел ее: опрятно одетую и прилично накрашенную — совершенно не похожую на ту размалеванную девицу, какой он привык ее видеть. Но все это было чисто внешнее, это было маской. Сделать это Майе было легко и просто.

×
×