34  

– Вы не должны были привозить меня сюда. Священнику…

– Не волнуйтесь. Вам никто не будет здесь докучать. Я все объяснил хозяйке. Она понимает.

– Но почему, Санчо, почему?

– Я подумал, что лучше нам не заполнять гостиничных ficha – по крайней мере сегодня вечером. А то ведь эти жандармы…

– Значит, мы прячемся в публичном доме?

– Да. Можно и так сказать.

Со стороны кровати послышался крайне неожиданный звук. Звук сдавленного смеха.

Санчо сказал:

– По-моему, я еще ни разу не слышал, чтоб вы смеялись. Что это вас так позабавило?

– Извините. Это очень нехорошо с моей стороны – смеяться. Но я просто подумал: что сказал бы мой епископ, если б узнал? Монсеньор – в публичном доме! Ну, а почему, собственно, нет? Христос общался же с мытарями и с грешниками. И все же лучше мне, пожалуй, подняться к себе и запереть дверь. А вы – будьте осторожны, дорогой Санчо, будьте осторожны.

– Для того они и существуют, эти штуки, которые вы назвали воздушными шариками. Для предосторожности. Отец Йоне, наверное, сказал бы, что я не только прелюбодействую, но еще и занимаюсь онанизмом.

– Пожалуйста, не говорите мне, Санчо, никогда не говорите мне о подобных вещах. Это все настолько личное – надо хранить это про себя, кроме, конечно, тех случаев, когда вы хотите исповедаться.

– А какую епитимью вы наложили бы на меня, отче, если бы я пришел к вам утром на исповедь?

– Как ни странно, но мне очень мало приходилось сталкиваться с такими вещами в Эль-Тобосо! Люди, наверно, боятся рассказывать мне о чем-то серьезном, потому что каждый день встречают меня на улице. Вы знаете – хотя вы этого, конечно, не знаете, – я терпеть не могу помидоры. И вот представим себе, что отец Герберт Йоне написал бы, что есть помидоры – смертный грех, а ко мне в церковь приходит старушка, которая живет рядом, и признается на исповеди, что съела помидор. Какую епитимью я на нее наложу? Коль скоро сам я помидоров не ем, то не могу и представить себе, какое это для нее лишение – не есть помидоров. Конечно, было бы нарушено правило… правило… от этого никуда не уйдешь.

– А вы уходите от ответа на мой вопрос, отче: так какую же все-таки епитимью?..

– Наверное, прочесть один раз «Отче наш» и один раз «Богородице, дево, радуйся».

– Всего один раз?

– Если как следует прочесть молитву один раз, это все равно, что бездумно отбарабанить ее сто раз. Количество не имеет значения, мы ведь не лавочники. – И он тяжело поднялся с кровати.

– Куда вы, отче?

– Почитать пророка Маркса, пока не засну. Хотелось бы мне пожелать вам спокойной ночи, Санчо, но я сомневаюсь, будет ли ваша ночь спокойной в моем понимании.


ГЛАВА VIII

О любопытной встрече, которая произошла у монсеньера Кихота в Вальядолиде

Санчо был в наимрачнейшем настроении – это уж точно. Он не пожелал даже сказать, по какой дороге им ехать из Саламанки. Такое было впечатление, будто долгая ночь, проведенная в доме, где он бывал в юности, лишь породила в нем злость: всегда ведь опасно в зрелые годы пытаться воссоздать пережитое в юности. А возможно, у него вызвало такое раздражение необычно хорошее настроение отца Кихота. Поскольку никаких особых причин избрать иное направление не было, отец Кихот предложил поехать в Вальядолид, чтобы посмотреть на дом, где великий биограф Сервантес завершил жизнеописание его предка.

– Если только вы не считаете, – нерешительно добавил он, – что мы можем наткнуться на ветряные мельницы и на этой дороге?

– Они заняты более важными предметами, чем мы с вами.

– Какими же?

– А вы не читали сегодняшней газеты? В Мадриде застрелили генерала.

– Кто же это сделал?

– В старые времена все взвалили бы на коммунистов. Нынче, слава богу, под рукой всегда есть баски и ЭТА [баскская террористическая организация].

– Упокой, господи, его душу, – произнес отец Кихот.

– Могли бы не жалеть генерала.

– Я его и не жалею. Я никогда не жалею умерших. Я им завидую.

Настроение у Санчо не улучшалось. На протяжении ближайших двадцати километров он один только раз раскрыл рот, да и то чтобы напуститься на отца Кихота.

– Что это вы молчите и не выкладываете ваших мыслей?

– О чем?

– О прошлой ночи, конечно.

– О, я расскажу вам о прошлой ночи за обедом. Мне очень понравилась эта книга Маркса, которую вы мне дали почитать. В душе он был по-настоящему хорошим человеком, верно? Некоторые вещи меня просто поразили. Никаких скучных выкладок.

  34  
×
×