Но один воин, раз за разом попадавший в поле зрения Шарроукина, беспокоил его сильнее прочих. Этот невероятно искусный мечник превосходно видел границы между жизнью и смертью, и он скользил мимо мечей и пуль, будто растворившийся в тенях, — с такой легкостью, с какой обычный человек пересекает комнату. Его мечи беспрестанно вторгались в пространства, занимаемые живыми, после чего живых не оставалось.

Именно его Шарроукин должен был убить.

Люций заметил надвигающуюся тень за мгновение до удара.

Он резко повернулся, чтобы избежать неизвестной атаки, но даже его реакции оказалось недостаточно.

Его словно ударили осадным молотом: из легких выбило воздух, когда спикировавший воин опрокинул его на пол. Люций откатился в сторону от устремившегося вниз черного клинка, а второй блокировал с рефлекторной быстротой. Увидев, что воин в черном бросается на него, он согнул запястья, сводя мечи в крестовом блоке; изменил хват и развернулся на пятках, собираясь одним ударом в горло покончить с противником.

Его меч столкнулся с бритвенно-острой сталью, и лишь отчаянное парирование спасло его собственную шею от метнувшегося к нему бесшумного клинка. Люций был впечатлен — и рад, что ему удалось найти воина, который знал, с какого конца надо держать меч. Большинство противников остались бы без оружия после его первого блока.

— У тебя хорошие навыки, — сказал он, когда они начали кружить друг напротив друга.

Воин не ответил, и только тогда Люций заметил, что он не был Железноруким.

— Гвардеец Ворона, — сказал он, узнав хват, стойку и наклон мечей, которые предпочитали теневые воины Коракса. — Теперь понятно, почему ты еще жив.

Гвардеец Ворона атаковал его стремительной серией обескураживающих ложных выпадов, высоких ударов и немыслимо быстрых уколов, и Люций парировал, уклонялся и пятился назад, следуя за все ускоряющимся темпом дуэли. У воина были не только навыки, но и талант. Или даже дар.

— Давно я не убивал черных птичек, — хихикнул Люций. — Еще с Исствана.

Воин не отреагировал на провокацию, а значит, был еще более искусен, чем Люций полагал. Осознав, что разозлить воина так просто не удастся, он подавил потребность унижать противника, убивая его. Раз за разом они набрасывались друг на друга, кружась, как танцоры в номере, что окончится лишь со смертью одного из выступающих.

Люций изучал воина, пока они дрались. Его движения были словно текущее масло — плавная последовательность переходящих друг в друга стоек. Его боевой стиль был безупречен, технически совершенен, но усиливался врожденным пониманием фехтовального искусства. Люций пораженно осознал, что этот воин был ему почти ровней.

При мысли, что у противника есть шанс победить, Люция пронзила вспышка неуверенности. Он засмеялся, опьяненный радостью от долгожданной встречи с достойным противником, до предела взволнованный тем, что может проиграть, пусть даже вероятность этого была близка к нулю. Она существовала, и одно это было достаточной причиной для восторга.

— Друг мой, — сказал он, парируя низкий удар в пах и игриво отвечая выпадом к голове. — Я обязан узнать твое имя.

Ответом ему стали коброй метнувшийся к шее меч и атака в горло с разворота. Разозлившись, Люций отбил оружие и рубанул по запястью Ворона. Черный клинок отвел удар, и немыслимо быстрая контратака оставила глубокую царапину на орле, украшавшем нагрудник Люция.

— Отвечай, чтоб тебя, — рявкнул Люций, и еще один жалящий выпад проскользнул сквозь его оборону, оставив на щеке глубокий порез. Пораженный, Люций выскочил из дуэльного круга и опустил оружие. С лица его закапала кровь, и гнев испарился во вспышке восторженного счастья.

— Ты меня ранил, — сказал он, одновременно восхищенный и взволнованный. — Ты меня в самом деле ранил. Ты хоть понимаешь, как редко это бывает?

Не успел воин ответить — хотя Люций особо и не рассчитывал на ответ, — как кто-то третий ворвался в круг и сбил его с ног. Люций тяжело упал, выпустил мечи из рук и ударился головой о покоробившиеся плиты настила. Глаза заволокло тьмой и кровавым туманом, но ему удалось заметить розово-золотое мутное пятно, метнувшееся к Ворону-мечнику.

Новоприбывший взмахнул парными мечами, намереваясь отрубить Ворону голову, и даже сквозь кроваво-красную дымку Люций узнал неуклюжий стиль Бастарне Абранкса. Гвардеец Ворона наклонился, уходя от атаки, и обогнул противника. Его мечи погрузились в поясницу Абранкса, в щель между спинной пластиной и кулетом. Абранкс закряхтел от боли и успел лишь развернуться лицом к врагу, как ему перерезали горло одним мечом и сняли скальп другим.

Абранкс упал, мертвый, и Люций рассмеялся при виде этого позора. Он сомневался, что даже Фабий смог бы вернуть его после таких повреждений.

Гвардеец Ворона не остановился, чтобы насладиться убийством, а прыгнул к Люцию, собираясь покончить с ним.

Но у Судьбы, видимо, еще были на него планы.

В центре посадочной палубы мгновенно вырос раскаленно-голубой купол электрического огня, и оглушительный раскат вытесненного воздуха пронесся через сводчатое помещение, словно ударная волна от атмосферного взрыва. Гвардеец Ворона покачнулся, а Люций почувствовал горький металлический привкус телепортационной энергии. Он заморгал, пытаясь прогнать остаточные пятна от многочисленных источников света и призрачные отблески никогда не существовавших вещей.

Бой на посадочной палубе прекратился, когда голубой свет исчез.

На его месте стоял Пертурабо, окруженный роботами-стражами.

Глава 15

ДРУГОЙ СПОСОБ СРАЖАТЬСЯ

ЖЕЛЕЗО ВНУТРИ

ВСЕ К КАПИТАНУ!

Таматика пробежал через весь инженариум, лавируя между элементами управления реакторной вентиляцией и струями газа, что вырывались из них. Достаточно горячие, чтобы отделить плоть от костей, эти струи сдирали краску с брони, а внутри доспеха было жарко, как в печи. Таматика обливался потом под комбинезоном; капли пота жгли глаза, и поток данных на визоре становился размытым.

Клапаны аварийного сброса работали на пределе, по возможности быстро отводя энергию из реактора. Таматика задержался у одного из контрольных пунктов: костяные сегменты цифр на табло пощелкивали, отсчитывая убывающие значения со скоростью альтиметра на падающем самолете. С помощью восстановленной сервосбруи фратер дотянулся до красных железных вентилей на трубах, и шип для загрузки данных подключился к ближайшему открытому терминалу. В кровь от перегруженных реакторов проник синестетический жар.

— Все равно еще слишком много, — сказал Таматика. — Тиро это не понравится. Совсем не понравится.

Голоса, орущие в ухо, требовали отчета, но он не обращал на них внимания. Да и что он мог им ответить? Сколько бы регулирующих стержней он ни задействовал, уровни мощности в корабельных реакторах зашкаливали, приближаясь к критической отметке.

— А когда это произойдет…

Он не стал заканчивать мысль и двинулся дальше по залу, мимо гибнущих сервиторов, все еще работавших, хотя их кожа пузырилась и облезала от невыносимой жары. Машиновидцы, имевшие экзозащиту, старались управлять системой сброса так, чтобы энергия отводилась в резервные контуры, и искали дополнительные способы безопасно избавиться от излишка мощности. Бесполезное занятие, но так они хотя бы дадут капитану время отразить абордаж. Таматика больше не мог ничего сделать и чувствовал досаду из-за того, что поставил всех в такое положение.

— Мне надо на палубу, сражаться, — сказал он, краем глаза следя за тактическими сводками, которые поступали из корабельных инфоустройств.

Посадочная палуба с трудом, но держалась; данные о врагах на первый взгляд казались бессмысленными, но не эта битва волновала Таматику. Несколько отдельных отрядов проникли на «Сизифей» и выше посадочной палубы. Силы быстрого реагирования уже двинулись им на перехват, но чем дальше, тем сильнее казалось, что задачей первой атаки было удержать защитников на одном месте и таким образом расчистить путь к какой-то иной — истинной — цели.

×
×