Ангел Экстерминатус - i_003.jpg
Кузнец войны Форрикс, первый капитан Железных Воинов

Форрикс прошел вдоль нового сегмента, который возвели тяжело качающиеся, изрыгающие дым, все перемалывающие механизмы Пневмашины, казавшиеся колоссальными в своей трудолюбивости муравьями-рабочими, собирающими для своей королевы муравейник из листового металла, жидкого пермакрита, высокопрочной арматуры и сверхплотного утрамбованного щебня. Такие стены могли выстоять после выстрела из макроорудия звездного корабля. В полотне стен помещались блокгаузы, бараки и опорные пункты, которые уже начали занимать батальоны Селювкидских торакитов.

Пыль от орбитальной бомбардировки висела в воздухе зернистым туманом, приглушая странный свет в небесах. С орбиты казалось, что на планете спокойно и ясно, но на земле все было совсем не так. Воздух наполняли едва слышные завывания, похожие на жалобный плач: необычный побочный эффект от бомбардировки или затяжное эхо какого-то местного явления. Но в любом случае это был тревожный звук: наполовину стенание, наполовину злобное проклятие. В загрязненном небе клубились странные цвета: на гнилостно-желтом пологе растекались вихри фиолетовых и красных кровоподтеков, извергался пеной желчно-зеленый.

И все это освещало фосфоресцирующее сияние от Амон ни-шак Каэлис.

Из-за стен в небо лился лучистый изумрудный свет, будто камни далекой гробницы были радиоактивны. Он тек над пейзажем лениво и сонно, окутывая армии вторжения ядовитым зеленым сиянием.

Это место вызывало у Форрикса все большую неприязнь.

Он смотрел, как рабы-клепальщики суетливо бежали за гигантской машиной, которая поглощала обломки и, изрыгая дым, откладывала уже сформированные блоки из спрессованного камня, и наслаждался монотонным ритмом их работы. Гидравлические челюсти механизма раскалывали собранные камни, а поршневые молоты ударами формировали из них блоки, которые отправлялись на место установленными позади подъемниками. Форрикс опустился на колено, чтобы рассмотреть формованный камень там, где он упал на землю, и увидел паутину тонких как волос трещин, расходящихся от скошенного основания. Стены уже надо было укреплять, и Форрикс неверяще покачал головой.

Механизмы Пневмашины двигались дальше, не прекращая строительства, которое шло гораздо медленнее, чем он требовал, но все равно неумолимо. Форрикс подошел к складной железной лестнице, привинченной к стене, и забрался на парапет, ведущий в крытый переход со свешивающимися кинетическими щитами, дырами-убийцами и заслонками от гранат. Стены, предназначенные для обеспечения безопасности на месте высадки или для того, чтобы помешать вражеским силам освободить осажденный город, с их квадратными углами и жесткими линиями, были полной противоположностью органической архитектуре этого мира.

Во всех направлениях от места высадки до самого горизонта тянулось выровненное бомбами поле — зона отчуждения, зачищенная орбитальным обстрелом. Ничто не двигалось на этой разглаженной пустоши, только мерцающие отражения и плывущие облака дыма нарушали однообразную пустоту.

Но несмотря на оголенность пейзажа, Форрикс не мог избавиться от чувства, что за ним следят — будто армия невидимых наблюдателей изучала его, оценивала, решала, чего он стоит. Форрикс помотал головой, прогоняя ощущение, и зашагал по парапету. Железные Воины 134-го гранд-батальона и торакиты заняли позиции на стенах. Офицеры уважительно кивали ему, когда он проходил мимо. Форрикс пересек парапет, не сводя взгляда с виднеющегося вдали города, который ему и его боевым товарищам предстояло разгромить.

Это был город с элегантно пропорциональными башнями, которые заканчивались каннелированными сегментными куполами; с округлыми стенами, изящными и легко обороняемыми одновременно; с дугообразными мостами, такими тонкими, что не верилось в их способность выдержать хоть какой-то вес. Его заполняли храмы с золочеными крышами, гробницы, чествовавшие тех, кто был похоронен внизу, мавзолеи столь грандиозные, что лишь императоры могли быть достойны лежать в них.

У горизонта город был обрамлен диском чудовищной тьмы — жутким черным солнцем в центре Ока Ужаса. Изумрудный город стоял в тени зловещей силы, способной поглотить его одним движением.

Но как бы ни был город красив, красота не скрывала его безжизненную пустоту.

Здесь никто не жил. Никто никогда не жил и никогда не будет.

Камнерожденный выразил это лучше всего, когда вышел из утробы «Грозовой птицы».

Коснувшись ладонью земли, Фулл Бронн покачал головой:

— Этот мир мертв, у него нет души. Камень не выстоит.

Возможно, это было сказано слишком поэтично, но на этот раз Форрикс понимал, что имел в виду Камнерожденный.

В трех километрах от него, дальше вдоль стены, Барбан Фальк смотрел на поднимающийся участок бастиона перед собой, прерывисто, хрипло дыша. С трещин на рассыпающемся зубчатом мерлоне, упавшем с парапетной стены, на него плотоядно глядело то же самое ухмыляющееся лицо-череп, которое он увидел на мостике «Железной крови».

— Нет, — прошипел он. — Я этого не вижу.

«Отрицание, — будто смеялся в его голове глубокий голос. — Как банально…»

Фальк замотал головой, отвел взгляд от призрачного видения и зашагал вдоль постройки, заставив себя сосредоточиться на нюансах работы своего гранд-батальона. Гигантские краны поднимали новые участки стен под надзором его воинов, а огромные осадные роботы вбивали их в землю молотами размером с «Лэнд рейдер».

Что-то шевельнулось на рваных краях его сознания, какое-то вкрадчивое, но настойчивое давление пришло со всхлипами плачущих ветров, заставив его остановиться и уставиться на недавно возведенный участок стены, словно неисправный сервитор. Сначала он не увидел ничего необычного, но потом линии стыков, борозды в пермакрите и скрипящие заклепки в основании стены сложились в знакомое мертвое лицо, будто какой-то художник мастерски расположил их там ради единственного зрителя. Он моргнул — и видение пропало, но стоило ему повернуться, как оно всплыло в пыльном облаке, вырисовалось в изогнутых линиях подъемных кранов Пневмашины, проступило в кучах разбросанных обрезков. Фальк зажмурился, прогоняя изображение гротескного черепа, но оно все царапалось об его мысли, как животное, запертое в темноте.

Он судорожно выдохнул и заставил себя вновь посмотреть на продолжающееся строительство. Ухмыляющееся бесплотное лицо взглянуло на него в ответ, и на этот раз он не сомневался, что в голове раздался голос.

«Барбан Фальк, — произнес он. — Имя того, кто будет безымянен».

Ни один мир не вызывал у Кроагера такой ненависти, как этот.

Мерцающее зеленое свечение от стоящей вдали гробницы раскрашивало все в тошнотворные оттенки, отчего Кроагер, и так готовый взорваться, раздражался еще сильнее. После приземления все шло не так. Машины ломались, камень крошился, металл деформировался сверх допустимых пределов.

Он подавил желание злобно выругаться, когда очередная часть ленточного фундамента погрузилась в камень, заполнив траншею вровень с поверхностью. От ушедших в землю блоков полетели клубы пыли, и работы опять пришлось остановить. Мощные грузоподъемные машины с яркими корпусами и развевающимися знаменами, на которых была изображена шестерня, подъехали на своих широких гусеницах, чтобы вытащить их из земли.

Группы роботизированных и кибернетических рабов тащили длинные стальные пруты ржавого цвета, чтобы лучше укрепить стенки фундаментной траншеи.

— Еще одна задержка, которую мы едва ли можем себе позволить в этой кампании, — сказал Харкор с усталой покорностью, в которую Кроагеру верилось лишь отчасти.

— Я знаю, — огрызнулся он. — Моя первая война в качестве триарха, и я отстаю от графика по всем пунктам запланированного наступления. Хоть сам в фундамент закапывайся.

×
×