Ангел Экстерминатус

Глупость — слишком мягкое слово для этой миссии.

Да, отряды Гвардии Ворона часто сражались в тылу с врагом, значительно превосходившим их по численности, но сейчас соотношение сил было абсурдным. Десятки тысяч Железных Воинов и Детей Императора приближались к небольшой группе, у которой не было ни малейшей надежды дать им отпор. Тысяча к одному — о таких битвах рассказывают легенды, но на то они и легенды. Можно сколько угодно восхищаться победами мифических героев, но оказаться перед таким соотношением самому — совсем другое дело.

Вокс Шарроукина затрещал, наполняя шлем голосом Верманы Сайбуса:

— Что ты видишь? — спросил командир морлоков X легиона.

— Одна колонна Детей Императора замедлилась, но Железные Воины продолжают движение. Несколько рот бронетехники, минимум пятнадцать тысяч воинов и артиллерия поддержки. И еще два «Разбойника».

Сайбус, следует отдать ему должное, нисколько не был обеспокоен той воинской мощью, что приближалась к его позиции.

— Когда они достигнут гробницы? — уточнил он.

— Через десять минут самое большее.

— Хорошо, мы будем ждать, — сказал Сайбус. — Возвращайтесь немедленно.

Выплюнув разряд помех, вокс замолчал. Велунд слышал весь разговор и чувствовал, что Сайбус Шарроукину неприятен.

— Симпатий он не вызывает, но командует хорошо.

Шарроукин покачал головой:

— Он забыл, что ведет за собой людей. Он пользуется почтением, которое твой легион испытывает к железу, и превращает ненависть к плоти в достоинство.

— Ты неверно понимаешь нашу природу, — возразил Велунд. — Плоть не вызывает ненависти ни у меня, ни у моих братьев — мы просто знаем, что она не так надежна, как железо.

— Разница от меня ускользает, — заметил Шарроукин.

— Очень в этом сомневаюсь.

— И все равно, ты не хуже меня знаешь, как важно воинам чувствовать, что их командир живой человек, что он понимает и разделяет риск, на который они вынуждены идти.

— Избавление?

Шарроукин кивнул.

— Восстание преподало нам урок, который мы отлично помним, и любой командир в Гвардии Ворона, забывающий о нем, вскоре обнаружит, что командовать ему некем.

— Может быть, ты прав, но сейчас неподходящее время, — сказал Велунд. — Они снова наступают.

Проследив за взглядом Велунда, Шарроукин понял, что товарищ прав. Неведомое безумие, охватившее Детей Императора, наконец стихло, сменившись неким подобием порядка. Среди предателей Шарроукин узнал воина с кнутом, мастера-мечника, с которым ему пришлось столкнуться на «Сизифее».

Узнавание вызвало неуместное волнение, и память в ту же секунду воскресила всю дуэль, что развернулась на посадочной палубе. Шарроукин в первый раз бился с подобным противником и не мог предсказать, чем бы закончился тот танец клинков, если бы их не прервали.

— Что там? — спросил Велунд.

— Один знакомый, — сказал Шарроукин. — Тот, кого я хочу убить.

Глава 20

ПОГИБЕЛЬ ИШИ

ЭТОТ МИР ЖИВОЙ

Я РАЗБИРАЮСЬ В ЛАБИРИНТАХ

Колонна Кроагера из грохочущих машин, марширующей пехоты и мобильной артиллерии, поднявшей стволы к небесам, добралась до центра цитадели первой. В осторожности не было нужды: никто не вставал у них на пути, и Кроагер ощущал безлюдность физически, как пустоту внутри. Лишь усилием воли ему удавалось сдерживать желание сломя голову броситься к цели.

Наступление в цитадель его изводило. Рассредоточенная враждебность, исходящая от каждой мерцающей стены, выматывала душу, казалась оружием, приставленным к голове. Его тело переполняли боевые стимуляторы, пальцы сжимались на рукояти цепного меча. Ему хотелось убить кого-нибудь — кого угодно, лишь бы почувствовать, как уходит напряжение, скапливавшееся с момента высадки на эту планету.

Выйдя из широкой улицы-площади, колонна раздвинулась и плавно сменила построение на шахматное. Кроагер не скрывал, что не доверяет Харкору, но не мог не признать, что воины его бывшего гранд-батальона были отлично обучены и дисциплинированны.

Если и существовало место, способное запечатать в себе останки низвергнутого бога, им было строение в сердце Амон ни-шак Каэлис. Погибель Иши представляла собой грандиозный, простирающийся вдаль дворец, богато украшенный луковичными главками погребальных башен и широкими куполами цвета слоновой кости. На фасадах высились изгибающиеся арки и величественные колонны, призрачные и в то же время рукотворные — будто сплетенные из лунных лучей, но при этом обладавшие прочностью, совсем не соответствующей хрупкому виду. Все это сооружение казалось гигантской скульптурой из льда и стекла, натуральным образованием органического кристалла, возникшего в какой-нибудь темной пещере, а на свету начавшего стремительно расти самым причудливым образом. Оно выглядело абсолютно природным, но невозможно было не заметить его точно выверенные пропорции; в нем была естественность и искусственность одновременно.

Оно состояло из сплошных противоречий: было укрепленным и открытым, наполненным геометрическими формами и будто бы не стесненным архитектурными ограничениями. Тысячи одинаковых кристаллических статуй неподвижно стояли на постаментах в сияющих альковах, обрамляя извивающиеся аллеи, ведущие к высокому порталу в фасаде — к узкой арке, по бокам которой высились две гигантские копии обычных стражей. По размерам — хотя и не по пропорциям — они могли сравниться с машинами Мортис, а Кроагеру доводилось видеть, какие разрушения подобные боевые машины могли производить на полях битв.

Но эти имитации были неподвижными, стекловидными, хрупкими, легко ломающимися.

Здесь подводный свет, укутавший всю цитадель, был сильнее всего: стены гробницы сияли изнутри. Это же сияние пронизывало гладкий камень земли, словно капилляры с энергией, словно нити живого света. Ноги Кроагера оставляли на камне не дающие света синяки, и ему казалось, что он ходит по поверхности какой-то нейронной сети, охватившей всю планету.

Рядом с ним притормозил ощетинившийся вокс-антеннами «Носорог»; от давяще-массивной машины разбегались черные трещины не-света. Кроагер почувствовал присутствие Харкора еще до того, как его помощник заговорил.

— Вам нужно кое-что услышать, — сказал Харкор, прижимая к уху вокс-аппарат.

— Что такое? — рявкнул Кроагер, сам не понимая, почему злится.

Харкор протянул ему гарнитуру:

— Слушайте.

Кроагер снял шлем, забрался на подножку танка и, схватив гарнитуру, резким движением прижал ее к голове. Раздавался только тоскливый вой статики, то усиливающийся, то ослабевающий, как ночной ветер в пустыне.

— Что там должно быть? — спросил он.

— Продолжайте слушать, — настаивал Харкор.

Кроагер все стоял с прижатой к уху гарнитурой, когда в полутора километрах к востоку из широких улиц показались головные подразделения колонны Пертурабо. Развевающиеся знамена виднелись над крышами стоящих между ними зданий, и ревели гудки двух титанов, глухим эхом разносясь над открытой площадью. Кроагер перевел взгляд дальше на восток — колонны Фалька еще не было видно.

— Не слышу ничего, кроме статики, — сказал он.

— Слушайте внимательнее.

Кроагер хмуро посмотрел на Харкора, размышляя, много ли проблем у него возникнет, если он убьет бывшего кузнеца войны прямо сейчас. Он отказался от этой идеи, когда услышал в волнах статики обрывки чего-то, похожего на слова имперского готика. Ничего определенного и понятного, но они были.

— Что это?

— Зашифрованный вокс-трафик, — ответил Харкор. — Переговоры Десятого легиона.

Харкор смотрел, как присвоенный Кроагером «Носорог» уносится прочь, чтобы присоединиться к остальным лезвиям Трезубца, направленного в сердце цитадели. Он не мог удержаться от усмешки при мысли, что с командующей должности его сместил бандит вроде Кроагера. В нем не было благородства; не отличался он и культурностью. Харкор однажды провел расследование и знал, что в Кроагере не текло и капли хоть чего-то стоящей крови. Он родился простолюдином, и в свое время легионерские кузнецы плоти не забраковали этого оборвыша с улицы лишь благодаря удачному сочетанию генов и едва допустимому уровню наследственной вариативности.