999. Последний хранитель

— Предпримем то же самое. Вспомни, он даже смутно не понимает, насколько близко подошел к истине. Он и представить себе не может существование тайных документов, отмеченных печатями. И думает, наверное, что его попытка склеить листы своей рукописи оказалась надежной. Он ведь прекрасный алхимик.

— Я бы убрал его с дороги — и дело с концом.

— Чтобы поймать муху, надо намазать медом, иначе инстинкт уведет ее далеко от ловушки.

— Хорошо-хорошо, я напишу послание, и посмотрим, что будет.

— А нам тем временем надо подстраховаться. Мы должны распространить «Молот ведьм», «Malleus Maleficarum» этих двух немецких фанатиков, и начать преследование Женщины как главного источника всех в мире бед. Ты понял меня, Иннокентий?

Папа почувствовал, как пот полился из-под мышек до самых штанов.

— Да, это яснее ясного. «Молот» будет готов через несколько дней. Еврей-печатник всегда хорошо делает свою работу.

— Каждый инквизитор, любой папский посланец должен иметь по экземпляру. Побольше костров! Мне нужны еще ведьмы. К следующему разу минимум десяток.

— Сколько?

— Ты разве не понимаешь, что это нужно нам и этого хочет народ? Рим, Италия и вся Европа должны вспыхнуть кострами. Десяток? Нет, десять тысяч. Если столько женщин взойдут на костер за ересь, колдовство и разврат, то ни одной из них больше никто не станет верить. Даже той, что дала жизнь всему сущему!

Родриго Борджа с довольным видом поднялся. Он ощущал, как мощный поток силы и власти наполнял вены. Его стратегия побеждала. В нужный момент все это поможет ему занять место Папы-сифилитика. Он дождаться не мог, когда сможет посадить своего сына Чезаре на место этого идиота Франческетто.

* * *

Прошло несколько дней, и у Папы случился тяжкий рецидив болезни. Немецкий лекарь прописал ему пить кровь. В последующие недели это вызвало странную лихорадку и странные пристрастия, что-то вроде умственного расстройства, которое личный врач Родриго, Андреа да Таррагона, назвал гематоманией. Жертвой того же недуга пал некогда Каин, убивший своего невинного брата Авеля и принужденный бродить по свету в поисках крови.

Иннокентий отказался написать послание с осуждением графа делла Мирандолы, поскольку такое заключение уже было принято в прошлом феврале, но обнародовал письмо против известных тезисов Пико. Понтифик дал понять, что у того есть последняя возможность оправдаться при дворе, учитывая, что за графом признаются недюжинные заслуги философа и христианина. По собственной инициативе Папа отправил пространные письма всем монархам Европы, призывая их предпринимать меры против козней, которые Сатана вершит посредством женского пола.

«Молот ведьм» имел немедленный успех, превзошедший самые смелые ожидания. Каждый папский легат в Европе запросил еще копии. В одну только Испанию было отправлено двести штук. Однако бедняга Эвхариус Зильбер Франк и так уже понес убытки, напечатав бесплатно такой тираж. Он сбежал из Рима, чтобы совсем не разориться, но прежде подарил один экземпляр неизвестному господину, предъявившему кольцо с гербом графа Мирандолы. Владельцем печатной мастерской стал кардинал Родриго Борджа, вице-канцлер Римской курии. Он прекрасно понял важность изобретения Гуттенберга.

~~~

Рим

Понедельник, 11 июня 1487 г.

Знатная супружеская пара в сопровождении элегантно одетого слуги остановила лошадей и отдала их на попечение конюха. Сделав кое-какие распоряжения, они остановились поболтать под навесом. Утреннее солнце так ярко сверкало на белом мраморе фасада церкви Святого Сикста, расположенной на улице Мамуртини, что слепило глаза. Три века тому назад Доминик де Гусман объединил эту римскую базилику со старинным женским монастырем Санта-Мария-ин-Темпуло, обязав сестер, ранее пребывавших в православной вере, подчиниться католической церкви. Монахини владели несметными богатствами, что и позволяло им сохранять свои религиозные традиции. Доминиканский устав предписывал строгое затворничество, и со временем монастырь превратился в неплохое убежище для девиц знатного происхождения. Считалось, что они спасаются здесь от мирских посягательств, но на деле их помещали сюда, чтобы семейные богатства оставались нетронутыми.

Троица направилась к боковому входу в монастырь и постучала в дверь, надраенную до блеска и вправленную в каменную стенку на манер огромного сапфира. В окошке показалось лицо женщины в вуали и нагруднике.

— У нас разрешение от кардинала Росси на беседу с одной из ваших подопечных.

Из более широкой щели, уже почти в метр, высунулась прозрачная рука и повернулась ладонью вверх. Ферруччо вложил в нее поддельный пергамент с печатью кардинала, у которого когда-то долгое время гостил Джованни. По этой причине Росси и отправили с поручением в Палермо, где, как рассчитывал кардинал Борджа, испанский правитель поможет ему исчезнуть без особого шума. Для Ферруччо и Джованни главным было то, что он уехал из Рима.

Ждать пришлось долго, и Леонора воспользовалась скамейкой, которую ей за байокко принесла какая-то грязная девчушка. Возраст ее определить было невозможно по причине крайней худобы, а из-за врожденной деформации стопы она еще и хромала. Леонора дала ей серебряный карлино с изображением Папы и получила в ответ лучезарную улыбку.

Наконец дверь открылась, и какой-то грубый неотесанный тип с густыми бровями и тупым, угрюмым выражением лица впустил их. Они пошли за ним через портик, но он тут же сделал знак остановиться. За частыми колоннами просматривался прекрасный цветущий сад, а посередине сада возвышался густой куст с желтыми и зелеными цветами.

— Это рождественская роза, ядовитый морозник, позднее растение. Цветет ранней весной, — раздался женский голос, в котором не было ничего женственного.

Ферруччо и Джованни обернулись и с почтением поклонились. Видимо, перед ними была мать настоятельница. Леонора тоже склонила голову.

— Ее цветы прекрасны, но имеют тошнотворный запах. Если проглотить листья или лепестки, это может привести к смерти. Что говорит об опасностях, таящихся в красоте: за ней прячутся грех, грязь и смерть. Я Эуфемия Космопула, заведую этим монастырем. Кто из вас Ферруччо де Капитани?

— Это я, матушка, — ответил Ферруччо. — Со мной моя супруга Леонора и секретарь Джованни. Он служит у меня много лет.

— По какой причине вы хотите видеть одну из светских обитательниц монастыря? Поручительство кардинала открывает многие двери, но здесь командую я!

Джованни поспешил опустить глаза в знак покорности и все соображал, кто же еще не так давно говорил ему о морознике.

Ферруччо подошел к аббатисе и заговорил так тихо, что ей пришлось приблизить ухо к его губам:

— Это не ради меня, матушка, а ради вот этого молодого человека, сироты. Он рано потерял мать, а отец неизвестен. Мадонна Маргерита обещала поведать ему некоторые важные факты, касающиеся его происхождения. Возможно, он окажется родным сыном дядюшки ее супруга и в этом случае сможет гордиться родством с семейством флорентийских Медичи.

— Не больше и не меньше! — сказала аббатиса, глядя на Джованни, который стоял, потупив голову.

— Я знаю, сколько вы делаете для заблудших бедняжек. Его мать могла бы быть одной из них. В знак благодарности я хотел бы пожертвовать на монастырь пятьдесят золотых флоринов, с тем чтобы вы помянули эту несчастную в своих молитвах.

— Дар воистину щедрый, мы к таким не привыкли. Учитывая обстоятельства вашего секретаря, заступничество кардинала, а также то, что Маргерита еще не приняла постриг, думаю, что ее можно позвать. Разумеется, в присутствии одной из сестер и только в том случае, если она сама расположена принять визит мужчины.

— Разумеется, матушка.

— Подождите меня здесь.