86  

Под лампой, у двери стоял караульный с автоматом за спиной и штыком на поясе: если бы из степи сползлись на огонек полчища змей или выскочила на конях банда басмачей, то именно он должен был подать сигнал тревоги и первым принять беспощадный неравный бой. Впрочем, басмачей еще на дальних подступах обнаружили бы радиолокаторы, а змеи не знали, что охотящиеся на них солдаты по ночам спят в своих казармах или заняты на постах.

Кроме караульного, за порядком в ночном Дичково наблюдал с высоты постамента железный Ленин с вытянутой вперед правой рукой. Он стоял здесь уже почти полвека – за это время было произведено сто сорок запусков, сменились двенадцать испытываемых комплексов, девять начальников, тридцать семь заместителей, сотни офицеров и несчетное число солдат срочной службы… Менялись исторические реалии, экономические условия жизни, сменяли друг друга руководители страны, изменялась военная доктрина, наступил момент, когда даже страна стала совершенно другой… И только железный исполин не менялся, олицетворяя собой незыблемость и непоколебимость той идеи, которая вознесла его на высоченный пьедестал. В конце концов умерла и идея, но он пережил ее и продолжал стоять сам по себе, просто как символ стабильности – политической, военной или бытовой – неважно… Никто не осмеливался беспокоить его по пустякам, а тем более подозревать в чем-то неблаговидном. Если бы он умел думать, то, наверное, думал, что так будет всегда.

Крупные яркие звезды и полная бледная луна смотрели с вогнутого черного неба на пустой плац, пустое здание штаба с бездонными черными окнами, на пригнанный со старта грузовик с выдвижной штангой и висящей на ней люлькой, на группу людей, напряженно застывших у подножия памятника. Огромный черный пес кругами носился вокруг, то растворяясь в черноте южной ночи, то материализуясь в мертвенном свете штабного фонаря.

– Имейте в виду, я категорически против этой акции! – резко сказал Рогожин. Он был мрачен. – Через четыре дня у нас запуск. Вернется начальник, понаедет московское начальство… Вдруг что-то сломается? Если вместо Ленина будет стоять всадник без головы, то нам всем тут головы поотрывают…

Окружающие начштаба три подполковника и полковник мрачно кивали.

«Когда я найду “закладку”, вам и так головы поотрывают, – невесело подумал Евсеев. – В первую очередь Мамедову. Хотя… Времена сейчас другие, гуманные, может, и обойдется. Это ведь дела давно минувших дней…»

– Голова наверняка съемная, – успокаивающе сказал он. – Поставим на место.

Ночь была душной – не меньше тридцати градусов. Евсеев посмотрел на железного Ленина над собой, подумал: каково же ему здесь стоять целые дни без головного убора. Рука сама собой потянулась к фляге с водой, лейтенант плеснул в лицо, наклонившись, вылил остатки на голову. Легкий степной ветерок приносил запах разнотравья, разгонял духоту и приносил некоторое облегчение.

– Поехали! – скомандовал Евсеев и первым полез в люльку. С нее обычно осматривали ракеты, присоединяли и отсоединяли регламентные провода и шланги, задраивали монтажные люки.

За ним залезли потерянный, непривычно молчаливый Мамедов и два здоровенных солдата с инструментами. Рогожкин и сопровождавшие его четыре мрачных офицера остались внизу.

– Поехали! – повторил лейтенант уже для водителя.

Заурчал двигатель, и штанга начала выдвигаться.

Сердце учащенно забилось. Может, потому, что оно приближалось к Молоху, познавшему вкус человеческой жертвы, а может, оттого, что сейчас давняя загадка должна была получить неопровержимое материальное подтверждение или, наоборот, – развеяться, как бензиновый выхлоп спецмашины. Но Евсеев был почти уверен в успехе.

Люлька медленно поднималась навстречу черному небу, звезды и луна становились все ближе… На тусклом желтом диске проступали какие-то неясные пятна, образующие странный узор. Внизу белели напряженные лица зрителей. На миг у Евсеева мелькнула дурацкая мысль, что обнаружение «закладки» выгодно только ему, а всем местным сулит одни неприятности. А если с ним вдруг произойдет несчастный случай, то это будет выгодно всем остальным, кроме, разумеется, него самого. Но с его интересами в подобной ситуации можно не считаться. Сбросят с высоты – и все дела… Вон какие мордовороты за спиной! Хорошо бы иметь под мышкой пистолет, как в кино, – оно бы куда спокойней было… Перед командировкой он даже написал рапорт с просьбой выдать оружие, но Кормухин только усмехнулся: «Ты что, воевать собрался? Не валяй дурака! Мы не милиция, наше главное оружие – голова!» Начальнику что – сидит в своем безопасном кабинете, а сейчас и вовсе спит в теплой постели… Не ему падать головой на бетон… Той самой головой, которая вроде бы оружие!

  86  
×
×