Александрийская гемма

Глава двадцать седьмая. ОЗЕРО СИНЕДЬ

Тело Солитова было обнаружено в частоколе ржавых труб, служивших некогда опорами для лодочной пристани. После реконструкции шлюзовой системы прокатный пункт передвинули в другое место, в результате чего на торчащих над водой железных концах появилась доска, предупреждающая пловцов об опасности. Это было сделано скорее для очистки совести, потому что едва ли кому-нибудь взбрело бы на ум здесь искупаться. Деревянная лесенка, которая раньше выводила прямо к мосткам, была давным-давно разобрана, и спуститься с отвесной кручи стало куда как затруднительно.

Трудно сказать, что заставило водолазов еще раз как следует пошарить в этом далеко не безопасном местечке, где в сваях запутался топляк, а на илистом дне валялись битые бутылки, искалеченная детская коляска и покореженные части автомобильного кузова. Длительное пребывание в воде сделало свое дело.

— Опознать будет трудненько, — поспешно закуривая, заметил Гуров.

— Сделаем это с помощью рентгена, — возразил Люсин. — Думаю, этого будет вполне достаточно. А вообще-то я не сомневаюсь, что это он… И плащ его судя по описанию.

— Конечно, он, — уверенно кивнул Гуров. — Кто же еще? Ведь других сигналов как будто не поступало?

— Всяко возможно. — Крелин с сомнением дернул щекой. — Ни денег, ни сберкнижки, во всяком случае, нет. К тому же одна пуговица вырвана чуть ли не с мясом, хотя это еще ни о чем не говорит. Поживем — увидим.

— А что врач? — Гуров кивнул на лысого толстяка, по-детски присевшего на корточки возле тела.

— Так он и скажет до экспертизы! Как же! Если человек попал в воду живым, то в легких должны обнаружиться микроводоросли. Но свалиться тоже можно по-разному. Одно дело — случайно поскользнулся и упал, и совсем другое…

— Ладно! — раздраженно оборвал Люсин. — Нечего переливать из пустого в порожнее. Что дальше будем делать, Борис Платонович? Криминалисты и медик, я вижу, свою задачу выполнили.

— За Солдатенковой надо бы послать.

— Здесь, в такой обстановке?.. Не слишком ли для нее?

— В морге, полагаете, будет выглядеть лучше? — Гуров с сомнением пожевал губами, но, взглянув на угрюмо-сосредоточенное лицо Люсина, махнул рукой. — Ладно, пусть увозят…

— В карманах больше ничего? — Люсин обернулся к Крелину.

— Насколько можно судить, ничего, кроме ключей и мелочи. Господи! — Всеми помыслами уйдя в осмотр, где любая соринка могла впоследствии сыграть первостепенную роль, криминалист только теперь обрел способность нормально мыслить. — Ключи!

— А браслет куда-то подевался, — пробормотал Владимир Константинович, думая о своем.

— Какой браслет?

— Неважно… А ключики мы проверим. Причем незамедлительно.

Санитары задвинули носилки в машину, затарахтели моторы, а в студеном прозрачном воздухе разлился запах отработанного бензина.

Сад ведьмовских зелий, куда вошли Люсин с Крелиным, отворив жалобно скрипнувшую калитку, являл печальное зрелище. Травы на куртинах и грядках увяли, давно облетевшие розы топорщились колючими прутьями, и лишь чертополох в глухом углу стойко противостоял иссушающим ночным заморозкам. В слегка подрагивающей паутине запутались семена, живо напомнившие Люсину спущенный носок Пети-Кадыка. Сумрачный дом больше, чем когда бы то ни было раньше, напоминал запечатанный склеп. Окна были скрыты за тяжелыми черными ставнями, дверь заперта, и никто не откликнулся на стук.

— Может, отлучилась куда? — подумал вслух Крелин.

— А ставни?

— Значит, уехала ненадолго.

— Откуда это видно, что ненадолго?

— Так, подумалось почему-то…

— Делать нечего. — Люсин подкинул на ладони ключи. — Придется сходить за понятыми.

— Не терпится попробовать? — понимающе улыбнулся Крелин.

— Не только это.

— Можно пригласить тех, что были тогда.

— Так мы и сделаем. Особенно того старичка в очках, закрученных проволочкой. Уж он-то должен знать, куда запропастилась Аглая Степановна.

— Ты чего, огорчился? Небось надеялся, что опять угостят вкусной похлебочкой?

— Тебе, я вижу, весело, а мне, представь, не очень.

— Мировая скорбь? Я тебя уже предупреждал однажды, что нельзя поддаваться настроению. Если бы все полицейские и врачи переживали каждую смерть так трагически, то в мире давным-давно не осталось бы ни врачей, ни полиции. Не укорачивай себе жизнь, Люсин. Постарайся усвоить одно: на нас, в первую очередь я подразумеваю тебя, нет и тени моральной ответственности. Ты понял? Солитов был убит, то есть я полагаю, что он был убит, задолго до того, как тебе поручили дело. Так какого, прости меня, черта? Делай свою работу и радуйся жизни, которая нам тоже дана не на век… Сколько ему было? Я позабыл.

— Семьдесят три.

— Нам бы с тобой дожить!

Когда Крелин привел живущего по соседству старичка Караулкина и юную почтальоншу Таню, Люсин, превозмогая охватившую его дремотную слабость, отомкнул оба замка, демонстративно распахнул и, словно прощаясь, медленно притворил обитую искусственной кожей дверь.

— Что и требовалось доказать, товарищи, — заметил он с наигранной беспечностью. — Ключи принадлежали Солитову.

Понятые, осведомленные Крелиным насчет тонкостей предстоящей процедуры, понимающе закивали.

— Жалко Георгия Мартыновича. — Караулкин прослезился. — Редкого душевного совершенства был человек! Да будет земля ему пухом. А вам спасибо, хоть похоронят теперь достойно. Рядом с хозяйкой, с Анной Васильевной. Я знаю могилку, могу показать, если надо.

— А Аглая Степановна разве не знает? — усилием воли Люсин прогнал дремоту. — Кстати, где она сейчас?

— Степановна? Уехала от нас, голубушка, совсем уехала.

— Так скоропалительно? Ни с того ни с сего?

— Значит, была причина, — насупился старичок Караулкин. — Тут Игорь Александрович на днях приезжал, беседу имел с ней серьезную. Только нас это не касается, товарищ начальник, ни с какой стороны. Последнее дело — соваться в семейные дела.

— Но ведь Солитов завещал дом именно ей!

— Эх, легко сказать… Скоро улита едет! Не стала Степановна ждать суда. Собрала свой чемодан деревянный, понавязала узлов и отбыла в родимые края. Тянет нас, стариков, к отчим могилкам. Только, боюсь, что не больно ей там обрадуются.