Проклятие эльфов

Пожалуй, его собственная шкура, оставшаяся от последней линьки, достаточно мягкая, чтобы подойти Шане, подумал Кеман, на ощупь пробираясь по коридору и от души надеясь, что мама не оставила на дороге чего-нибудь такого, обо что можно споткнуться. Шана должна была уже привыкнуть к ее цвету и запаху. И Попрыгунья тоже.

Глаза дракона довольно быстро приспособились к тусклому свету, и к тому моменту, как Кеман добрался до шара-указателя, он уже вполне прилично видел, что находится вокруг. Кеман миновал несколько пещер, заполненных всякой всячиной. В одной из пещер прямо на полу валялась беспорядочная груда тканей, безумно ярких даже в этом тусклом свете. За ней располагалась ниша, заполненная эльфийскими книгами. В следующей хранились всякие мелкие предметы меблировки: сваленные вперемешку сундуки, масляные лампы, диванные подушки и прочее — результат налета на караван, заблудившийся в пустыне и там исчезнувший. В следующей пещере царил настолько же строгий порядок, насколько захламленными были все предыдущие: здесь Алара хранила травы, кости раковины и прочее сырье для своей шаманской деятельности. Еще в одном отделении находились сушеные и консервированные продукты, на случай голода. Здесь тоже был полный порядок. Кемана же интересовала самая дальняя пещерка. Добравшись туда, Кеман изумился, обнаружив, как много там накопилось его собственной чешуи — синевато-зеленой с золотистым отливом.

Кеман покопался в груде шкур — как он и надеялся, они были весьма мягкими. Трудность заключалась лишь в том, чтобы найти куски, которых хватило бы на одежку для Шаны. Даже при крохотных размерах девочки это было нелегко. Когда шкура готова слезть, она начинает жутко зудеть. А стоит почесаться — она лопается и слезает узкими полосками. Большинство драконов от души расчесывают зудящую кожу, а потом несколько дней ходят и сдирают с себя эти полоски.

Сейчас, когда Кеману нужна была пара больших кусков, ему попадались исключительно полосы шириной не больше двух его когтей. Нужно будет впредь чесаться осторожнее, когда шкура начнет слезать… Ох, чешется-то как!..

В конце концов Кеман все-таки отыскал пару подходящих кусков. Если сшить их вместе, получится миниатюрная туника. По крайней мере, она защитит тельце Шаны от царапин и солнечного ожога. Ну, а руки и ноги пускай закаляются.

Кеман связал отобранные лоскуты в узел, подцепил узел кончиком хвоста — обычно он так и носил предметы, которые не боялся ронять, — и отправился обратно в зверинец.

Когда Кеман вышел из пещеры, солнце обрушилось на него. Дракону даже пришлось замереть на несколько мгновений, ожидая, пока к нему не вернется зрение. Кеман нахмурился. А вдруг, пока он был занят, Попрыгунья решила, что можно принять еще одну солнечную ванну? Шана ведь может получить серьезный ожог!

Дракон рысью понесся к загону. Добравшись до каменной ограды и посмотрев через нее, Кеман вздохнул с облегчением: двурожиха пристроилась у дальней стены загона и дремала в тенечке.

Кеман положил свою ношу рядом с крохотной девочкой. Малышка даже не шелохнулась — так крепко она спала. Попрыгунья лениво приподняла голову, повела ушами, потом снова закрыла глаза и погрузилась в сон. Интересно, что может сниться двурогам?

Кеман шлепнулся на солому и уставился на свою переднюю лапу. Подросток изо всех сил пытался ощутить силу, которую следовало зачерпнуть, — так учила его мать. Он так старался, что у него даже заболела голова. Кеман пристально смотрел на лапу и желал, чтобы она изменила форму. Спина жутко чесалась, сухой воздух жег глаза, все вокруг становилось расплывчатым…

Ой, нет, это не глаза! Это лапа медленно принялась изменяться, и боль в глазах тут же…

Кеман подавил взрыв радости и постарался удержать состояние сосредоточенности. Постепенно когти втянулись в пальцы, а пальцы так же постепенно сделались короче и толще. В конце концов вместо передних лап у Кемана оказалась пара рук. Они так и остались сине-зелеными и по-прежнему были покрыты чешуей, но зато теперь можно было заняться шитьем и не опасаться, что он располосует все лоскуты своими острыми когтями.

«А теперь скорее, пока я не превратился обратно!..»

Кеман проделал дырки в больших лоскутах и принялся сшивать их по бокам и на плечах узкими полосками шкуры. В результате у него получилась примитивная туника, которую можно было надевать через голову. Кеман тщательно закрепил полоски. Пожалуй, красивой эту одежку не назовешь, но свое назначение она выполнит.

Руки Кемана постепенно начали претерпевать обратную метаморфозу. Кеман решил, что нужно спешить, пока не полезли когти, подхватил Шану — та пока что плохо держала головку, — и натянул на нее тунику.

Едва он успел положить малышку рядом с Попрыгуньей, как когти вернулись на свое законное место. Двурожиха с любопытством обнюхала новую «кожу» Шаны, обнаружила, что запах ей знаком, и утратила всякий интерес к тунике. Кеман уселся на задние лапы и решил, что вполне может гордиться трудами рук своих.

Неуклюжая туника закрывала ребенка от шеи до колен, но начиная от талии по бокам шли разрезы. Так что Попрыгунья вполне сможет содержать девочку в чистоте. Сама Шана, кажется, вполне одобрила новый наряд. Прежде в ее смутных младенческих мыслях скользили нотки недовольства колючей соломой. Теперь неудобство исчезло, и Шана была полностью довольна.

Кеман тоже.

Кеман выбрался из загона, растянулся на земле и раскинул крылья — ему тоже нужны были солнечные ванны. Он прислушивался к тихому журчанию мыслей Шаны — скорее пока даже образов и чувств, чем настоящих мыслей: вкус молока, ощущение тепла и уюта и радость здорового существа.

Они звучали точно так же, как мысли его новорожденной сестры — смутные, но тем не менее вполне разумные. Шана, как и сестра Кемана, каждый день узнавала что-нибудь новое, устанавливала какие-то новые связи. Это отражалось в ее мыслеформах, и звучание разума малышки вовсе не походило на фон, исходящий, скажем, от теленка Попрыгуньи.

А может, мама ошиблась? Может, мать Шаны тоже принадлежала к Народу, только находилась в двуногом облике, когда Алара нашла ее?

Чем дольше Кеман обдумывал это предположение, тем более логичным оно ему казалось. Оно прекрасно объясняло тот факт, что мысли Шаны ничуть не походили на мысли животных.

Но если так оно и было, почему мать Шаны не сказала Аларе, что она тоже принадлежит к Народу, не выразила как-нибудь свою драконью сущность?

Кеман прикрыл глаза и снова положил голову на лапы. Все так запутано! Кеман усмирил судорогу в лапе, лениво почесал запястье и всерьез задумался, пытаясь разгадать головоломку.

Может, она приняла этот облик, а потом заболела и забыла, что принадлежит к Народу? А если она долго пробыла в измененном облике, ребенку пришлось измениться вместе с ней, иначе он бы там не поместился!

Кеман кивнул, отвечая собственным мыслям. Да, здорово похоже на правду.

Значит, когда Шана подрастет, ему нужно будет придумать что-нибудь такое, что помогло бы ей вернуть свой истинный облик. Когда-нибудь он научится нормально менять облик и сможет научить этому Шану. Она превратится обратно, и все будет замечательно!

И тогда все узнают, что Кеман первый догадался, как все обстоит на самом деле. Подросток позволил себе немного помечтать и повоображать, как удивятся все взрослые и как они поймут, что Кеман такой же умный, как его мать. Тогда они обязательно позволят ему учиться на шамана и разрешат присоединиться к Громовому Танцу раньше всех остальных ребят!

Должно быть, именно поэтому Отец-Дракон и велел ему присматривать за малышкой. Старший шаман понял, в чем тут дело, а все остальные ни о чем не догадались.

Кеман решил держать свое открытие в тайне — даже от мамы. В конце концов, она же сказала, что Шана будет учиться всему вместе с Кеманом. А значит, не будет ничего плохого, если малышка немного побудет в двуногом облике. Тем больше все изумятся, когда Кеман научит Шану принимать свой настоящий вид.

Кеман услышал негромкий крик и почувствовал, что мысли девочки приобрели требовательный оттенок. Дракон открыл глаза и понаблюдал, как малышка отыскала сосок и принялась сосать приемную мать. Кеман любовно улыбнулся. Прошло всего несколько недель, а он уже не представлял себе жизни без Шаны.