Видео Иисус

– Что он сказал?

– Он сказал, если тебе не жалко отдать за батарейки пятьдесят долларов, то отдашь и сто.

– Конечно, отдам! – воскликнул Стивен и полез в карман брюк. – Сто долларов, конечно.

Он начал искать, но ничего не нашёл. Ничего, ни монетки, не говоря уже о купюрах. Он взглянул на бедуина, который неподвижно ждал.

– Мне очень жаль, но больше у меня нет. Только пятьдесят долларов.

Сын пустыни явно понимал по-английски больше, чем показал вначале. Он нагнул голову, скривил рот в надменной улыбке и отрывисто произнёс:

– Then have a nice day!

С этими словами он дёрнул за поводья и умчался, словно песчаная буря.

Стивен непонимающе смотрел ему вслед. Пятьдесят долларов за пару батареек – ведь он давал хорошую цену?

Да где же эти проклятые вертолёты? Это же уму непостижимо. Два дня назад, когда они ещё ничего не знали и ничего не имели, те отслеживали каждый их шаг. А теперь, когда они всё знают и всё имеют при себе, никому до них и дела нет!

Нигде никого и ничего. Куда ни повернись, пустое и ясное небо до самого горизонта. И земля вокруг сверкала, будто их со всех сторон окружала вода.

Юдифь шипящим и хрипящим голосом говорила ему и о нём такие вещи, которые не содержали, судя по тону, ничего хорошего. Он не понимал, почему она это делает. Но она изрыгала все эти слова, словно освобождалась от ядовитого балласта, будто спешила очиститься и освободиться.

Но ведь она сама прошла с ним весь этот путь! Ведь зачем-то она сделала это? Он не понимал, чего ей надо, он отвечал всё более односложно, а потом перестал оправдываться и замолчал.

Потом Юдифь что-то напоследок пискнула и смолкла.

Он был рад, что всё миновало. Он хотел сказать только одно словечко, одну единственную фразу, чтобы завершить разговор, закруглить, подвести под ним черту и разом покончить со всем этим.

Но после одной фразы напросилась другая, а потом ещё и ещё одна, и неожиданно плотину прорвало, и он вывалил на нее всю свою ярость, всю ненависть, всё накопившееся отчаяние, какое только испытывал за всю свою жизнь. Он хрипло орал, клокотал и неистовствовал, он чувствовал, как из него изливается что-то мерзкое, отвратительное, и всё это он обрушивал на Юдифь, которая беззащитно взирала на него, а он не мог остановиться.

Потом всё улеглось. Он был опустошён. Рот его болел, из нескольких трещин сочилась кровь. Юдифь больше не смотрела на него, она просто шла дальше…

Вдруг он увидел, как у неё подломилась нога, как она споткнулась.

– Юдифь…

Стеклянный воздух, казалось, состоял из густого желе, сквозь которое можно было двигаться только в замедленном темпе, расходуя на его преодоление все силы. Он опустился рядом с ней, приподнял её, положил её голову себе на колени. На лбу у неё кровоточила рана, но небольшая. Глаза были закрыты.

– Юдифь!

Она подняла веки с таким трудом, как будто они весили тонны, и печально посмотрела на него. Глаза у неё покраснели. Он увидел, что ее сонная артерия пульсирует, как безумная.

Она открывала и закрывала пересохший рот, пытаясь что-то сказать, но не могла издать ни звука. Он склонился над ней, чтобы расслышать.

– Я всё время думала…

Она смолкла, слабо помотала головой. Снова закрыла глаза.

– Что? – прошептал он.

– Я думала… ты…

– Что я?

– Нет, ничего.

Как хорошо стало, когда на них упала большая, широкая тень. Шаги позади них, справа и слева, вокруг них. Запахло бензином и выхлопными газами, перегретой резиной и горячими тормозами, туалетной водой для бритья.

Мужчина в сине-голубом двубортном пиджаке подошёл к ним. Туфли его были начищены до блеска. Галстук заколот золотой булавкой. Этот человек, казалось, никогда не потел. Он протянул руку. Так протягивал руку отец Стивена, когда однажды забирал его из детского сада, и в те времена он носил такой же костюм.

– Отдайте мне камеру, Стивен, – сказал человек. – А потом мы позаботимся о вас.

Нет, это был не отец. Его отец никогда о нём не заботился. Он всегда требовал, чтобы его дети были сильными – сильными и самостоятельными. Так хорошо, когда о тебе кто-то хочет позаботиться. Так хорошо. С болезненным ощущением в уголках глаз, потому что слёз не было, он достал из-под рубашки свёрток.

37

В ночь со вторника на среду дежурный ночной вахтёр Самуил Розенфельд во время своего последнего обхода в 7:15 утра обнаружил, что замок, уже два дня временно висевший на двери реставрационной лаборатории для большей надёжности, исчез. Никаких других нарушений в вахтенном протоколе не отмечено.

Из полицейского рапорта.

Когда он очнулся, было прохладно. Должно быть, он спал, да, и это подействовало на него благотворно. Окружавшая его прохлада, казалось, высасывала из тела весь накопленный жар и равномерно излучала его во все стороны. Было темно. Но, не так, чтобы совсем. Он не знал, где находится. Он увидел голые, матово поблёскивающие металлические стены, ряды блестящих заклёпок на них, металлический потолок. Сквозь узкие люки под потолком внутрь проникало немного света.

Над ним склонилась молодая женщина. На ней был белый халат, она смотрела на него внимательно и сочувственно. Он на сто процентов был уверен, что видит её впервые. Она подвесила над его кроватью на крючок пластиковый пакет, наполненный прозрачной жидкостью, закрепила пластиковый шланг, другой конец которого был прибинтован к его руке.

– Что?.. – хрипло начал он. – Что вы делаете?

Женщина взглянула на него сверху вниз и только приветливо улыбнулась.

Он с трудом поднял руку, рассмотрел иглу, введённую в вену. Что всё это значит?

Женщина исчезла. Над ним возникло другое лицо – лицо старого, седого человека.

Оно было ему знакомо. Профессор Уилфорд-Смит. Теперь он снова всё припомнил. Пустыню. Зной. Упавшую Юдифь. Юдифь!

Он повернул голову, что причинило ему боль, и поискал глазами. Да, она лежала рядом, на такой же раскладной кушетке, под такой же капельницей. Она спала. Кто-то умыл ей лицо.

Он вспомнил всё остальное. Им давали пить – солёную жидкость, с лёгким привкусом апельсина. Много жидкости, он наверняка выпил целое ведро. Он давился, но его не вырвало, и он снова пил. Дальше он ничего не помнил.

– Где мы?

Профессор поднял голову и огляделся, как будто и сам спрашивал себя об этом.

– Это трансляционная машина, – сказал он.

– И что здесь с нами делают? – он взглянул на капельницу.

Старый учёный печально улыбнулся:

– Это всего лишь раствор поваренной соли. Просто жидкость. Вы оба были очень сильно обезвожены, когда мы вас нашли.

– Обезвожены?

– Вам оставалось совсем немного.

Стивен Фокс прикрыл глаза. Теперь, когда воспоминания вернулись к нему, он почувствовал, к своему удивлению, нечто похожее на стыд. Он был настолько самонадеян, что отправился в пустыню без всякого снаряжения, без всякой подготовки. Легкомысленно поставил на карту жизнь только ради бега наперегонки, чтобы что-то доказать, чтобы выиграть. Ещё и Юдифь с собой потащил!..

– Как вы нас вообще нашли?

– Это было нелегко. Вы оказались совсем не там, где мы вас искали. Кончилось тем, что Каун откупил время наблюдения с русского спутника-шпиона, русские вас и выследили.

– Что? Русские?

– Да.

Стивен попытался себе представить, как это было.

– Мы сперва пошли на юг, а потом всё время двигались на запад. Мы хотели добраться до дороги, которая идёт вдоль границы Синая.

Археолог удивлённо поднял брови.

– Насколько я знаю Кауна, он не преминет показать вам спутниковые снимки. Там вы оба хорошо видны, даже из космоса. Где вы только не блуждали.

Вон, значит, как. Они заблудились. Но как такое могло случиться? Ведь они же всё время шли в сторону гор…

– А что с камерой?

Профессор Уилфорд-Смит обратил взор на точку, лежавшую где-то за изголовьем Стивена. Стивен вывернул шею. Там была перегородка с узкой запертой дверью и большим стеклянным окном, занавешенным с другой стороны чёрной занавеской.