Видео Иисус

– Значит, подземный ход, – пробурчал отец после того, как Иешуа закончил. – А почему он вас интересует?

– Мы хотим пробраться по нему за Стену плача, – сказал Стивен. Наступило время и ему вступить в разговор.

– Пробраться по нему? Оставьте это. Однажды уже была попытка. Это слишком трудно.

– С тех пор прошло двадцать пять лет, – возразил Стивен, – и техника шагнула далеко вперёд. С сегодняшней экипировкой сделать это будет гораздо легче, чем тогда. Надо просто попробовать.

Пауза. Потом – безучастным тоном:

– Ну и хорошо. Попробуйте.

Стивен подался вперёд и непроизвольно сложил ладони молитвенным жестом:

– Но мы здесь, честно говоря, по другому поводу. Мы прочитали вашу работу 1967 года – то есть, Иешуа её прочитал, потому что я не владею ивритом, – в которой вы описываете историю и предположительный маршрут этого хода. Но вы там не говорите, кто прорыл этот ход и для чего.

– Вы думаете, я это знаю?

– Отец, ты это знаешь, – напомнил ему Иешуа. – Ты мне как-то говорил, когда я был ещё маленький. Теперь я не могу вспомнить, что именно ты мне тогда рассказывал.

Теперь рука в тусклом свете лампы наконец отпустила книгу, закрыла её и отложила в сторону.

– Всё это слишком старые истории. Я отравил себе жизнь этим подземным ходом, я вымотал все силы в изнурительной борьбе против научного истеблишмента… Теперь мне это уже неинтересно. Ответвление туннеля Хиския, как они считают? – пожалуйста, ответвление так ответвление.

– Отец, ты говорил, что была какая-то секта, которая прорыла этот ход. Что это за секта?

– Когда-то я всё это знал, но теперь это потеряло значение и смысл. Об этом было написано в каких-то книгах, но их у меня больше нет.

– Но кого же мне ещё спрашивать, если не тебя? Ты единственный, кто это знает.

– Я забыл. Теперь я читаю только Библию и думаю только о смерти, и тут являешься ты и требуешь от меня каких-то воспоминаний. Да я с трудом припоминаю, что ты мой сын, не говоря уже про какой-то там подземный ход.

В каморке установилась напряжённая, бездыханная тишина, как будто все трое замерли. Стивен чуть не вздрогнул, когда сидящий рядом с ним Иешуа глубоко вздохнул и подавленно прошептал:

– Отец, пожалуйста!

Никакой реакции. Они сидели, с улицы пробивались голоса, далёкие и смутные, и хотя снаружи стоял жаркий, светлый солнечный день, они сидели в темноте и ждали неизвестно чего. Стивен начал спрашивать себя, уж не умер ли отец Иешуа.

Но тут старик пошевелился. Стул под ним заскрипел, когда он с усилием поднялся, опираясь о стол.

– Подземный ход, – сказал он, тяжело дыша от нагрузки. – Опять этот подземный ход, не оставляет он меня в покое… – Не в силах разогнуться, он мелкими шажками прошаркал через комнату к шкафу. – Вечное проклятие тяготеет надо мной… – Это больше походило на разговор чудаковатого старика с самим собой. Он открыл дверцы шкафа и долго и шумно там возился, пока, наконец, не извлёк на свет тонкую папку, с которой вернулся к столу.

– Вся эта история началась во времена Четвёртого крестового похода, – начал он рассказывать, одновременно пытаясь развязать тесёмки папки своими закостеневшими и неуклюжими пальцами. – В 1219 году, если я не путаю, крестоносцы осадили египетский город Дамитте. Во время этой осады из Италии приехал один монах, Франциск из Ассизи, основатель ордена францисканцев. Этот монах просто отправился через линию фронта между крестоносцами и сарацинами в лагерь султана, предстал перед ним и прочитал ему проповедь. Предание гласит, что султан был под сильным впечатлением и в ответ на просьбу Франциска разрешил ему посетить святые места в Палестине. – Наконец ему удалось справиться с завязками, и он раскрыл папку. – Я всегда спрашивал себя, что побудило его на такой безрассудный поступок.

Он некоторое время перебирал бумажки, перекладывал их туда и сюда, ища что-то определённое.

– Примерно с того самого времени в этой стране существуют монастыри францисканского ордена. Они есть и по сей день. В Иерусалиме, в Вифлееме, в Акко, Тибериасе, Капернауме, Иерихоне и так далее. Время от времени францисканцев изгоняли, но они упорно всякий раз спустя несколько лет возвращались назад.

Наконец он нашёл то, что искал.

– Вот, – сказал он, поднимая листок бумаги, исписанный нечёткими каракулями, причём это была ксерокопия другого, более старого документа. – Из этой грамотки следует, что францисканцы в 1350 году имели во владении здание к югу от Храмовой горы, которое тридцать лет спустя снова покинули. И эта карта, – он поднял другой листок, но тоже так быстро, что Иешуа и Стивен едва успели взглянуть на несколько чёрных линий, – показывает, что это здание стояло ровно на том месте, где Халил Саад в своё время отрыл наполненный водой резервуар, когда начал строить свой дом.

– Вы считаете, что шахту прорыли францисканцы? – осторожно уточнил Стивен.

– Да. Я даже считаю, что они именно ради этого пришли в Палестину.

Стивен ошеломленно заморгал:

– Чтобы прорыть подземный ход?

– Они следовали одной древней легенде, – объяснил отец Иешуа. Ещё один клочок бумаги, на сей раз маленький и серый. – Она похожа на сказку, и никто не знает точно, когда она возникла. Это перевод одного латинского текста, который я нашёл, но теперь уже не вспомню, где это было.

Он протянул бумажку Стивену, и тот встал, чтобы дотянуться до неё.

Текст был напечатан на пишущей машинке по-английски. Света едва хватало, чтобы различить слова.

«Во времена, когда Иисус проповедовал своё учение в Капернауме, случилось так, что один человек из Безары принёс к тому месту, где говорил Иисус, зеркало. Но после того, как в нём отразился облик Иисуса, зеркало впредь больше не хотело отражать никакую другую картинку, кроме изображения Господа. Тогда его владелец поместил его в ящик и схоронил в одном тайном месте, чтобы его потомки, которым он хотел это открыть, увидели своего Господа. Говорили, что он спрятал зеркало под Храмом в Иерусалиме, потому что не было другого такого надёжного места».

Стивен поднял растерянный взгляд, ища глаза Иешуа.

– Это невероятно.

Нижняя челюсть Иешуа отпала, что придавало его лицу почти дебильное выражение.

Стивен прочитал текст ещё раз, чтобы удостовериться, что это ему не примерещилось. С той минуты, как он ступил в район ортодоксальных иудеев, чувство нереальности не покидало его.

– Безара, – повторил он. – Человек из Безары.

– Безара, – сказал Иешуа голосом, лишённым выражения, – это старинное название города Бет-Шеарим.

* * *

Когда патер Лукас поднял глаза от своего молитвенника, взгляд его упал через окно во двор. Перед входом в церковь стоял Скарфаро, вместе с человеком, которого он ещё ни разу не видел. Посланник из Рима что-то внушительно говорил ему, а тот, приземистый мужчина в комбинезоне, согласно, почти раболепно кивал ему.

Патер Лукас некоторое время наблюдал за обоими. Он не знал, что делали целый день Скарфаро и его люди. Они приходили и уходили, запирались для переговоров, после которых выходили с мрачными лицами. В какой-то момент он перестал понимать, что происходит, и целиком отдался своим повседневным делам, которых теперь – после того, как больше не накрывались обеденные столы, – стало существенно меньше, так что у него появилось много времени для размышлений и молитв. Однако у него сердце кровью обливалось, когда он вынужден был отсылать ни с чем людей, приходящих вечером.

Он не поверил своим глазам, когда увидел, как Скарфаро достал из сутаны маленький тёмный предмет и передал его своему собеседнику. Это же был мобильный телефон! Что тут происходило, ради всего святого?

Внезапно он не усидел на своём стуле, вскочил и бросился по коридору в сторону кухни, где брат Джеффри уже занимался приготовлением обеда и с удивлением смотрел, как патер Лукас поспешно пересёк кухню и скрылся в каморке с вёдрами и швабрами. В другом конце каморки была дверь, которую им почти не приходилось использовать, она вела в помещение, примыкающее к ризнице, и там было маленькое окошко, почти всегда открытое.