Бабочка на штанге

Я подумал и сказал… Не хотелось про это говорить, но раз уж речь зашла о философии, куда денешься. Это ведь такая наука, которая докапывается до истины. Вот я и выдал:

— Убивают не только оленей. Гораздо больше убивают людей. Каждый день слышишь: то бизнесмена какого-нибудь, то депутата, то директора банка… И это уже не бандитизм даже, а просто политика. Приличные люди в очках и галстуках устраняют конкурентов. Как бумажных солдатиков… Мама говорит, что мир сошел с ума…

Ян Яныч не удивился моим словам.

— Похоже на то… Леонид Васильич рассуждал примерно так же. И объяснял жестокости мира тем, что люди не понимают природу добра…

— А что за природа? — насупленно сказал Чибис.

— Всякие представители ученого мира, социологи, психологи и тому подобные академики любят рассуждать о диалектике человеческих отношений. О том, что разные люди добро понимают по-разному… И не учитывают эти мудрецы простую вещь. Что само по себе добро — абстрактная философская категория… ну, то есть вроде математической формулы, которую можно засовывать в разные уравнения. От того, как засунешь, получается результат, нужный тому, кто решает задачку… Это холодное добро, без чувства… А у настоящего человеческого добра должно быть одно необходимое свойство…

— Какое? — сказали мы с Чибисом.

— Самое простое. Доброта. Добро должно быть с добротой. Не с кулаками, как талдычат нам иногда, а именно с добротой… Так говорил мой друг Леонид Васильич Арцеулов…

(«Так говорил Заратустра» — толкнулось у меня в голове название умной книжки. Я ее, конечно, не читал, однако эти слова иногда многозначительно произносил папа. Не знаю уж, к месту или нет. Я чуть-чуть не брякнул их сейчас, но прикусил язык.)

— Я непонятно рассуждаю, да? — спохватился Ян Яныч.

— Чего непонятного… — сказал я.

В самом деле: если в человеке добро с добротой, он не станет стрелять в оленя. И в человека не станет… То есть бывают случаи, когда надо защищаться или выручать друзей, но убивать кого-то ради своей выгоды тот, а ком есть доброта, не будет. Это же как «дважды два». Не станет молотить дубинкой беззащитных студенток на митинге, не будет похищать ребятишек, чтобы продавать за границу «на запчасти» (недавно в соседнем городе раскрыли такую банду), не затеет снос окраинных домишек, в которых доживают век пенсионеры…

Чибис перебил мои мысли:

— Отец Борис на занятиях говорил: «Не делайте другим людям того, чего не желаете себе»…

Меня вдруг царапнула досада:

— До чего просто!.. А как добиться, чтобы люди «не делали того»?

Чибис уловил мое раздражение. Слегка отодвинулся, сказал в сторону:

— Я не знаю… Он говорил: начинать надо с себя…

— Так всегда говорят, когда не знают ответа… — буркнул я. — «Чтобы укрепить дисциплину в классе, начинайте с себя…»

Ян Яныч резко скрипнул стулом:

— Стоп! Братцы, я чувствую, что у вас вдруг проросли колючки. Для того ли мы затеяли разговор? В этом доме не принято ссориться…

— Ничего у меня не проросло, — быстро сказал Чибис и придвинулся.

— И у меня… — сказал я.

— Просто Клим не любит отца Бориса, — объяснил Чибис.

— Вовсе я не «не люблю»! Просто не хочу ходить на эти занятия. Времени жалко…

— С отцом Борисом… то есть Боренькой Затонским мы вместе учились на философском, — живо сообщил Ян Яныч. — Хороший парень. Только в вопросах истории религии был тогда великий путаник… Потом он пошел наращивать свои знания и жизненный опыт в Петербургской семинарии, а я… в других местах, куда попал, желая познать многие истины на своей шкуре. И познал… увидевши изнанку человеческих душ. И получивши горсть осколков в правую часть грудной клетки… Тоже опыт немалый, скажу я вам… Однако мы отвлеклись. Начали-то совсем про другое. Про улыбки…

— Ага, — быстро сказал Чибис. Кажется, ему не хотелось говорить про осколки. Мне тоже.

Ян Яныч спросил:

— Вы слышали про писателя Сент-Экзюпери?

— Это у которого «Маленький принц»? — опередил меня Чибис.

— Да… Но у него есть и другие книги… Я читал в его воспоминаниях про один случай. Это было во время гражданской войны в Испании. Взяли его в плен, по подозрению в шпионаже. Я уже не помню, кто: республиканцы или фашисты… Те и другие считали, что творят добро, изничтожая себе подобных по другую сторону окопов… Посадили его среди часовых в блиндаже и стали совещаться: расстрелять или не надо… А он ждал. И вдруг встретился взглядом с одним из охранников. И… улыбнулся. Без заискивания, без боязни, а просто как человек человеку. И охранник… улыбнулся в ответ. И эти две улыбки спасли пленного… А то ведь не было бы на свете Маленького принца…

— Если бы это всегда помогало, — не удержался я. — Так просто… Улыбнулись узники концлагеря пулеметчикам на вышках, и те попрыгали вниз, открыли ворота…

— Это не просто… и не всегда… — согласился Ян Яныч без обиды. — Но в тот раз помогло… Может быть, зависит еще и от того, какая у человека улыбка… Кстати, вы, наверно, знаете, что всю Вселенную пронизывают и заполняют разные энергетические поля? Электромагнитные, гравитационные и всякие другие…

Это было вовсе не «кстати», но я быстро сказал:

— Ага! — потому что вспомнил книжку Мичио Накамуры. — Есть еще гипотеза, что существует энергетическое поле времени. Темпоральное поле. Будто с его помощью можно превысить скорость света… и вообще всякую скорость. От одной галактики до другой — за тысячную долю секунды… И тогда легко попасть в параллельные миры.

Ян Яныч ответил вполне серьезно:

— Оно так… На «острие иглы» скапливается много такой информации, устаешь удивляться… И с Леонидом Васильичем мы не раз обсуждали все эти премудрости. Но сейчас речь не о том. Гораздо чаще он говорил про энергию улыбок…

— Это как? — спросил Чибис (почему-то с оттенком ревности).

— А вот так… Ты же сам слышал, как откликнулись часы… Он всерьез утверждал, что существует поле доброты. Оно тоже пронизывает все мироздание. И каждый добрый поступок влияет как-то на развитие мира. В лучшую сторону… А признаком этого поля… он говорил — «индикатором»… служит человеческая улыбка… Леонид Васильич собирал эти улыбки…

— Это как? — сказал Чибис прежним тоном. Изогнувшись, он дергал на ноге бинт и смотрел исподлобья.

— Кол-лек-ци-о-нировал, — увесисто произнес Ян Яныч. — Собирал фотографии и копии портретов с улыбками разных людей. От Моны Лизы и рембрантовских старух до Гагарина и юного певца Сережи Парамонова… Сохранились во-от такие толстые альбомы. Если хотите, потом покажу… Но дело в том, что не всякая улыбка — индикатор доброты. Леонид Васильич их чувствовал удивительно точно. А на всякий случай проверял еще и часами. Заиграют или нет? На солиста Сережу они отзывались охотно, а при виде Джоконды молчали. Мол, какая-то не та у нее улыбка, себе на уме… И вообще, надо сказать, по-настоящему добрых улыбок было немного. Может, одна из десятка… Но зато есть портрет… его даже пришлось повесить подальше, за шкаф, потому что вблизи от него часы играли не переставая… Показать?