Бабочка на штанге

— Нет. То есть да, но… не поэтому. Я думал, что, когда люди поругаются, им легче будет расставаться…

И все было по-прежнему: лучи, облака, петушиные крики, лето и зелень. Но ожидание новой тоски сразу прошло по мне, как озноб. И я… И я сказал очень спокойно:

— Как это «расставаться»?

— Клим, я скоро уеду…

«Чибис, не надо!!» И я сказал с прежним спокойствием:

— Куда?..

— Во Владивосток…

Я сразу понял — это насовсем. И все же спросил, защищаясь дурацкой своей невозмутимостью от беды:

— Надолго?

— Ну… вообще. Жить…

Тогда я не выдержал. Рывком повернулся набок, уперся локтем. Чибис по-прежнему лежал навзничь и смотрел вверх. На ресницах горели солнечные точки.

— Чибис, не надо…

Он шевельнулся.

— Ну, а что я могу сделать? Меня не спросили…

— Чибис, а что случилось?

Он шевельнулся опять.

— Да в общем-то… ничего плохого. Наоборот… Мама в поезде познакомилась с одним моряком. С тихоокеанским. И решили пожениться… Это давно еще, зимой. Только мне она не говорила… А месяц назад сказала…

— А ты?

— Ну… я же не враг ее судьбе…

— Ты поэтому и ходил в июле такой… непонятный?

— Разве непонятный?

— Да…

— Помнишь, я обрадовался, когда ты сказал, что поедете на машине в Крым? Я думал: ты уедешь, и я, когда тебя не будет, уеду тоже. Ну, без лишних прощаний… А ты остался… И я не выдержал. Решил, что лучше поругаться, чем… это… терзаться всякими прощаниями.

— Дурак… — опять сказал я.

— Ага… То есть не дурак, а трус. Клим, я боюсь всяких таких… переживаний…

— Потом все равно терзался бы… — шепотом, но безжалостно проговорил я.

— Ну, это потом… когда ничего уже не вернешь…

— А ты не можешь остаться тут? С Агнессой Константиновной…

— Дело в том, что она поедет с нами. Мы обменяем квартиру… Куда мы без тети Аги? И она без нас…

Не бывает в жизни долгого счастья. Только что все было так славно, и вот…

— Во Владивостоке хорошо, — горько сказал я. — Там океан… Ветер дальних стран…

— Еще бы… — тем же тоном отозвался Чибис.

— Этот… моряк… наверно, покажет тебе свой корабль. Может, даже возьмет в рейс…

— Там не будет никого… — выговорил Чибис. Кажется с усилием.

— Кого никого?

— Никого из вас… Клим, я не умею быстро заводить новых друзей… Да и не заменят они старых…

Что я мог ответить? Владивосток — не поселок Колёса. Никаким ключиком не откроешь дверь в туннель, сокращающий такие расстояния. А билеты на поезд и самолет стоят столько, что и не выговоришь сразу… Да если и съедемся разок другой, это будет не то.

— Чибис, ну что… есть ведь телефон. И электронная связь…

— Ага, — тускло согласился он.

Чтобы хоть как-то утешить его (и себя), я сказал уже совершенную глупость:

— Может быть, люди в «Прорве» скоро откроют межпространственные порталы. И выдадут нам первые проездные абонементы. Мы же кнабс-лейтенанты…

Чибис не обиделся на меня за эту чушь. Кажется, обрадовался даже:

— Да! Может быть!..

— Мы поставим у себя дома аппараты вроде Футурума! И будем появляться друг у друга из стеклянных шаров!..

— Ага… — сказал Чибис уже веселее. И вдруг сел, обхватил колени. — Клим, я хотел спросить…

— Что, Чибис?

— Если я попрошу Саньчика и Соню… отдать мне Бумселя… чтобы он поехал со мной… Может, они согласятся? И ты, и Ян… Бумсель ведь общий…

Я почувствовал, что сейчас опять зареву. Сказал сипло и быстро:

— Конечно, согласятся! Согласимся!.. О чем речь! Даже не сомневайся!

— Будет со мной хоть одна… знакомая душа… Только я боюсь, что он станет скучать там…

— Рядом с тобой не станет!.. Только как вы его повезете? В такую даль!

— Мама же проводник, устроит…

Я подумал, что Вермишат придется поуговаривать. Но в конце концов они все равно скажут: «Ладно», они сообразительные. Поймут, какие они счастливые по сравнению с Чибисом. Ведь и они — и все мы! — здесь вместе. А для Чибиса в тех дальних краях Бумсель будет единственным старым другом.

Я заставил себя заулыбаться:

— Когда наладится портал между Футурумами, Бумсель будет первым выскакивать из шара. И кидаться ко всем по очереди и кувыркаться…

И Чибис тоже улыбнулся. Потому что даже в этой несусветной сказке была капелька надежды. А всякая, пускай совсем крошечная надежда, говорит, что это может случиться. То, чего хочешь всей душой.

Слово «надежда» появилось в моих мыслях и, будто его эхом прозвучала опять мелодия вальса. Я поднял глаза: думал, что снова заиграли над Агейкиной улыбкой часы. Но там было совсем не подходящее для игры время: двадцать две минуты второго. А мелодию играл у меня под боком телефон Чибиса.

Чибис извернулся, достал мобильник из кармана.

— Тетя Ага, да все в порядке. Не волнуйся, к вечеру приеду… Не отвечал, потому что помехи, ты же знаешь…

Он опять лег на спину, а у меня в голове продолжал звенеть мотив. Тот самый… Музыка слагалась теперь не только из перезвона колокольчиков. Она вплеталась в этот перезвон голосом флейты. Словно кто-то неподалеку стоял в траве и выдувал из трубки с клапанами негромкий добрый вальсок… Не «кто-то», а белокурый флейтист Ясик! Он играл, и на лице его была задумчивость, но совсем не было печали.

Выходит, он знал, что с его мамой все будет в порядке! Я-то всего лишь боязливо надеялся, а он уже знал.

Выходит, Чибис и я все же сумели в этой жизни разломать хотя бы один жестокий дисбаланс. Приземлили бабочку на штангу или птичку-колибри на гаубичный ствол…

Я положил руку на ладонь Чибиса. Он шевельнул пальцами — словно сказал: «Да».