Караван идет в Пальмиру

Хайран случайно попал в эту харчевню для бедняков. Он велел привести туда купленных в Александрии рабов, чтобы накормить их перед отъездом. Увидев богатого господина, девочка выбрала минуту, когда не было поблизости хозяйки, подошла к Хайрану, схватила его руку, унизанную драгоценными перстнями, и поцеловала.

— Купи меня, — взмолилась девочка. — Боги вознаградят тебя! Купи, добрый человек! Спаси меня!

Ей было безразлично, куда она попадет, но только бы уйти от злой и скаредной хозяйки. Девочка чем-то напоминала Хайрану его собственную дочь. Может быть, большими черными глазами под густыми ресницами. Он купил Сфрагис. Потом он спросил ее, что за странное имя и какого она племени. Девочка ответила, что предки матери были вавилонянами. Вспомнив мать, Сфрагис горько заплакала.

— Я увезу тебя отсюда в далекую страну, в Кушанское царство, — сказал Хайран. — Простись с хозяйкой.

— Вези куда хочешь, только вели сейчас накормить, я очень голодна. Прости меня, несчастную, добрый господин…

Сейчас Сфрагис была в числе рабов, которых должны были доставить к тому месту, где воздвигали буддийский храм. Хайран позабыл о ней, как только тронулись в путь. Он был озабочен своими делами и предоставил рабов своему помощнику. Сейчас, когда сам настоятель буддийского монастыря обратил внимание на изможденную и печальную девочку, Хайрану сделалось стыдно. Он тотчас же сказал, что рабы будут накормлены и отдохнут перед выходом в пустыню.

— Тогда прикажи освободить их от веревок и цепей, предложил старик. — А мы, во имя Всемогущего и Всевидящего Будды, накормим их. Это он призывал нас к благодеянию, к защите обездоленных. Никто другой так не сочувствовал страданиям людским, как Великий Гаутама.

Хайран грозно посмотрел на своего помощника, и тот без лишних слов велел развязать пленников и отпустил их вместе с привратником за ворота монастыря. Хайран понимал, что святой старец действует согласно уставу общины и что устав этот незыблем, как незыблема вера буддистов.

На караванных путях Востока Хайран встречал купцов из разных стран. Он знал, что каждый народ имеет свои обычаи и верования, он привык уважать верования незнакомых ему людей и никогда не осуждал их за странные обычаи, ему непонятные. В Пальмире он как-то столкнулся с коптами, бежавшими из Александрии во время очередных раздоров. Это были христиане, которые, рискуя жизнью и благополучием, ходили на богослужение в христианский храм. Ему рассказывали о том, как они добры к своим обездоленным, к больным и голодным и как делятся последним во имя своего бога. Впоследствии Хайран узнал, что христиане воздвигли в Пальмире маленький бедный храм на окраине города. И они были счастливы тем, что их никто не притесняет.

— Мы все сделаем, как скажут нам святые отцы, — сказал Хайран, обращаясь к бактрийцу, который, казалось, все здесь знал и понимал.

Купец из бактрийцев стал буддистом, подобно тому как приняли эту веру многие его соотечественники еще в те давние времена, когда Бактрия подпала под власть кушанских правителей. Он уважал людей этой веры, и порядки в этой святой обители были для него священны.

В доме для путников всем нашлось место, однако самую большую и прохладную комнату монахи предоставили рабам. Юные служки принесли им воду, чтобы умыться, а из кухни монастыря рабам была дана еда. Рабыня-гречанка Каллисфения даже прослезилась. А бедная маленькая Сфрагис от обильной еды заболела.

— Как прекрасна вера, призывающая к такому человеколюбию! — сказал лекарь Клеон. — До сих пор я видел уважение со стороны людей, которым мне удавалось спасти жизнь, но такого бескорыстного отношения я нигде не встречал! Я рад, что буду жить среди людей этой веры.

— Не мешало бы тебе, лекарь Клеон, проявить человеколюбие к несчастной маленькой рабыне.

Размышления Клеона прервала молодая рабыня Каллисфения, которую Хайран купил за красоту. Ее тонкое красивое лицо и стройная, гибкая фигура приглянулись скульптору Феофилу, человеку свободному и знаменитому своими работами. Феофил знал, что Каллисфения, позируя ему, поможет создать чистый и прекрасный образ буддийской богини или бодисатвы, и он уговорил купца купить красавицу. Хайран прислушался к словам ваятеля, и Каллисфения отправилась в дальний путь. Красавица рабыня не знала, что Клеон, лекарь из Александрии, предпринял это трудное путешествие не только потому, что Хайран пообещал ему хорошую плату, но еще для того, чтобы следовать за ней. Клеон видел ее в греческом театре Александрии, оценил ее красоту и задумал выкупить ее. Но он ничем не выдавал своих чувств.

— Не о себе ли ты говоришь, прекрасная Каллисфения? — ответил Клеон. — Впрочем, ты вовсе не маленькая, ты длинноногая красавица. Я привык видеть тебя здоровой. Клянусь, как только мы войдем в ворота прославленной кушанской столицы, мы станем свидетелями чуда: к тебе прискачет на арабском скакуне молодой красивый вельможа и предложит пересесть в богато разукрашенные носилки; ты скроешься за занавесками из тончайшего золотистого шелка, и больше мы тебя не увидим.

— Твоя болтовня забавна, Клеон. Но речь идет о девочке Сфрагис. Всю дорогу она корчилась от боли в животе, но Тигр не звал тебя, а посадил бедную девочку в корзину и велел привязать к поклаже. Так она провела много дней, не всегда получая даже воду. Она может умереть, не добравшись до Каписы. Помоги несчастной. Посмотри, она спряталась за аркой. После еды ей стало совсем худо.

Лекарь Клеон вез с собой целебные травы, и каждый раз, когда к нему обращались за помощью, он вытаскивал из тростниковой корзинки какую-нибудь настойку или просто сушеные листья, тщательно размельченные, тут же смешивал их с медом, водой или вином и нередко помогал больным. Как только он осмотрел девочку, он решил, что у нее болезнь печени, и дал ей целебную настойку. Монахи постлали циновку и уложили Сфрагис в тени ветвистых шелковиц. Тем временем привратник сообщил, что в храме начинается богослужение и гости могут посетить храм.

Рассказ индийского проповедника

В тенистом саду купцы увидели позолоченные пагоды и дивно разукрашенные стены буддийского храма. Вокруг цвели акации, а по стенам вились сиреневые глицинии, нежные и благоуханные. Позвякивали привешенные к крыше бронзовые колокольчики. Длинные пестрые ленты свешивались с крыш. Белые были символами облаков, голубые — неба, зеленые воды, желтые — земли, красные — огня. Внутри храма, в таинственном полумраке, среди зажженных курильниц и множества глиняных светильников сияли позолоченные скульптуры Будды и бодисатв.

Шло богослужение, и священнослужители, сидя рядами на войлочных расшитых коврах, пели священный гимн Будде. Им вторили флейты, барабаны и маленькие позолоченные арфы. Все они играли слаженно и сопровождали пение необыкновенно тихой и приятной мелодией. Но вдруг в эту прекрасную музыку ворвался ураган все заглушающих звуков. Какой-то рев, тревожный и непонятный, нарушил гармонию. Казалось, сотрясается небо и колышется земля. Тревога охватила гостей. Они в испуге озирались по сторонам, пытаясь попять, кто издает эти странные звуки. И они увидели молодого монаха могучего сложения, который изо всех сил дул в белую витую раковину. Такие раковины можно увидеть только у восточного побережья Индостана. Индийский океан иногда выбрасывал на берег эти редкостные раковины, и тот, кому удавалось подобрать их, считал себя счастливым. Он знал, что за эти раковины могут уплатить даже больше, чем за хорошую лютню. Буддийские монахи считали, что она издает божественные звуки и Будда в своем новом воплощении слышит их.

— Какие же легкие у этого человека! — воскликнул Клеон, который никогда прежде не видел играющих раковин. — Поистине его легкие сделаны из меди, не иначе.