Караван идет в Пальмиру

— Горе великое случилось в моем доме… Нет больше Байт. Нет твоей подруги Байт. Она осталась в Мерве. Все вернулись, мой брат и Забда благоденствуют, а моей дочки нет.

Его состарившееся лицо было залито слезами. Он сидел согнувшись, старый, сраженный горем человек. Он смотрел на плачущую Сфрагис и вспоминал свою Байт, веселую, красивую.

— Какое несчастье! Какое ужасное несчастье случилось! — шептала Сфрагис. — Все было так прекрасно. Все удалось. Рабов выкупили. Больных вылечили. Ничего не пожалели для спасения близких… и перед свадьбой умерла Байт. Как же ты будешь теперь жить, бедный Хайран? Как ты приходишь в свой опустевший дом? Или брат живет в твоем доме? А может быть, и Забда здесь? Бедный Хайран!

— Прежде чем говорить об этом, скажи своему отцу, чтобы он присел, отдохнул. Я потом представлюсь ему.

— Увы, меня привез к тебе чужой человек. Я покинула дом отца и отправилась к Байт, спасаясь от злобной мачехи. В доме отца я оказалась такой же рабыней, какой была в той бедной харчевне. Я решила уйти из дома отца. Я решила, что лучше буду служанкой в вашем доме, но не рабыней у злодейки мачехи.

— И ты обижена судьбой, бедная Сфрагис. Надо тебе сказать, что брат оставил меня, как только мы вернулись в Пальмиру. Ведь он потерял много всякого добра, когда был пленен пиратами; ему захотелось восполнить свое достояние. А Забда ушел в дом своего отца, который вернулся из долгого путешествия и теперь ищет сыну новую невесту. Они не бывают у меня. Зачем печалиться в доме бедного одинокого Хайрана? Я один. Я провожу свои дни в лавке. Но я не прежний Хайран, я убитый горем отец, и люди, привыкшие встречать в этой лавке веселого человека, избегают меня. Вот так, в одиночестве, живет теперь богатый пальмирский купец Хайран.

— Я буду твоею служанкой, Хайран, и буду о тебе заботиться. Ты не должен приходить в пустой дом. В твоем доме должны быть люди. Скажи мне, как мог твой брат забыть твои заботы и жертвы? Как мог Забда забыть, что ты и Байт спасли ему жизнь? Ведь он любил Байт и в память о ней должен был заботиться о тебе, Хайран!

— У каждого свои заботы. Но если ты, Сфрагис, станешь жить в моем доме, то ты будешь дочерью, а не служанкой. Боги отобрали мою единственную дочь, но они дали мне Сфрагис, которая призвана утешить меня. Если это не тягостно тебе, то двери моего дома открыты для тебя, девочка. И ты будешь учиться грамоте и читать те книги, которые любила Байт. А я буду рассказывать тебе о своих путешествиях. И мы вместе с тобой будем вспоминать нашу любимую Байт.

Сфрагис плакала и не могла ответить Хайрану. И она повторила тот жест, который запомнился купцу из Пальмиры: она схватила его руку, унизанную дорогими перстнями, и поцеловала ее.

— Ты согласна, Сфрагис? В добрый час ты пришла в мой дом. Лет ничего страшнее мысли, что ты никому на свете не нужен. А вот теперь, когда я знаю, что нужен тебе, я смогу снова приняться за свои торговые дела. У меня будут новые заботы: отдать тебя замуж хорошему человеку, скопить тебе достояние, чтобы ты не знала больше нужды. Я знаю, если бы Байт была жива, она бы захотела того же. А мне хочется одного: делать так, как хотела Байт. Знаешь, девочка, я уже твердо решил, что желание Байт, которое я отверг при ее жизни, сейчас будет выполнено. Я никогда не буду покупать рабов. И торговать людьми не буду — в память о Байт. Я все чаще вспоминаю индийского паломника, который рассказывал о Будде, о человеческих страданиях. Мои страдания невыносимы. И почему боги обрекли меня на вечные страдания? Кто ответит?

— Благородный Хайран, я еще мало жила на свете. И сколько я помню себя, с тех пор, когда меня взяли в рабство, я не знала светлого дня. Только встреча с Байт была единственным светлым лучом в моей жизни. Я тоже могу спросить тебя, за что мои страдания? Ведь я еще не успела никому сделать зла в свои семь лет, когда пираты забрали меня и продали. А потом мои мучения были ужасны. Я хотела умереть. Но каждый раз говорила себе: потерпи, несчастная, может быть, завтра случится удивительное и ты будешь спасена. Я так говорила себе каждый день. Если бы ты знал, что это такое голод, когда постоянно сосет под ложечкой и думаешь только о кусочке лепешки, чтобы утихомирить червя! Если бы я не вылизывала миски с остатками пищи, я бы умерла в этой харчевне. Но боги смилостивились и прислали тебя, Хайран, в эту проклятую богом дыру. Ты спас меня, и я всю жизнь буду о тебе заботиться.

Они долго молчали. Каждый думал о Байт. Но Сфрагис вдруг оживилась; она вспомнила о подарке, привезенном в Пальмиру.

— Знаешь, Хайран, а ведь отец выполнил мою просьбу и прислал тебе перстень, о котором я мечтала.

С этими словами Сфрагис извлекла из-за пояса золотой перстень с большим сапфиром, обрамленным жемчугами. Перстень был хорош, он был сделан искусным ювелиром и очень поправился Хайрану.

— Спасибо тебе, доченька, — сказал он растроганно. — Я отблагодарю тебя за твою доброту.

В Пальмире

— Сегодня мы пойдем с тобой, Сфрагис, в храм Бела и сделаем свои приношения на алтарь. Попросим милостивого бога, чтобы даровал нам благополучие и силы примириться с нашими горестями и несчастьями. В комнате Байт ты найдешь, Сфрагис, много всякой одежды. Выбери что-либо себе и надень. В храме у нас торжественно и красиво.

Они пошли вдоль широкой улицы в направлении храма Бела и по дороге остановились у площади, обрамленной колоннами, где стояли две мраморные статуи — царицы Зенобии и ее мужа Одената. Они остановились у этих статуй и долго их рассматривали.

— Это был великий царь, — сказал Хайран, показывая на скульптуру Одената. — Он одержал победу над персидским монархом Шапуром, и сам римский император даровал ему титул самодержца. Вот когда Пальмира и все окружающие ее оазисы вздохнули немного; и все же они подчинялись Риму. Когда умер Оденат, власть перешла к царице Зенобии. Посмотри, какая красавица. А умна и отважна более любого правителя.

Они вошли в храм через величавые ворота и подошли к трем священным статуям. Яргибола было солнечным божеством, Аглибола — лунным божеством. В большой нише стояла статуя верховного божества Бела. Она была большая, но ее можно было поднять, и во время процессий жрецы обносили ее вокруг святилища. Сфрагис положила на алтарь охапку алых душистых роз и вместе с Хайраном опустилась на колени, чтобы просить милости и покровительства бога Бела. Они дол го молились и, когда вышли на залитую солнцем улицу, удивились тому, как много веселых и беззаботных людей на площади у этого храма. А в храме полумрак и мрачные песнопения жрецов.

Хайран вернулся в свою лавку с заморскими товарами, а Сфрагис отправилась домой, где у нее было множество всяких забот. Ей надо было следить за порядком в большом богатом доме. Она, бывшая рабыня, теперь сама управляла слугами и служанками, поваром и двумя рабынями, которые ухаживали за большим садом, раскинутым вокруг дома Хайрана. Все обращались к Сфрагис, и она очень деловито и толково говорила, что нужно делать. Когда она не шала, что нужно делать, в таких случаях спрашивала Хайрана, и тот терпеливо ей объяснял. Она узнала, какую еду любит Хайран, и всегда старательно заказывала повару то, что правится хозяину. Она следила за тем, чтобы слуга подавал ему одежду соответственно тому, идет ли он в лавку, спешит ли во дворец для переговоров о каких-либо торговых делах или отправляется в храм. Сфрагис была очень толковой и смышленой хозяюшкой. Ей было трудно, но горячее желание быть нужной и полезной Хайрану помогало ей.

Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как Сфрагис появилась в этом доме, и ни разу ей не пришлось встретить здесь ни брата Хайрана, ни Забды. Вспоминая о них, она удивлялась и очень огорчалась. Ей было непонятно, как они могли так быстро забыть добро, что сделал им Хайран. И как могли с таким равнодушием отнестись к его ужасному несчастью. Ведь они не знали о том, что в доме Хайрана появился человек, который заботится о нем. «Как же они жестоки! — говорила сама себе Сфрагис. — Хайран мог умереть в этом пустом доме, и они даже не узнали бы об этом. Разве что кто-нибудь из слуг догадался бы позвать бессердечного брата. А там, в Каписе, он все говорил о том, что никогда не забудет, как Хайран спас ему жизнь. Где же справедливость?»