Без семьи

Гарафоли сделал знак мальчику, подавшему необожженную спичку:

– Ты остался мне должен вчера одно су и обещал вернуть его сегодня. Сколько ты принес?

Мальчик долго не решался ответить; он густо покраснел.

– У меня не хватает одного су.

– Что? У тебя не хватает су и ты говоришь об этом совершенно спокойно?

– Я говорю не о вчерашнем су, мне не хватает одного су за сегодняшний день.

– Значит, не хватает двух су. Подобной наглости я еще не видел!

– Право, я не виноват.

– Перестань болтать ерунду, тебе известно наше правило. Снимай куртку: получишь два удара за вчерашнее и два за сегодняшнее. Сверх того, за твою наглость лишаю тебя картошки… Рикардо, дружок, ты так мил, что вполне заслужил это развлечение. Возьми ремень.

Рикардо был тем самым мальчиком, который с такой готовностью подал ему хорошо обожженную спичку. Он снял со стены плетку с короткой ручкой, на конце которой висело два кожаных ремешка с большими узлами. Тем временем тот, у кого не хватало двух су, снял курточку и спустил до пояса рубашку.

– Подожди немного, – с отвратительной усмешкой остановил его Гарафоли. Ты вряд ли окажешься в одиночестве, а в компании все гораздо приятнее. К тому же и Рикардо не придется приниматься за дело несколько раз.

Дети, молча и неподвижно стоявшие перед своим хозяином, при этой жестокой шутке засмеялись каким-то деланным смехом.

– Я уверен, что у того, кто громче всех смеется, не хватает всего больше. Ну, кто из вас смеялся громче других? – спросил Гарафоли.

Все указали на мальчика, вернувшегося первым и принесшего кусок дерева.

– Сколько у тебя не хватает?

– Я, право, не виноват…

– Отныне тот, кто ответит: «Я, право, не виноват», получает одним ударом плетки больше, чем ему полагается. Сколько у тебя не хватает?

– Я принес доску, большую, хорошую доску…

– Важное дело! Пойди к булочнику и спроси его, даст ли он тебе хлеба в обмен на твой кусок дерева. Увидишь, что нет. Сколько же тебе не хватает? Говори!

– У меня тридцать шесть су.

– Тебе не хватает четырех су, мерзавец, целых четырех су! И ты осмелился показаться мне на глаза! Рикардо, тебе везет, плутишка, ты здорово позабавишься. Снимай куртку.

– А деревяшка, которую я принес…

– Оставь ее себе на обед!

Его глупая шутка вызвала смех остальных детей. Во время этого разговора вернулись еще десять мальчиков, и все они поочередно подходили отдавать отчет в своем заработке. К двум наказанным прибавилось еще трое – у них совсем ничего не было собрано.

– Вот пятеро негодяев, которые обворовывают и грабят меня! – заорал Гарафоли. – Вот что значит быть добрым! Чем я буду платить за прекрасное мясо и вкусную картошку, которыми я вас Кормлю, если вы не будете работать? Но вам лень работать, паршивцы, вам хочется развлекаться. Вам бы следовало плакать, чтобы разжалобить людей, а вы предпочитаете смеяться и играть друг с другом. Снимайте куртки!

Рикардо держал плетку в руке, а пятеро наказанных выстроились перед ним в ряд.

– Ты ведь знаешь, Рикардо, – обратился к нему Гарафоли, – что эти наказания ужасно терзают мое сердце и потому я не люблю на них смотреть; но помни, что я все слышу и по звуку могу судить о силе твоих ударов. Старайся изо всех сил, мой миленький, ты зарабатываешь свой хлеб.

Он отвернулся к печке, сделав вид, что не в силах смотреть на происходящее. Забытый всеми, я стоял, прижавшись в углу, и дрожал от возмущения и страха. И этот человек будет моим хозяином! Если я не принесу ему назначенных тридцати или сорока су, мне тоже придется подставлять спину под удары плетки. Теперь я понял, отчего Маттиа так спокойно говорил о смерти и даже ждал ее как освобождения.

При первом ударе плетки слезы брызнули у меня из глаз. Я думал, что обо мне забыли, но я ошибался. Гарафоли украдкой наблюдал за мной.

– Вот ребенок с добрым сердцем, – сказал он, указывая на меня пальцем. Он не похож на вас, разбойники: вы смеетесь над несчастьем ваших товарищей и над моим огорчением также. Если он станет вашим товарищем, то может служить вам примером.

От слов «станет вашим товарищем» я задрожал с головы до ног.

После второго удара послышался жалобный стон, а после третьего душераздирающий крик. Гарафоли поднял руку, Рикардо остановился. Я решил, что он хочет их простить, но дело шло вовсе не о прощении.

– Ты знаешь, как действуют на мои нервы твои крики, – кротко произнес Гарафоли, обращаясь к своей жертве. – Плетка дерет твою кожу, а твои вопли раздирают мое сердце. Предупреждаю тебя, что за каждый новый крик ты получишь лишний удар и сам будешь в этом виноват. Подумай, ведь я могу заболеть от огорчения, и если у тебя есть хоть капля привязанности или благодарности ко мне, ты не станешь орать! Рикардо, начинай!

Рикардо поднял руку, и плетка заходила по спине несчастного.

– Мама! Мама! – зарыдал он.

К счастью, я больше ничего не видел: дверь отворилась и вошел Виталис.

С одного взгляда он понял, что означали крики, которые он слышал, поднимаясь по лестнице. Он подбежал к Рикардо и вырвал у него плетку. Потом, быстро повернувшись к Гарафоли, стал перед ним, скрестив руки. Все это произошло так внезапно, что Гарафоли остолбенел. Но, мгновенно оправившись, он произнес со сладкой улыбкой:

– Ужасно, не правда ли? У этого ребенка совсем нет сердца.

– Какой позор! – вскричал Виталис.

– Я с вами согласен, – перебил его Гарафоли.

– Перестаньте кривляться, – продолжал гневно Виталис. – Вы прекрасно знаете, что я говорю не об этом мальчике, а о вас. Да, это стыдно и подло мучить детей, беззащитных детей!

– А какое вам дело, старый дурак? – спросил Гарафоли, сразу изменив тон.

– Конечно, это дело не мое, а полиции.

– Полиции! – закричал Гарафоли, поднявшись с места. – Вы мне угрожаете полицией?

– Да, я, – ответил мой хозяин, нисколько не испугавшись бешенства Гарафоли.

– Послушайте, Виталис, – насмешливо обратился к нему Гарафоли, – не следует злиться и угрожать мне, ведь я тоже о чем-то могу рассказать, и вряд ли вам это понравится. Конечно, я не пойду в полицию – эти дела ее не касаются. Но есть люди, которые вами интересуются, и если я им перескажу то, что знаю, если я назову им одно имя, одно только имя, не вам ли придется краснеть от стыда?

Хозяин мой ничего не ответил. Ему краснеть от стыда? Я был поражен. Но прежде чем я опомнился от изумления, в которое меня ввергли эти загадочные слова, Виталис схватил меня за руку и потащил к двери.

– Право, старик, – сказал Гарафоли со смехом, – не будем ссориться! Вы хотели со мной о чем-то поговорить?

– Мне больше не о чем с вами разговаривать. И, ничего не прибавив, даже не обернувшись, Виталис начал спускаться по лестнице, крепко держа меня за руку. С какой радостью я следовал за ним! Я спасся от Гарафоли. Если бы я смел, я бы кинулся Виталису на шею!

ГЛАВА XVII. КАМЕНОЛОМНЯ ЖАНТИЛЬИ

Пока мы шли по людной улице, Виталис молчал; а когда мы оказались в пустынном переулке, он сел на тротуарную тумбу и в замешательстве несколько раз провел рукой по лбу.

– Очень хорошо быть великодушным, – промолвил он, как бы обращаясь к самому себе, – но что нам делать, не знаю. Мы очутились на мостовой Парижа без единого су в кармане и с пустым желудком. Ты очень голоден?

– Кроме той маленькой корочки, которую вы мне дали сегодня утром, я ничего не ел.

– Ну что ж, придется обойтись без обеда; лишь бы только найти, где переночевать.

– Вы рассчитывали переночевать у Гарафоли?

– Я думал, что ты там останешься, а я возьму у него франков двадцать и таким образом выпутаюсь из положения. Но, увидев, как он жестоко обращается с детьми, я не мог сдержаться. Ты, вероятно, очень рад, что я не оставил тебя у Гарафоли?

– Какой вы добрый!

– Да, сердце старого бродяги, оказывается, еще не совсем очерствело, и это нарушило все мои планы. Куда мы теперь денемся, я не знаю.