Без семьи

Я довольно долго оставался в раздумье один. Наконец судья вернулся вместе с Маттиа.

– Я наведу справки в Юсселе, и если, как я надеюсь, ваши показания подтвердятся, вы завтра утром будете освобождены.

– А как же наша корова? – спросил Маттиа.

– Вам ее вернут.

– Я не об этом хотел спросить, – ответил Маттиа. – Кто ее покормит и подоит?

– Не беспокойся, мальчуган. Теперь Маттиа вполне успокоился.

– Когда подоят нашу корову, нельзя ли нам дать немного молока? – попросил он. – Мы бы славно поужинали.

После ухода судьи я сообщил Маттиа две важные новости, которые заставили меня забыть о том, что я нахожусь в тюрьме: матушка Барберен жива, а Барберен в Париже.

– Наша корова торжественно войдет в Шаванон! – воскликнул Маттиа.

И от радости он начал плясать и петь Увлеченный его веселостью, я схватил его за руки, а Капи вскочил на задние лапки и начал прыгать между нами. Мы подняли такой шум, что напугали тюремного сторожа, который пришел посмотреть, не взбунтовались ли мы.

Он приказал нам замолчать. Но говорил с нами уже не так грубо, как раньше. Мы решили, что наше положение не так уж плохо, и вскоре получили этому подтверждение. Сторож не замедлил вернуться к нам с большой крынкой молока от нашей коровы. Но это было не все. Вместе с крынкой он принес большой ломоть белого хлеба и кусок холодной телятины, которые, как он сказал, послал нам судья. Никогда, вероятно, с заключенными не обращались так хорошо. Уплетая телятину и запивая ее молоком, я изменил свое мнение о тюрьме. Положительно, в ней было совсем не плохо! Таково же было и мнение Маттиа.

– Бесплатные еда и ночлег, – сказал он смеясь. – Нам здорово повезло!

Мне захотелось его попугать:

– А если ветеринар умер, кто будет свидетелем?

– Печальные мысли приходят в голову только тогда, когда ты несчастен, а сейчас для этого неподходящий момент, – ответил он мне, не рассердившись.

ГЛАВА IX. МАТУШКА БАРБЕРЕН

Мы неплохо переночевали в тюрьме, во всяком случае, нам приходилось проводить гораздо менее приятные ночи под открытым небом.

– Я видел во сне, как мы приводим корову, – сказал мне Маттиа.

– И я тоже.

В восемь часов утра дверь камеры отворилась. Вошел судья в сопровождении нашего друга ветеринара, который приехал сам, чтобы убедиться в том, что нас освободили. Судья не ограничился присланным нам накануне обедом – он передал мне красивую гербовую бумагу:

– Нельзя путешествовать без документов по большим дорогам. Вот паспорт, который я получил для вас у мэра. Отныне он будет вашей охранной грамотой. Счастливого пути, ребята!

Он пожал нам руки, а ветеринар расцеловал нас обоих.

Мы входили в эту деревню в довольно плачевном и жалком состоянии, зато выходили из нее торжествующие, гордо подняв голову и ведя на поводу нашу корову. Стоявшие у своих домов крестьяне провожали нас ласковыми взглядами.

Мы скоро дошли до той деревни, где я когда-то ночевал с Виталисом. Когда мы проходили по деревенской улице, мимо того дома, где Зербино стащил хлеб, мне пришла в голову мысль, которой я поспешил поделиться с Маттиа.

– Помнишь, я обещал угостить тебя блинами у матушки Барберен? Но для блинов необходимо иметь масло, муку и яйца.

– Это, должно быть, чертовски вкусно!

– Ужасно вкусно, ты увидишь. Их свертывают в трубочку и запихивают в рот. Но, вероятно, у матушки Барберен нет ни муки, ни масла – ведь она очень бедная. Как ты думаешь, будет хорошо, если мы ей все это принесем?

– Замечательная мысль!

– Тогда держи корову, но смотри не выпусти ее. Я пойду в лавочку, куплю муки и масла. Яиц лучше не брать, мы можем их разбить по дороге. Если у матушки Барберен их нет, она займет у кого-нибудь.

Я пошел в лавку и купил все необходимое, а затем мы снова отправились в путь.

Я не хотел утомлять корову, и все же, торопясь поскорее прийти, невольно ускорял шаг. Оставалось десять километров, потом восемь, потом шесть… Странное дело, теперь, когда я шел к матушке Барберен, дорога казалась мне длиннее, чем в тот день, когда я от нее уходил. Я был страшно взволнован, лихорадочно возбужден и поминутно смотрел на часы.

– Не правда ли, какая красивая местность? – спрашивал я Маттиа.

– Да, деревья не заслоняют вида.

– Когда мы с холма спустимся к Шаванону, ты там увидишь чудесные деревья: дубы и каштаны.

– А каштаны на них есть?

– Еще бы! А во дворе у матушки Барберен есть кривое грушевое дерево, на котором удобно ездить верхом. На нем растут большие груши – вот такие… и очень вкусные! Да ты сам увидишь.

Что бы я ни описывал ему, я каждый раз повторял: «сам увидишь». Я был искренне убежден, что веду Маттиа в страну чудес. И в самом деле, разве она не была такой для меня? Ведь там мои глаза в первый раз увидели свет, там я начал свою сознательную жизнь, там я был счастлив и любим. Мне живо вспомнились мои детские годы, и я невольно сравнивал их с горестями, страданиями и приключениями моей тяжелой бродячей жизни. Радость все больше охватывала меня, по мере того как мы подходили к деревне. Воздух родной деревни опьянял меня. Я все видел в розовом свете. Все мне казалось прекрасным!

Наконец мы пришли на верхушку холма, откуда начинается спуск и где многочисленные тропинки ведут к Шаванону мимо домика матушки Барберен.

Сделав несколько шагов, мы дошли до того места, где я попросил у Виталиса позволения присесть, чтобы посмотреть в последний раз на домик матушки Барберен.

– Держи веревку, – сказал я Маттиа.

Одним прыжком я вскочил на вал. Ничего не изменилось в нашей долине – она выглядела, как прежде. Между двумя группами деревьев я различил крышу домика матушки Барберен. Из трубы поднималась прямо к небу тоненькая струйка желтого дыма.

– Матушка Барберен дома! – воскликнул я. Легкий ветерок пробежал по деревьям и, коснувшись струйки дыма, пахнул им мне прямо в лицо. Этот дым имел запах листьев дуба. Тогда глаза мои наполнились слезами и, соскочив с вала, я обнял Маттиа. Капи бросился на меня, я взял его на руки и тоже поцеловал. А Маттиа стал целовать морду коровы.

– Давай скорее спускаться, – сказал я.

– Если матушка Барберен дома, то как же мы устроим ей сюрприз? – спросил Маттиа.

– Ты войдешь один и скажешь, что привел ей корову, присланную ей неизвестным, а когда она тебя спросит, кто этот неизвестный, – появлюсь я.

– Как жаль, что мы не можем устроить торжественный вход с музыкой! Было бы замечательно.

– Маттиа, не дури!

– Не беспокойся, второй раз я не сделаю такой глупости. Но если бы эта дикарка любила музыку, звуки фанфары были бы сейчас очень кстати.

Когда мы очутились на одном из поворотов дороги, находящемся как раз над домиком матушки Барберен, мы увидели на дворе белый чепчик. Это была матушка Барберен. Она открыла калитку и, выйдя на дорогу, направилась к деревне.

Я указал Маттиа на нее.

– Она уходит! А как же наш сюрприз? – спросил он.

– Придумаем что-нибудь другое.

– Что же?

– Не знаю.

– Окликнем ее!

Искушение было велико, но я устоял. Я столько времени мечтал о сюрпризе, что не мог теперь от него отказаться.

Мы быстро подошли к калитке моего родного домика, и я вошел в нее так же, как входил много раз прежде.

Зная привычки матушки Барберен, я был уверен в том, что калитка закрыта только на щеколду и что мы сможем беспрепятственно войти в дом. Но прежде всего нужно было поставить в хлев корову. Я нашел хлев таким же, каким он был когда-то, только сейчас в нем хранился хворост. Я позвал Маттиа, мы сложили хворост в угол и привязали корову к стойлу. Все это мы проделали очень быстро, потому что запас хвороста у матушки Барберен был невелик.

– Теперь, – обратился я к Маттиа, – войдем в дом. Я сяду в уголок, у печки. Как только скрипнет калитка, ты спрячешься за кровать вместе с Капи, и она увидит только меня. Представляешь себе, как она будет рада!