29  

– У меня тоже живое воображение. Мне показалось, кто-то следит за этим домом.

– Что ты имеешь в виду? – спросил мистер Дэвис. Видно было, что он здорово испугался. Но Энн уже понесло. Она продолжала:

– Там на улице стоял какой-то темный человек. Он следил за входом. И у него была заячья губа.

Мистер Дэвис встал, прошел к двери и запер ее на ключ. Убавил звук радио. Потом сказал:

– Там нет фонаря. Последний – далеко, шагах в тридцати. Вы не могли разглядеть его губу…

– Я только думала…

– Интересно, что он успел вам рассказать, – сказал мистер Дэвис. Он снова сидел на кровати и разглядывал свои ладони. – Вы пытались выяснить, где я живу, где работаю… – он оборвал фразу на середине и посмотрел на Энн с ужасом. Но она поняла по его манере, что теперь он боялся не ее; был напуган чем-то другим. Он заговорил снова:

– Они вам никогда не поверят.

– Кто?

– Полиция.

Дикая история. Энн была поражена: он вдруг начал всхлипывать, сидя на кровати и прижимая к груди огромные волосатые руки.

– Нужно найти выход. Я не хочу причинять вам боль. Я никому не хочу причинять боль. У меня слабый желудок, меня от таких вещей тошнит.

Энн сказала:

– Я же ничего не знаю. Пожалуйста, отоприте дверь.

Мистер Дэвис сказал тихо, но с яростью в голосе:

– Молчи. Сама напросилась.

Она повторила:

– Я же ничего не знаю!

– Я только промежуточное звено. Я не несу никакой ответственности. – И объяснил тихо, сидя на кровати в носках; в глубоко посаженных злых глазках стояли слезы – ему было очень жалко себя: – Наша тактика всегда была – не рисковать. Не моя вина, что этому парню удалось выкрутиться. Я всегда делал все что мог. Но он мне никогда этого не простит.

– Я закричу, если вы не отопрете.

– Кричите сколько влезет. Только старуху разозлите.

– Что вы со мной сделаете?

– Речь идет о сумме, превышающей полмиллиона, – сказал мистер Дэвис. – На этот раз я должен действовать наверняка.

Он поднялся с кровати и пошел к ней, вытянув перед собой руки; она закричала и дернула дверь, потом отбежала от двери – ведь ей никто не ответил – и забилась в угол с другой стороны кровати. Он не мешал ей: в этой тесной комнате деваться все равно было некуда. Он стоял и выжидал, бормоча про себя: «Ужасно. Ужасно». Видно было, что он с трудом подавляет тошноту, но страх перед кем-то третьим заставлял его действовать.

Энн умоляюще прошептала:

– Я обещаю вам все что хотите.

Он покачал головой:

– Он мне ни за что не простит.

Растянувшись поперек кровати, он поймал ее за руку. Сказал хрипло:

– Не сопротивляйтесь. Тогда не будет больно.

Он говорил, а сам тянул ее к себе по кровати, другой рукой нащупывая подушку. А Энн даже в этот момент твердила себе: «Это не со мной. Это не я. Убивают других. Не меня». Жажда жизни не давала ей поверить, что это может быть конец всего, ее собственный конец, конец любящего, жизнерадостного «Я». Жажда жизни не давала ей отчаяться, утешала даже тогда, когда подушка закрыла ей лицо; не позволила вполне осознать этот ужас, когда Энн попыталась сопротивляться его рукам, сильным и пухлым, липким от сахарной пудры.

5

Восточный ветер гнал потоки дождя вверх по течению Уивила. Ледяная ночь принесла ледяной дождь: град жалил асфальт тротуаров, оставлял рябины на крашеном дереве скамей. Спокойно прошагал мимо констебль в тяжелом дождевике, блестевшем от воды, словно мокрый асфальт; фонарик в его руке освещал темные промежутки от одного фонаря до другого. Не взглянув на Ворона, он произнес: «Доброй вам ночи». Его беспокоили только парочки: это их он высматривал на улице, в декабре, в холод и ледяной дождь; парочки в темных закоулках, налитые дешевым портером, – знамение нищих страстей провинциального города.

Ворон, застегнутый на все пуговицы, шел по городу в поисках хоть какого-то укрытия. Он не хотел отвлекаться от мыслей о Чалмондели, о том, как отыскать этого человека в Ноттвиче. Но то и дело обнаруживал, что думает о девушке, которой в это утро угрожал. Почему-то ему вспомнилась кошка, оставшаяся там, где он жил, в «Кафе Сохо». Он очень привязался к этой кошке.

Потрясающе, как она не обратила внимания на его уродство. «Меня зовут Энн». «Да вы вовсе не урод». Ворон думал, она так и не догадалась, что он собирался ее убить; наивно не подозревала о его намерении, точно как котенок, которого когда-то ему пришлось утопить; и он с удивлением отметил про себя, она ведь его не выдала, хотя и знала, что за ним охотится полиция. Может быть, даже поверила ему.

  29  
×
×