Наемный убийца

Прежде чем Ворон мог решить, что надо делать, кто-то уже дергал ручку двери с той стороны.

Ворон сказал сэру Маркусу:

– Велите им отойти, не то стреляю!

– Идиот, – прошептал сэр Маркус, – так они вас только за кражу посадят. Убьете меня – виселицы вам не миновать.

Но мистер Дэвис готов был ухватиться за первую попавшуюся соломинку. Он крикнул человеку за дверью, и голос его сорвался на визг:

– Отойдите от двери! Ради Бога, отойдите!

Сэр Маркус произнес злобно:

– Вы дурак, Дэвис. Если он все равно собирается нас прикончить…

Ворон стоял с пистолетом, держа этих двоих на прицеле, а они затеяли бессмысленный, абсурдный спор.

– У него нет повода убивать меня, – визжал мистер Дэвис. – Вы втянули нас в это дело. Я действовал по вашем поручению.

Камердинера разобрал смех.

– На поле двое против одного, – произнес он.

– Помолчите, – злобно, с угрозой прошептал сэр Маркус мистеру Дэвису. – Вас-то я могу убрать в любой момент.

– Попробуйте только, – визжал мистер Дэвис, голос его напоминал весенние крики павлина.

Кто-то всем телом ударил в дверь.

– Я подобрал все документы по делу о приисках Уэст-Рэнд, – сказал сэр Маркус, – и все, что касается Восточно-Африканской Нефтяной компании тоже.

Волна нетерпения обрушилась на Ворона. Эти двое, казалось, мешали чувству покоя и доброжелательности завладеть его душой: он смутно помнил, что это чувство почти уже вернулось к нему, когда он велел сэру Маркусу молиться. Он поднял пистолет и выстрелил сэру Маркусу в грудь. Это было единственное средство заставить их замолчать. Сэр Маркус упал головой на поднос, опрокинув стакан остывшего молока на бумаги, лежавшие на письменном столе. Изо рта вытекла струйка крови.

Мистер Дэвис торопливо заговорил:

– Это все он, старый черт. Вы же сами слышали. Что я мог сделать? Я был в его власти. У вас же нет ничего против меня, – и снова визгливо крикнул:

– Уйдите от двери, слышите, вы! Он убьет меня, если вы не уйдете!

Он тут же заговорил снова, а молоко каплями стекало с подноса на письменный стол.

– Я бы ничего не сделал, если бы не он. А знаете, ведь он специально велел полицейским, чтоб стреляли без предупреждения, как только вас заметят.

– Он старался не глядеть на пистолет, по-прежнему нацеленный ему в грудь.

Камердинер оставался на своем месте, у стены, побледневший и тихий; он словно зачарованный смотрел, как капля за каплей вытекает вместе с кровью жизнь сэра Маркуса. Так вот как это было бы – казалось, думает он, – если бы я сам, если бы мне хватило решимости… как-нибудь… за эти долгие годы…

Голос снаружи сказал:

– Лучше сейчас же откройте дверь, не то будем стрелять сквозь панель.

– Ради Бога, – завизжал мистер Дэвис, – оставьте меня в покое. Он же меня убьет!

Глаза сквозь очки противогаза наблюдали за ним с удовлетворением.

– Я же вам ничего не сделал, – протестовал он. Над головой Ворона ему были видны стенные часы: со времени утреннего завтрака не прошло и трех часов; неприятно теплый привкус почек и бекона все еще ощущался во рту; он не мог поверить, что это и в самом деле конец, ведь в час у него свидание с девушкой; нельзя же умереть перед свиданием.

– Ничего не сделал, – пробормотал он. – Совсем ничего.

– Это же вы, – сказал Ворон, – пытались убить…

– Никого. Ничего, – простонал мистер Дэвис.

Ворон помолчал. Слово все еще было непривычным, язык с трудом мог его произнести:

– Моего друга.

– Не знаю. Не понимаю.

– Не подходите, – крикнул Ворон тем, за дверью, – если будете стрелять, я его убью. – И пояснил: – Ту девушку.

Мистер Дэвис трясся, словно в пляске святого Вита. Он сказал:

– Какой она вам друг! Почему здесь полиция, если она не… Кто еще мог знать?

Ворон сказал:

– Вас стоит пристрелить за одно это. Она со мной по-честному.

– Ну да, – завизжал в ответ мистер Дэвис, – она же подружка полицейского. Из Скотленд-Ярда. Она же девчонка Матера.

И Ворон выстрелил. Со спокойствием отчаяния он расстрелял свой последний шанс на спасение, потратив две пули там, где было достаточно и одной, словно он хотел расстрелять весь мир в образе толстого, стонущего, истекающего кровью мистера Дэвиса. Да так оно и было. Ибо мир человека – это его жизнь, и Ворон расстреливал свою жизнь: самоубийство матери; годы одиночества в приюте; войну между шайками на бегах; смерть Змея, и старого министра, и той женщины. Другого пути не было: он испробовал путь исповедальный и потерпел неудачу, а причина была все та же. Нет никого за пределами собственного мозга, кому можно было бы довериться, ни единого человека – ни врача, ни священника, ни женщины.