Лисий хвост, или По наглой рыжей моське

– А что же она здесь делала?

– Тебе какое дело? Это наш дом, кого хотим, того и приглашаем.

У Рейвара все внутри заледенело от холодного, ядовитого голоса собственного сына. Но уже через несколько секунд ледяная корка обрушилась под натиском гнева и ярости.

Побледневшая Даянира вцепилась в руку сына и поспешно сказала:

– Лиса была нашей гостьей.

– Это я понял. Как она сюда попала? – сложил он руки на груди, смотря на Нейллина.

– Может, пройдем в дом и там поговорим? – умоляюще глянула на него женщина. – Нелли, – она слегка усмехнулась каким-то своим мыслям, – тебе не помешает переодеться, посмотри – всю рубашку закапал кровью.

Рейвар чуть заметно поморщился. Нейллин повторил гримасу с почти филигранной точностью. Но спорить с Даянирой никто не стал.

Хозяйка дома быстро отдала распоряжение позаботиться о сыне и утянула самого Рейвара в уютную маленькую гостиную. И только сейчас, когда Даянира немного расслабилась, стало понятно, каких усилий ей стоит сдерживать беспокойство и… гнев? Если уж она оставалась спокойной, когда полгода назад он заявился сюда, разрываемый такими противоречивыми чувствами, что даже его ребята боялись лишнее слово сказать, то чего сейчас-то нервничает?

Рейвар откинулся в кресле… чтобы тут же подскочить. Проклятье! Ну почему после этой рыжей плутовки он каждый раз остается с травмами? То укусит, то камнепад устроит, теперь вот вообще чуть не убила. Хм, пожалуй, это была одна из самых занятных попыток прикончить его, а их за всю жизнь было немало!

– Мне и тебя следовало отправить переодеться. Да и раны неплохо бы обработать. Но я хотела поговорить с тобой в отсутствие сына.

– Не стоит беспокоиться. Раны быстро затянутся. – Конечно, это же не укусы хвисы.

– Зачем ты приехал? Мы же договаривались, что Нейллин побудет еще несколько дней дома и ты встретишь его на пути к Илрх-Ин. Случилось что-то еще?

– Можешь списать это на мои предчувствия. Которые не подвели. Так что здесь делала эта рыжая?

– Гостила у Нелли. – Даянира поджала губы. – Радовалась каждой спокойной минутке, когда не надо куда-то бежать и постоянно быть начеку. Отогревалась душой, понимаешь? Смеялась, дурачилась… отъедалась. – Сказано все это было с таким упреком, словно он лично морил хвостатую голодом.

– Поесть для нее – святое!

– Тебе лучше знать, у нас она всего третий день жила. Что ты так удивленно смотришь? Раньше я могла много чего простить тебе, закрывая глаза и на скверный характер, и на необщительность, и на эти вечные секреты. Глупо было питать какие-то иллюзии.

– А сейчас, значит, не питаешь? – нагнулся он, опираясь о колени.

Даярина помотала головой.

Он до сих пор не мог поверить, что человеческая женщина может быть так красива в ее возрасте, с тремя детьми и непростой судьбой. Даже в свои девятнадцать она не выглядела столь… удивительно прекрасной. Тогда это была милая девушка с живыми глазами и искренностью во взгляде и речах. Сейчас же перед ним умная красивая женщина с открытым сердцем.

Ядовитая усмешка лишь на миг легла на его губы, погаснув вместе со вспышкой горечи. Ведь эта женщина могла стать его женой. Могла…

– Ты ведь не зря отослала Нейллина? Так говори!

– Не зря. Нейллин очень привязался к девочке. Я лишь раз видела в его глазах такое восхищение кем-то. Так он смотрел на тебя. Сам уже попробовал наших женщин – они все мягкие да слабые, разморенные сытой жизнью графства. А эта клыки щерит. Теперь подумай, что происходит с Нилли, если он видит, что вы с Лисой… так откровенно враждуете? И что будет, если он узнает, насколько это непростая вражда. Ты хочешь вызвать у сына ненависть?

– Разумеется, нет, – фыркнул Рейвар. Ему не хотелось затрагивать эту тему, но пришлось. Иначе потом могут возникнуть ненужные недосказанности и подозрения. – Что значит «непростая вражда»?

– Рейвар, не надо делать вид, что ты не понял. Я в это не поверю. Будь девочка тебе безразлична, ее давно бы не стало, ведь так? Или бы братец замучил, или бы ты ее догнал. Я не верю, что эта неловкая девчонка столько раз ускользала от тебя. Словно песок сквозь расставленные пальцы. По тому, как ты с ней играешь, сразу понятно, что у тебя в предках был оборотень. Жестокие звериные игры. Знаешь, я раньше считала чудовищем своего брата. – Даянира отвернулась, но едва уловимый соленый запах слезинок выдавал ее. – И… можешь называть меня кем угодно, но я не расстроилась, когда узнала о его смерти. Несмотря ни на что. Это безумие прекратилось. Но объясни мне… объясни, как ты мог причинять боль… ей? Как вообще можно было додуматься пытать подобное существо?

– Что она тебе рассказывала? – Рейвар не собирался прятать взгляд и скрывать собственные мечущиеся чувства.

– Об этом? Почти ничего. Сказала, что однажды очнулась в каком-то подземелье, что ее спрашивали непонятно о чем, потом отдали Бартоломео. Я бы и так догадалась, что ее не просто «спрашивали», все же не сельская дурочка. Лисавета мало рассказывала, больше плакала. Мне кажется, она только в тот момент и осознала, что же с ней произошло, словно сама поверить боялась. Сказочница наивная. Но одна фраза просто душу мне вывернула. Лиса сказала, что у тебя были ледяные глаза. Причем сказала так, будто страшнее ничего в жизни не видела. Скажи, ты правда причинил ей боль?

– Правда. – К чему отпираться. – И сделаю вновь, лишь бы узнать истину.

Даянира подняла на него удивленные, покрасневшие от слез глаза. А Рейвар скривил губы в довольно жалкой попытке усмехнуться.

– Я лэй’тэ, Даянира. Во многих странах этот титул носит тот, в чьих руках сосредоточена армия. А у полукровок всегда все гораздо сложнее. Мое основное занятие – спасать тех, кого хотят лишить жизни только потому, что их кровь нечиста. Ездить по миру вместе со своей гвардией, вместе с теми самыми ребятами, что пришли сейчас к вам на помощь, доверять им. Знаешь, большинство из них такие же найденыши, четвертые дети в семье. У нас принято четвертым ребенком брать кого-то из найденышей. Они вырастают в тепле домашнего очага, окруженные любовью приемных родителей. А потом снова приходят к лэй’тэ. Не потому, что их кто-то принуждает, а по зову сердца. Эти ребята хорошо понимают, ради чего мы рискуем, влезая в чужие страны, чужие разборки, чужие судьбы. С половиной из них я вырос, а другую половину собирал по всему миру. Они доверяют мне, они пришли со мной. А потом четверых убили. Подло и без затей, расстреляв из засады. Я бы самолично прикончил рыжую, если бы это могло вернуть их.

– Но ее-то за что?

– Никогда не думал, что кто-то из полукровок станет обвинять девушку за то, что она родилась хвисой.

– Как это? Хвост стал чем-то предосудительным?

– Знаешь, ваши предки установили просто потрясающий контроль своих границ. Что очень верно со стороны экономики – контрабандистов и нелегальных добытчиков нигде не любят. Вот только в этом случае контроль сработал в другую сторону. Я узнавал – за последний месяц, равно как и за последние несколько лет, территорию Сенданского графства не пересекала ни одна хвиса. Так откуда же взяться этой? Сломай-хребет и караванный путь охраняются очень строго, там ее даже крылья не спасли бы – попутчики выдадут, а без них она не выдержала бы перехода. Так что у нас остается?

– Границы с Авеорским и Роленским графствами, – обреченно вздохнула женщина.

– Правильный вывод. Я задам тебе еще один вопрос. Ты знаешь повадки лис, обычных лис? А главное – их семейный уклад? Он очень похож на хвисий. Эти рыжие плутовки – великолепные матери. За своего щенка они любого порвут, на любые жертвы пойдут. Но только пока тот не вырастет. Хвисы по достижении детьми совершеннолетия нередко стараются избавиться от своего потомства – срабатывает инстинкт защиты собственной территории. Но они все же не звери, к тому же родители и дети – не чужие друг другу. Нередко две хвисы, старая и молодая, могут ужиться на одной территории. Особенно если молодая – такая несамостоятельная, как Лисавета. Она совсем недавно стала совершеннолетней. А теперь вспомни, Даянира, откуда ты вообще знаешь о хвисах.