Голова Путешественника

– Так вот на что ты намекала вчера вечером? Это он – клептоман?

– Ну да. Папа говорит, что он просто не может не воровать. И, вообще-то, мы эти вещи обычно находим. У него есть тайники, как у сороки.

– Да что ты говоришь? В доме?

– И в доме, и в саду. Но иногда и подальше. Последний раз мы обнаружили тайник в Фоксхолвуде: Лайонел проследил за Финни. Он взял трех моих фарфоровых собачек, и Лай видел, где он их спрятал, – в кустах, конечно. И знаете, какая смешная штука? Мы все время сравниваем его с сорокой, а ведь это был куст, рядом с которым лесники вешают трупики всяких плохих птиц: сорок, соек, грачей, – чтобы неповадно было грабить лес. Я думаю, что это очень-очень жестоко, а вы как считаете? О Боже! Джанет меня зовет. Значит, кофе и вареное яйцо, правильно?

Вернувшись с подносом, Ванесса провозгласила:

– Суперинтендант Блаунт из Скотланд-Ярда просит у вас аудиенции!

– Проси, проси. У тебя какие планы на сегодняшнее утро, Ванесса?

– Я буду долго кататься на Китти, но только после того, как помогу убрать дом. Оказывается, мне лучше всего думается, когда я скачу на лошади.

– О чем же ты собираешься думать?

– А я никогда этого не знаю, пока не сяду в седло, а вы? Но наш лейтенант говорит, что прекрасные мысли совершенно необходимы, если хочешь, чтобы у тебя была насыщенная, богатая и счастливая, то есть дающая глубокое внутреннее удовлетворение жизнь. Вот я и стараюсь, чтобы у меня каникулы не пропали даром. Ну пока!

Найджел быстро проглотил яйцо и уже допивал кофе, когда в комнату вошел Блаунт.

– Как чувствуете себя, Стрейнджуэйз?

– Благодарю вас, неплохо. Скажите, Блаунт, у вас бывают когда-нибудь прекрасные мысли?

– Хм… Простите?

– Я так и думал, что не бывает. Возможно, если бы вы поступили на службу в конную полицию, все было бы по-другому.

Суперинтендант вытаращил глаза и стал с любопытством рассматривать Найджела.

– Вы уверены, что хорошо себя чувствуете? Голова не болит?

– Абсолютно уверен. Слышно что-нибудь о Финни Блэке?

– Нет. Этим сейчас занимается Гейтс. Да вы не волнуйтесь, далеко он не убежит. На него же сразу обратят внимание. Теперь скажите мне…

– Как у вас с лазаньем по деревьям, Блаунт?

– Ребенком я о-очень хорошо умел лазать по деревьям, – ответил суперинтендант осторожно, как будто разговаривал с умалишенным.

– Дело в том, что кому-то из нас, хочешь не хочешь, придется взбираться на каштан. Кстати, никто не пытался увести вашего сержанта с его поста под деревом?

– Да нет. Все было тихо и спокойно. На дерево может влезть Бауэр – он помоложе нас, к тому же ему полезно поразмяться после долгого стояния под деревом. Что вы такое задумали, а, Стрейнджуэйз?

Найджел сделал еще один глоток кофе, затем стал говорить, загибая пальцы:

– Первое. В грозу Финни нередко впадает в бешенство. В день убийства была сильная гроза. Вчера тоже.

Второе. Когда я был здесь в июне, Роберт Ситон сказал, что Финни иногда повторяет – не обезьянничает, а именно повторяет действия, которые совершают при нем другие.

Третье. Финни – клептоман. У него был тайник в Фоксхолвуде, рядом с деревом, где лесники вешают для устрашения других вредных птиц трупы сорок, ворон и так далее.

Четвертое. Вчера ночью Финни стащил глиняную голову Роберта Ситона работы Мары Торренс, положил ее в плетеную сумку – прошу особо обратить внимание на это обстоятельство – и забрался с ней на каштан.

– Плетеная сумка? – переспросил Блаунт, и в глазах у него загорелся огонек. – Ну конечно, так ведь проще всего подвесить что-то на ветку; он видел, как это делает егерь, когда подвешивает вредных птичек и зверюшек.

– Честное слово, Блаунт, вы схватываете буквально на лету, – с улыбкой заметил Найджел.

– И… э… вы предполагаете, что там может быть… э… вы считаете, что этот карлик может повторить и другие действия, особенно когда над ним сверкают молнии и гремит гром?

– Точно. Он может повторить какие-то действия, которые видел или совершал сам при аналогичных обстоятельствах.

– Похоже, чем скорее Бауэр залезет на дерево, тем лучше. Вы согласны, Стрейнджуэйз?

– Подождем, пока Ванесса Ситон уйдет из дома. Она собиралась кататься на лошади. Она нам здесь совершенно не нужна, к тому же это зрелище вряд ли вызовет у нее прекрасные мысли.

– А как насчет других обитателей Плаш-Мидоу?

– Думаю, им всем, включая Торренсов, полезно будет поприсутствовать при физических упражнениях сержанта Бауэра. Вы не можете придумать что-нибудь, чтобы заставить их всех собраться во дворе? Конечно, я не ручаюсь, что все это не окажется ложной тревогой. Шансов на успех маловато, но попробовать стоит. На это есть и еще кое-какие причины, Блаунт, но о них я расскажу вам после того, как сержант Бауэр слазает на каштан.

К тому времени как на колокольне деревенской церквушки пробило одиннадцать, все собрались под каштаном. Выходя из дома вместе с Робертом Ситоном, Найджел заметил Джанет, с пеной у рта спорящую с суперинтендантом. Она посматривала на верхушку дерева, и то, что она говорила, явно очень смущало галантного суперинтенданта Блаунта.

– Надеюсь, надолго он нас не задержит, – проронил Роберт Ситон. – Мне хотелось бы поскорее вернуться к работе.

Но Блаунт, похоже, никуда не торопился. Отведя сержанта Бауэра в сторонку, он о чем-то пошептался с ним, потом попросил принести лестницу. Прошло еще какое-то время, пока Лайонел Ситон разыскал садовника, а садовник нашел лестницу и притащил ее к каштану. Если Блаунт задался целью пощекотать нервы честной компании, то, нужно отдать ему должное, ему это вполне удалось. Обитатели Плаш-Мидоу стояли у основания гигантского дерева и переминались с ноги на ногу, не зная, что сказать друг другу и о чем спросить; это было особенно странно, если учесть, что они столько лет прожили вместе. Скорее они походили на совершенно незнакомых людей, которые встретились впервые и только собираются растопить лед, пока еще разделяющий их. Найджелу, стоявшему несколько в стороне от них, казалось, что он присутствует на домашнем торжестве в момент, когда члены семьи и гости, собравшиеся вместе, чтобы сфотографироваться, неловко мнутся, разговаривают и неостроумно шутят, не слушая друг друга, и стараются при этом встать поближе к центру, чтобы получше смотреться на будущем снимке; а хозяин дома все возится с камерой и никак не может найти нужный ракурс.

Стояло свежее, веселое августовское утро; воздух был прозрачен и чист после прошедшей ночью грозы, двор переливался изумрудной зеленью не высохшей еще травы. Пятеро под деревом замерли, увидев наконец приближающегося садовника. Выделяющаяся своей грузной фигурой Джанет Ситон, со сложенными на груди руками и сурово сдвинутыми бровями, вдруг придвинулась поближе к мужу, словно желая защитить его или, наоборот, ища у него защиты. Поэт, стоявший до этого заложив руки за спину, с совершенно отрешенным видом, теперь взял жену под руку, – совершенно естественный, обыденный жест. Лайонел Ситон и Мара Торренс стояли рядом, яркое солнце освещало золотистые кудри молодого человека и темноволосую головку девушки. Только вот лицо Мары было цвета промокшей под дождем газетной бумаги; утреннее солнце безжалостно подчеркивало ее усталый, даже изможденный вид. Лайонел что-то шепнул ей на ухо, и она подняла глаза к его лицу, мгновенно осветившемуся улыбкой благодарности; и отблеск этой улыбки сделал девушку моложе, мягче и привлекательнее. В нескольких футах от них стоял Реннел Торренс, сосредоточенно набивавший трубку табаком. Казалось, он нарочно избегает смотреть на остальных членов семейной группы, полицейских, садовника и старый каштан. Когда он наконец закурил, стало видно, что руки у него трясутся. Недовольно выпятив толстую нижнюю губу, Реннел посмотрел сквозь трубочный дым на Найджела, потом демонстративно перевел взгляд на часы, передернул плечами и переступил с ноги на ногу.

Лайонел пошел навстречу садовнику, чтобы помочь ему установить лестницу. Он был оживлен и держался уверенно.