Чистое небо

Рамзес протянул ему широкую фляжную крышку, до краев наполненную теплой водой с привкусом обеззараживающей армейской таблетки. Гришка, строго по науке, смочил язык, потом ополоснул рот и только последний глоток выцедил с наслаждением, словно изысканное вино.

– Рамзес, мы найдем воду? – спросил он.

– Найдем, – буркнул Глеб и протянул кусок рафинада. Завтрак.

Два часа шли по компасу, потом, так и не выйдя на рельсы, по Глебову чутью и лесным приметам.

– Правильно идем, – стиснув зубы, божился Глеб. – Я здесь четыре года хожу, я знаю.

– Может, мертвяки рельсы сняли? – глупо пошутил Бой.

На обед ели холодную тушенку и допили воду. Глеб пытался докричаться до Севки, но рация только шумела на всех каналах.

– Коматоз, – сделал вывод осоловевший от еды и воды Гришка. – Ведь не поверят потом, скажут – го́ните.

Глеб взглянул исподлобья – напарник щурился на зеленое солнышко и улыбался.

– Оптимист... – не то осудил, не то позавидовал ему Глеб.

– Ага, – легко согласился Гришка. – Иначе вообще не в кайф.

– Куда нам идти, оптимист? – спросил Глеб. – У нас еще сутки в запасе. На потрепыхаться.

– Мне кажется, ты правильно шел, – твердо ответил Гришка.

Они пошли дальше, и почти сразу разморенный обедом Гришка напоролся на аномалию. Глеб никогда не видел такого: в воздухе между деревьями парили мелкие черные точки, словно туча мошкары. Гришка, опередивший напарника на полшага, вступил в тучу, и Глеб успел только вскрикнуть. Гришка оглянулся недоуменно:

– Ты что?

– Шаг назад, быстро!

Гришка отступил. «Мошкары» стало меньше, но на одежде и лице напарника появилось много черных оспин.

– Видишь? – Глеб показал стволом между деревьями.

– Где? – Гришка смотрел, едва не сунув в тучу нос, но ничего не видел.

Глеб сплюнул и повел Гришку в обход. Несколько часов спустя расползшиеся оспины превратили Гришку в рыжего негра.

– Твою мать, что родители скажут! – сокрушался Гришка, пряча испуганные глаза. – Это солнце, черт! Оно заходить будет, как думаешь?

Глеб шел теперь всегда чуть позади напарника, сняв автомат с предохранителя. Они брели медленно и устало. Мертвяк наверняка уже нагонял их.

– Рамзес, это была аномалия? – спросил спустя время Гришка. – Когда ты закричал, а я потом начал чернеть?

– Да.

– Какая?

– Не знаю. Здесь никто не ходил, – объяснил Глеб. – Никто не знает, какие тут аномалии.

Гришка долго молчал, потом сказал:

– Я вперед пойду. Раз уж так получилось...

Он шел, механически выбрасывая и подбирая затем болты. Воду он увидел первым. И единственным.

– Рамзес! – заорал. – Ручей! Ручей, Рамзес!

Мальчишка, исхудавший и почерневший, кинулся к огромному камню, затянутому черным моховым покрывалом, и принялся биться лицом в крутой гранитный бок, хватая ртом воображаемую воду. Глеб смотрел, закаменев, но когда Гришка отвалился в сторону, вытирая с лица настоящую вкусную воду, сам заспешил. Воды не было, хоть плачь, хоть камень грызи. Только горький мох.

– Напился? – спросил Гришка расслабленным голосом. – Я тогда... посплю... немного... – Не бросай меня, Рамзес, – попросил он, уже засыпая.

Парень отключился, а Глеб еще долго ползал вокруг камня, пытаясь найти, добыть, раскопать воду. Заснул здесь же. Проснулся, разбуженный инстинктом, и успел развалить очередью гигантскую крысу с круглым прозрачным пузом. Крыса брызнула в стороны какой-то слизью, и Глеб решил убраться от греха, пока жажда не заставила его жевать гнилые крысиные потроха.

Гришка не проснулся, даже когда Глеб его едва не задушил в попытке привести в чувство. Рамзес вытряхнул рюкзак, отобрал все самое необходимое – остальное бросил – и взвалил тяжеленного напарника на плечи. Когда тронулся в путь, опять услышал за спиной тяжелый рев мертвяка.

Глеб не был оптимистом и понимал, что эти сутки станут последними. «Это ведь счастье – иметь возможность распорядиться своим последним днем, – рассуждал Глеб. – Я проведу его с пользой: буду нести тело глупого, но обаятельного мальчишки, которого не уберег от чистейшей глупости – желания стать настоящим сталкером. Потом он умрет и мне станет легче. Я, пожалуй, доем тушенку и сахар. Потом буду долго стрелять в мертвяка, и, наконец, узнаю, что ему от меня нужно. Жаль, рассказать кому-нибудь не получится».

Жизнь, однако, имела на Рамзеса свои планы. Глеб понял это, увидев мертвяка прямо перед собой, в десяти шагах. Сталкер опустился на колени, неловко уронив Гришкино тело.

– Здравствуй, Миша, – сказал он мертвому Ворону. – Вот ты и нашелся. Кто же тебя так?

Он смотрел на развороченную разрывной пулей грудь друга, на почерневшую от крови одежду, на серое лицо с закатившимися глазами. Ворон долго не двигался, но потом издал-таки звук, странный, потому что воздух вырывался разом из развороченной груди и запрокинутой глотки.

У-у-у-у!

Их преследователь ответил Ворону, и этот ответный крик начал постепенно удаляться.

– Спасибо! – поблагодарил Глеб и взвалил на плечи свою ношу. – Я тебя все равно найду, – пообещал он на прощание. – Честное слово! Ты знаешь зачем, Миша.

Через полчаса Глеб споткнулся о чей-то труп и уронил Гришку прямо на рельсы. Флягу с погибшего сталкера Глеб не снял – срезал. И тут же высосал до половины. Смочил Гришке губы и влил немного в рот – тот причмокнул, но не очнулся. Только потом Глеб осмотрелся: ржавые рельсы, сплошь заросшие бурьяном, уходили влево и вправо, сколько хватало глаз. Солнце – теперь красное – мячиком падало к горизонту. Глеб вздохнул прерывисто, унимая чувства, и включил рацию.

– ...бога-душу-мать, – заорал Севка. – Рамзес, где ты шлялся трое суток? Казак дошел до Ангаров и взял «Тюльпан». Это достоверная информация. Делай что хочешь, но «Тюльпан» принеси! И не вздумай меня кинуть, на ремни порежу... То есть денег дам, Рамзес, сколько скажешь...

Утром Гришка проснулся как ни в чем не бывало.

– Вышли? – обрадовался. – А когда? Ничего не помню!

Глеб разглядывал его лицо, боясь радоваться: действительно ли черные пятна начинают съеживаться или это обман зрения? За ночь он распотрошил поклажу некоего Шпыря, погибшего на пути к Эльдорадо от трусливого выстрела в затылок. Впрочем, судя по наколкам и количеству чужих вещей в рюкзаке, людская благодарность просто настигла героя в нежданный момент. Глеб вручил Гришке рюкзак с продуктами и, главное, флягу с полулитром вонючей питьевой жидкости.

– Торопиться некуда, – объяснил. – «Тюльпан» уже взяли.

– Казак? – вскинулся Гришка. – Эх, проплутали мы, упустили время. Что будем делать? Поищем другой хабар?

Глеб усмехнулся:

– Кривоносу нужен «Тюльпан»!

– Зачем ему? – небрежно поинтересовался Гришка, но спрятать жадного интереса не сумел. – Что это за штука такая, «Тюльпан»?

– А то ты не знаешь? – не поверил Глеб.

– Слышал кое-что, – осторожно протянул Гришка. – Только гон это, про вечную жизнь и бессмертие. Дурное фэнтези.

– Гон, – весело согласился Глеб и подумал: а зачем, действительно, Севке «Тюльпан»? Что-то он подозрительно сильно волнуется на этот счет. Слишком горячо для холодного коммерческого интереса. Хотя какая разница, Рамзес? Все равно отдавать цветок беспалому кровососу ты не собираешься.

– «Тюльпан» нужно взять! – твердо заявил Глеб.

– Я на такую статью не подписывался, – отрезал Гришка. – Если ты хочешь валить Казака, то без меня, пожалуйста. Я тебе, конечно, благодарен, но...

– Я не хочу валить Казака, – перебил его Глеб. – Собирайся, хватит болтать!

Они споро собрались и двинулись к Ангарам. После Леса поход по шпалам казался легкой курортной прогулкой, хотя аномалий хватало и здесь, но знакомых, привычных и почти родных. Вскоре нашли еще один свежий труп, а потом еще два.

– Это Казак постарался? – спросил встревоженный Гришка.

– Не в его привычках, – ответил Глеб.

Отшагали почти восемь километров и за дугой крутого поворота увидели наконец далекие ажурные конструкции.