Путешествия с тетушкой

– Вы и сообщили в гестапо?

– Я боялся, что они, чего доброго, дадут чертеж на экспертизу, – ответил мистер Висконти. – А ему оставалось жить недолго. Он был очень стар.

– Как вы сейчас.

– Ему не для чего было жить, а у меня есть ваша тетушка.

Я взглянул на тетушку Августу. Уголок рта у нее подергивался.

– Вы поступили очень дурно, – только и сказала она. – Очень-очень дурно.

Мистер Висконти встал и, взяв фотографию Фритауна, изорвал ее на мелкие клочки.

– А теперь – на заслуженный отдых.

– Я же хотела отослать ее Вордсворту, – запротестовала было тетушка. Но мистер Висконти обнял ее за плечи, и они начали подниматься рядышком по мраморной лестнице, как пара стариков, которые сохраняют любовь друг к другу на протяжении всей долгой и многотрудной жизни.

7

– Они мне вас описали как аспида, – сказал я мистеру Висконти.

– Неужели?

– Собственно, описание это исходило не от детективов, а от шефа Римской полиции.

– Фашист.

– В сорок пятом году?

– Значит, коллаборационист.

– Но война уже окончилась.

– Все равно коллаборационист. Одни всегда сотрудничают с победителями, а другие поддерживают потерпевших поражение.

Опять слова его прозвучали как цитата из Макиавелли.

Мы пили с ним шампанское в саду, поскольку в доме в данный момент находиться было невозможно. Какие-то люди вносили мебель. Лазали по приставным лестницам. Монтеры чинили проводку и вешали люстры. Тетушка руководила всем.

– Я предпочел бегство новому виду коллаборационизма, – продолжал мистер Висконти. – Нельзя предугадать, кто победит в конечном счете. Коллаборационизм – временный путь. Не то чтобы меня очень волновал вопрос безопасности, но хотелось бы уцелеть. Вот если бы Questore [комиссар полиции (итал.)] описал меня как крысу, у меня не возникло бы никаких возражений. Я испытываю глубочайшую симпатию к крысам. Будущее мира зависит от крыс. Бог, как я его понимаю, создал целый ряд вариантов на тот случай, если какие-то из прототипов погибнут. В этом и есть сущность эволюции. Один вид выживет, другой вымрет. Мне совершенно непонятно, почему протестанты так ополчились против дарвиновской идеи. Быть может, если бы он сосредоточился на эволюции лишь овец и коз, это больше отвечало бы их религиозному чувству.

– Но крысы… – начал было я.

– Крысы – высокоинтеллектуальные существа. Когда мы хотим узнать что-то новое о человеческом организме, мы экспериментируем на крысах. И в одном отношении крысы, бесспорно, впереди нас – они живут под землей. Мы начали осваивать подземный образ жизни лишь во время последней войны. А крысы уже не одну тысячу лет понимают опасность жизни на поверхности. Когда взорвут атомную бомбу, крысы уцелеют. Какой им достанется изумительно пустой мир! Надеюсь, все-таки у них хватит ума не вылезать наверх. Представляю, как быстро пойдет их развитие. Будем надеяться, они не повторят нашей ошибки и не изобретут колеса.

– И все же странно, до какой степени мы их ненавидим, – сказал я. Я уже выпил три бокала и теперь разговаривал с мистером Висконти так же свободно, как с Тули. – Труса мы обзываем крысой, но трусливы как раз мы – мы боимся крыс.

– Комиссар полиции вряд ли боялся меня, но, может быть, у него было неприятное предчувствие, что я его переживу. Этот тип зависти испытывают только люди, которые находятся в абсолютно надежном положении. Я не испытываю зависти по отношению к вам, хотя вы гораздо моложе меня, потому что здесь все мы живем равно в благословенно ненадежном положении. Вы умрете первым? Или я? Или О'Тул? Все зависит от того, в ком сильнее выражена крыса. Вот почему теперь во время войны старики читают списки раненых и убитых с каким-то самодовольным удовлетворением. Может оказаться, что они переживут собственных внуков.

– Один раз я видел у себя в саду крысу, – сказал я и разрешил мистеру Висконти долить мне бокал. – Крыса стояла на клумбе неподвижно, буквально замерев ка месте, чтобы я ее не заметил. Шерсть у нее распушилась, как у птицы, когда та взъерошивает перья на холоду. Благодаря этому у крысы был не такой противный вид, как у гладкой. Не раздумывая, я бросил в нее камнем. Я промахнулся и думал, что она убежит, но она, прихрамывая, медленно пошла прочь. Очевидно, я перебил ей лапу. В изгороди была дыра, крыса направилась в ту сторону. Она тащилась очень медленно, один раз она в изнеможении остановилась и посмотрела на меня через плечо. Вид у нее был несчастный, и мне стало ее жаль. Я не мог швырнуть в нее камнем еще раз. Она доковыляла до пролома и исчезла. В соседнем саду жил кот, и я знал, что крысе все равно несдобровать. А она шла на смерть с таким достоинством… Я все утро потом мучился от стыда.