Последняя надежда. Шпионская сага. Книга 1

Но Рафи со мной не соглашался: с фактами не поспоришь.

– Расскажу кое-что, способное раскрыть тебе глаза. Я понимаю твои чувства, но возьми, например, волка. Защитники природы считают его этаким санитаром природы. Когда волки гонятся за стадом оленей, кого они ловят? Да, оленя, который болен, поскольку здоровый от волка уходит легко. А потом, когда волк забирается в овчарню, он убивает одну овцу потому, что голоден. Затем убивает остальных просто потому, что он – животное и не может остановиться, не встречая сопротивления. Добыча не убегает, и поэтому ее уничтожают, исходя из инстинкта. Так же поступают и лиса, и хорь в курятнике, ведь с собой можно унести только одну овцу или курицу, не больше. Но особо страшен волк, когда он обложен. Тогда он будет убивать всех, кто рядом. Свои, чужие – ему не важно. Он лют и зол, и поэтому наиболее опасен. Перед нами – настоящий волк, и наша задача – не дать ему пустить зубы в ход. Вижу, тебе трудно принять то, что я говорю, и я понимаю тебя. Но у меня только одна просьба: относись к нему как к волку.

Значит, отец Марины – преступник, рецидивист, убийца… Волк…

– И что я теперь должен делать? – спросил я Рафи.

Ответ меня немного успокоил. Оказалось, что Рафи только готовил операцию по его разработке. Он добавил:

– То , что ты мне рассказал, увеличивает значимость наших будущих действий. Этот человек – наш враг, причем особо опасный, а с таким врагом все средства хороши.

Я продолжал упрямо смотреть ему в глаза, словно спрашивая: что тебе от меня нужно? Это единственный родной человек моей любимой, и ты наверняка хочешь, чтобы я использовал их отношения в твоих шпионских планах. Что я скажу Марине? Как я объясню ей, что ее отец – враг, и не просто враг, а заклятый бандит, да еще и каннибал? И что вовсе не отец он ей, а зверь, убивший десятки людей. После вчерашнего инцидента со слежкой и моего решения поменять ее внешность (о чем я с ней еще и переговорить не успел) на мою голову падает новая проблема похлеще предыдущих. Справлюсь. Но я мужчина, а как перенесет еще одно несчастье эта бедная девочка?

Рафи тем временем спокойно продолжил:

– Прошу тебя ничего пока не делать. Тебе в этой операции определена ведущая роль, но не сегодня. Я ввел тебя в курс дела для того, чтобы ты начал осмысливать ситуацию. Мы с тобой принадлежим к кругу людей, решающих проблемы. И теперь нам нужно решить проблему Кузнецова, или Гонзалеса, как он себя сейчас называет. Выяснилось, что у него огромные связи в международных преступных кругах. Он очень умело их использует. А мы по роду нашей службы эти связи должны пресечь. Нам необходимо открыть пути отмывания и перевода финансовых потоков Хезболле. Кей обещал мне всяческую поддержку, причем не только своей конторы, но и Федерального банка США. Вообще помощь любой американской или международной организации, в которой мы будем нуждаться, нам обеспечат. Получается, что у нас в руках одно из самых больших финансовых расследований века. И оно должно пресечь поток средств в Хезболлу, да и другие каналы финансовой поддержки террору.

Потихоньку я начал понимать, о чем идет речь. Меня хотят использовать в расследовании, в котором я, оперативник, нелегал-одиночка, стану действовать в команде. При мне будет целая «банда» бухгалтеров, компьютерщиков и других конторских спецов. Все во мне восставало против такой задачи, да оно и понятно. Когда закончат трясти «папашу», ни мне, ни Марине на этом свете места не найдется – слишком много мы будем знать. Но ответить отказом – тоже приговор. И я решил перевести разговор на другую тему.

– Совсем забыл: а что было в документах нашего старика? Он не разрешил мне их просмотреть, но велел спросить у тебя.

– Очень интересные вещи.

Рафи охотно поменял тему разговора и заговорил довольно оживленно:

– Я узнал, что несколько едва ли не самых блестящих операций Моссада проводились при содействии Тайной службы Хранителей. В некоторых из них я участвовал лично и должен отметить, что их помощь была незаметной, но результативной. Однажды, когда я считал, что мне уже крышка, все кончилось тем, что выбрался оттуда героем. Теперь получается, что мне помогли, а тогда я считал произошедшее чудом.

Я не знал, например, что в группе присланных НКВД в 1948 году в помощь израильскому правительству для организации службы безопасности тоже присутствовало несколько представителей Хранителей. Все эти двадцать гэбэшников с хорошим оперативным стажем были женаты на еврейках, некоторые евреи от рождения. Даже Исара Харэля, первого начальника израильской службы безопасности, звали Израилем Гальпериным, причем он имел звание капитана НКВД. Позднее двенадцать человек вернулись в СССР, а восемь остались в Израиле, в том числе Гальперин. Альвенслебен не написал, кто есть кто, хотя и так понятно. Кроме того, в иностранном легионе Моссада служат добровольно пришедших со всего мира ребята и девушки безо всяких еврейских корней. Это подразделение считается одним из самых серьезных, у них никогда не бывает провалов. Оказалось, что практически все эти молодые люди – из семей Хранителей, и именно в Моссаде проходили «крещение огнем». В свете изложенного становится понятно, как нам удавалось приводить совершенно невыполнимые операции и получать абсолютно недоступные сведения. Впрочем, все возможно, если иметь такую поддержку, как служба Хранителей. Но вернемся к «нашим баранам».

Рафи заговорил еще настойчивее, видя, что я слушаю его, уставившись в пол, а не глядя, как обычно, прямо в глаза:

– По Кузнецову-Гонзалесу операция готовится, завершится через пару месяцев, а пока тебе нужно выполнять поручения старика. Поедешь в Санкт-Петербург, документы и легенду получишь через неделю. Твоя задача – выяснить, кто получил задание выкрасть разработки по торсионным технологиям.

Я понял, что Рафи уже все знает, хотя не исключено, что знал и раньше. Может, то, что Альвенслебен поручил мне его вербовку, – спектакль? Откуда он узнал о проблеме Тайной службы Хранителей в Санкт-Петербурге? О разработках технологий, связанных с торсионными полями?

– Твоя задача – найти шпиона. Мы проверили все, что можно. В институт за последний год никого на работу не приняли, значит, действует кто-то свой.

* * *

…Итак, у меня всего неделя, чтобы спрятать Марину, то есть организовать для нее пластическую операцию. Времени немного, но достаточно. Самое трудное и важное сейчас – убедить ее в необходимости поездки в швейцарскую клинику.

В тот же день я вылетел к моей любимой в Амстердам, сочинив в дороге целую лекцию на тему о том, что в наше время такая операция – сущая пустяковина, к тому же ею займется опытный врач, и какой красавицей она после этого станет… Но тревога меня не покидала. Я продолжал испытывать едва ли не физическую боль при мысли о том, что именно должен буду предложить Марине. Я дал себе слово: что бы ни случилось, я эту женщину не оставлю, даже если она будет выглядеть совсем по-другому. Все эти годы она была моей единственной ниточкой, связывающей с прошлым. Нет прошлого, как говорили мудрецы, нет и будущего. А я давно позабыл всех и вся. Не помнил друзей по школе и институту, даже тех, с кем учился в школе КГБ, сослуживцев. Да и родителей вспоминал лишь изредка, но о Марине думал каждый день. Только мысли о ней и позволили мне не превратиться в робота, остаться человеком. Всякое бывало. Одно время даже сон не приносил отдыха от тоски по ней, потом, помню, не мог видеть улыбающихся людей. А теперь чужой смех меня не раздражает и не злит, я стал улыбчивее. Я спешу к ней, к моей женщине, чтобы прижаться к ней. Мне нравится вдыхать ее запах, слышать ее голос. Я хочу быть с нею рядом, и это мое самое сильное желание. Кстати (точнее – совсем даже некстати, но что поделать!), надо что-то убедительное приготовить для «папаши», ведь он – мое будущее задание. Я уже придумал кое-что, но это потом, а сейчас – к Марине.

Раздумывая об операции, о разговоре с Мариной и ее отцом, о том, чем нужно будет заняться как можно быстрее, я не сразу заметил, что самолет выпустил шасси, готовясь к посадке.