Суть дела

– Дальше.

– Двоюродный брат Таллита сядет на следующий португальский пароход. Конечно, его вещи обыщут и ничего не найдут. У него будет попугай в клетке. Мой вам совет, майор Скоби, не мешайте двоюродному брату Таллита уехать, но отберите у него попугая.

– А почему бы нам и не помешать этому двоюродному брату уехать?

– Вы же не хотите открывать Таллиту свои карты. Вы можете сказать, что попугай болен и его нельзя везти. Хозяин не посмеет скандалить.

– Вы хотите сказать, что алмазы в зобу у попугая?

– Да.

– Этим способом и раньше пользовались на португальских судах?

– Да.

– Придется, видно, завести в полиции птичник.

– Вы воспользуетесь моим советом, майор Скоби?

– Вы мне дали совет, Юсеф. А я вам пока ничего не скажу.

Юсеф кивнул и улыбнулся. Осторожно приподняв свою тушу со стула, он робко прикоснулся к рукаву Скоби.

– Вы совершенно правы, майор Скоби. Поверьте, я боюсь причинить вам малейших вред. Я буду очень осторожен, и вы тоже, тогда все пойдет хорошо. – Можно было подумать, что они составляют заговор не причинять никому вреда, но даже невинные слова приобрели в устах Юсефа сомнительный оттенок. – Спокойнее будет, – продолжал Юсеф, – если вы иногда перекинетесь словечком с Таллитом. Его навещает агент.

– Я не знаю никакого агента.

– Вы совершенно правы, майор Скоби. – Юсеф колыхался, как большая жирная моль, залетевшая на свет. – Пожалуйста, передайте от меня поклон миссис Скоби, когда будете ей писать. Хотя нет – письма читает цензура. Нельзя. Но вы могли бы ей сообщить… нет, лучше не надо. Лишь бы сами вы знали, что я от души желаю вам всяческих благ…

Он пошел к машине, то и дело спотыкаясь на узкой дорожке. Он включил освещение и прижался лицом к стеклу. При свете лампочки на щитке лицо казалось огромным, одутловатым, взволнованным и не внушающим никакого доверия; он сделал робкую попытку помахать на прощанье Скоби – тот стоял одиноко и неподвижно в дверях притихшего, пустого дома.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

1

Они стояли на веранде дома окружного комиссара в Пенде и смотрели, как мелькают факелы на той стороне широкой, сонной реки.

– Вот она, Франция, – сказал Дрюс, называя землю за рекой так, как звали ее здесь.

– Перед войной, – заметила миссис Перро, – мы часто уезжали во Францию на пикники.

Из дома на веранду вышел сам Перро, неся в каждой руке по бокалу; брюки на его кривых ногах были заправлены в противомоскитные сапоги, точно он только что слез с коня.

– Держите, Скоби, – сказал он. – Знаете, мне трудно представить себе французов врагами. Мои предки покинули Францию вместе с гугенотами. Это, что ни говори, сказывается.

Вызывающее выражение не сходило с его худого, длинного, желтого лица, которое нос разрезал словно шрам; Перро свято верил в свою значительность; скептикам следовало дать отпор и по возможности подвергнуть их гонениям – эту свою веру он будет проповедовать, пока жив.

– Если они выступят на стороне немцев, – сказал Скоби, – Пенде, вероятно, одно из тех мест, где они на нас нападут.

– Еще бы, – откликнулся Перро. – Недаром меня перевели сюда в тридцать девятом. Правительство предвидело все заранее. Будьте уверены, мы готовы ко всему. А где доктор?

– Кажется, пошел еще раз посмотреть, готовы ли койки, – сказала миссис Перро. – Слава богу, майор Скоби, что ваша жена добралась благополучно. А вот эти несчастные… сорок дней в шлюпках! Страшно подумать.

– Каждый раз на одной и той же линии – между Дакаром и Бразилией, – недаром там самое узкое место Атлантики, – сказал Перро.

На веранду вышел доктор.

На том берегу опять стало тихо и мертво; факелы погасли. Фонарь, горевший на маленькой пристани возле дома, позволял разглядеть несколько футов плавно текущей черной воды. Из темноты показалось бревно, оно плыло так медленно, что Скоби успел досчитать до двадцати, прежде чем его опять поглотила мгла.

– Лягушатники вели себя на этот раз не так уж плохо, – хмуро заметил Дрюс, извлекая москита из стакана.

– Они доставили только женщин, стариков и умирающих, – откликнулся врач, пощипывая бородку. – Согласитесь, что это не так уж много.

Внезапно с дальнего берега донеслось гудение голосов, словно зажужжал рой мошкары. То там, то тут замелькали, как светлячки, факелы. Скоби поднес к глазам бинокль и поймал освещенное на миг черное лицо, шест гамака, белую руку, спину офицера.