80  

Он приказал Акуино караулить Фортнума в соседней комнате. Хотя Фортнум никак не мог сообщить о своем присутствии, отец Ривас не хотел рисковать.

Доктор Пларр и священник молча сидели, глядя в потолок, как будто в любой момент вертолет мог с грохотом свалиться им на голову. Когда машина пролетела, они услышали шорох листьев, падавших на землю, подобно дождю. А когда замер и этот звук, они продолжали безмолвно сидеть, ожидая возвращения вертолета.

Пабло и Диего вошли в комнату. Пабло доложил:

– Они фотографировали.

– Эту хижину?

– Весь квартал.

– Тогда они наверняка заметили вашу машину, – сказал доктор Пларр. – Их должно заинтересовать, что она здесь делает.

– Мы хорошо ее спрятали, – отозвался отец Ривас. – Мы можем только надеяться.

– Они искали очень упорно, – сообщил Пабло.

– Лучше сейчас же пристрелить Фортнума, – заметил Диего.

– Срок нашего ультиматума истекает только в воскресенье в полночь.

– Они его уже отклонили. Это доказывает вертолет.

– Продлите на несколько дней срок вашего ультиматума, – сказал доктор Пларр. – Дайте сработать моему обращению к общественности. Пока опасность вам не грозит. Полиция не посмеет на вас напасть.

– Срок назначил Эль Тигре, – сказал отец Ривас.

– Что бы вы ни говорили, должен же у вас быть какой-то способ с ним связаться.

– Такого способа нет.

– Вы же сообщили ему о Фортнуме.

– Та линия связи сразу же прервалась.

– Тогда действуйте сами. Пусть кто-нибудь позвонит в «Эль литораль». Дайте им еще неделю.

– Еще неделю, чтобы полиция за это время могла нас найти, – сказал Диего.

– Перес не решится искать слишком настойчиво. Он не хочет найти труп.

Снова послышался шум вертолета. Они уловили его приближение издалека, звук был не громче бормотания под нос. В первый раз вертолет шел с востока на запад. Теперь он летел над верхушками деревьев с севера на юг и обратно. Пабло и Диего вновь вышли во двор, их долгое бдение снова возобновилось под шелест падающих листьев. Наконец опять наступила тишина.

Часовые вошли обратно в хижину.

– Опять фотографировали, – сказал Диего. – Наверно, засняли каждую тропинку и каждую хижину в квартале.

– А вот муниципалитет никогда этого не делал, – сказал негр. – Может, теперь-то они поймут, как нам не хватает водопроводных колонок.

Отец Ривас вызвал со двора Марту и стал шепотом давать ей какие-то указания. Доктор Пларр пытался расслышать, что он говорит, но ничего не разобрал, пока оба не повысили голос.

– Нет, – говорила Марта, – нет, отец мой, я тебя не оставлю.

– Это приказ.

– Что ты мне говорил – я твоя жена или твоя женщина?

– Конечно, жена.

– Ну да, ты так говоришь, говорить тебе легко, но обращаешься со мной, будто я твоя женщина. Ты сказал «уходи», потому что бросаешь меня. Теперь я знаю, что я только твоя женщина. Ни один священник не захотел нас повенчать. Все тебе отказали. Даже твой друг отец Антонио.

– Я объяснял тебе десятки раз, что для брака священник не обязателен. Священник – только свидетель. Вступают в брак человек с человеком. Наш обет – только он имеет значение. Наши намерения.

– Откуда мне знать твои намерения? Может, тебе просто нужна была женщина, чтобы с ней спать. Может, для тебя я просто шлюха. Ты обращаешься со мной как со шлюхой, когда велишь мне уйти и оставить тебя.

Отец Ривас занес было руку, словно хотел ее ударить, потом отвернулся.

– Если ты не совершил из-за меня смертного греха, отец, почему ты не хочешь отслужить для нас мессу? Всем нам грозит смерть. Нам нужна месса. И той бедной женщине, которая умерла… Даже этому гринго здесь… Ему тоже нужна твоя молитва.

К доктору Пларру вернулась школьная привычка подшучивать над Леоном.

– Обидно, что ты покинул церковь, – сказал он. – Видишь, люди теряют к тебе доверие.

Отец Ривас посмотрел на него злыми глазами собаки, у которой хотят отнять кость.

– Я никогда тебе не говорил, что покинул церковь. Как я могу покинуть церковь? Церковь – это весь мир. Церковь – этот квартал, даже эта комната. У каждого из нас есть только одна возможность покинуть церковь – это умереть. – Он устало махнул рукой, его утомил этот бесполезный спор. – Да и той возможности нет, если правда то, во что мы порой верим.

– Она ведь только просила тебя помолиться. Ты забыл, как молятся? Я-то забыл. Все, что помню, «Богородице дево, радуйся», да и то путаю слова с английским детским стишком.

  80  
×
×