Сила и слава

Часовой неуклюже взял на караул, и отряд промаршировал в казармы; не дожидаясь команды, полицейские вешали винтовки у офицерского помещения, опрометью кидались во двор к своим гамакам или в уборную. Некоторые сбрасывали с ног башмаки и укладывались спать. Штукатурка осыпалась с глинобитных стен; поколения полицейских оставили на побелке свои письмена. Несколько человек, крестьян, сидели на скамье, зажав руки между колен, и ждали. На них никто не обращал внимания. В уборной двое полицейских затеяли драку.

– Где хефе? – спросил лейтенант. Этого никто не знал; наверно, играет на бильярде где-нибудь в городе. В раздражении, но не теряя своей подтянутости, лейтенант сел за стол начальника; позади на стене были нарисованы карандашом два сердца одно в другом. – Ну? – сказал он. – Чего вы ждете? Введите арестованных. – Они входили один за другим и кланялись, держа шляпы в руках.

– Такой-то. Буянил в пьяном виде.

– Штраф пять песо.

– Но у меня нет денег, ваше превосходительство.

– Тогда пусть вымоет уборную и камеры.

– Такой-то. Испортил избирательный плакат.

– Штраф пять песо.

– Такой-то. Обнаружена медалька под рубашкой.

– Штраф пять песо.

Разбор дел подходил к концу: ничего серьезного не было. В открытую дверь, кружась, влетали москиты.

Лейтенант услышал, как часовой во дворе взял на караул: значит, идет начальник полиции. Начальник быстро вошел в комнату – коренастый, толстощекий, в белом фланелевом костюме и широкополой шляпе, с патронташем и большим пистолетом, похлопывающим его по боку. Он прижимал платок ко рту; вид у него был удрученный.

– Опять зубы разболелись, – сказал он. – Ой, зубы.

– Происшествий нет, – презрительно доложил лейтенант.

– Губернатор опять меня сегодня разнес, – пожаловался начальник.

– Спиртное?

– Нет, священник.

– Последнего расстреляли несколько недель назад.

– Он говорит, не последнего.

– Хуже всего то, – сказал лейтенант, – что у нас нет фотографий. – Он скользнул взглядом по стене к снимку Джеймса Калвера, разыскиваемого Соединенными Штатами по обвинению в ограблении банка и убийстве. Топорное, асимметричное лицо, снятое анфас и в профиль; словесный портрет разослан во все полицейские участки Центральной Америки. Низкий лоб и взгляд фанатика, устремленный в одну точку. Лейтенант с огорчением посмотрел на него: маловероятно, чтобы этот человек пробрался на юг страны; его поймают в каком-нибудь пограничном притоне – в Хуаресе, Пьедрас-Неграсе или в Ногалесе.

– Он говорит, что фотография есть, – жалобно сказал начальник. – Ой, зубы, зубы! – Он хотел достать что-то из заднего кармана, но его рука наткнулась на кобуру. Лейтенант нетерпеливо постукивал по полу начищенным башмаком. – Вот, – сказал начальник. За столом сидело большое общество: девочки в белых кисейных платьях; женщины с растрепанными прическами и мучительно напряженными лицами. У них из-за спины смущенно и озабоченно выглядывали несколько мужчин. Все лица пестрели мелкими точками: это была газетная вырезка – снимок участниц первого причастия, сделанный много лет назад. Среди женщин сидел довольно молодой человек в воротничке католического священника. В теплой и душной атмосфере всеобщего уважения его, видимо, угощали чем-нибудь вкусным, специально припасенным для этого случая. Он восседал там, гладкий, глаза навыкате, и отпускал невинные шуточки. – Снимок давний.

– Все они на одно лицо, – сказал лейтенант. Фотография была нечеткая, грязно отпечатанная, но все же на этом листке проступали тщательно выбритые, тщательно припудренные щеки священника, слишком пухлые для его возраста. Слишком рано пришли к нему блага жизни – уважение окружающих, верный заработок. Штампы религиозных поучений на языке, шутка, помогающая общению, готовность к приятию почитания… Счастливый человек. Ненависть – врожденная, как у собаки к собаке, – пронзила нутро лейтенанта. – Мы его раз пять расстреливали, – сказал он.

– Губернатор получил донесение… На прошлой неделе он пытался удрать в Веракрус.

– Где же были «красные рубашки», если он смог пробраться сюда?

– Прозевали, конечно. Нам просто повезло, что он не попал на пароход.

– Куда он дальше девался?

– Нашли его мула. Губернатор требует: поймать этого священника не позже чем через месяц. До того, как пойдут дожди.

– Где у него был приход?

– В Консепсьоне и в окрестных деревнях. Но он уже несколько лет как ушел оттуда.