Обреченное королевство

— Эти видения — благословения, — сказала Навани, положив свободную руку на его. — Я чувствую это, Далинар. Неужели ты не видишь, насколько они чудесны?

Далинар посмотрел в ее прекрасные светло-фиолетовые глаза. Такая внимательная, такая умная. Как бы он хотел доверять ей полностью.

Я никогда не видел от нее ничего, кроме чести, подумал он. Она не сказала никому о моем намерении отречься. Она никогда не пыталась использовать мои видения против меня.

Ему стало стыдно, когда он вспомнил о своих опасениях.

Она — изумительная женщина, эта Навани Холин. Чудесная, потрясающая и опасная женщина.

— Нас ждет еще больше забот, — сказал он. — И опасностей.

— Но, Далинар, ты испытываешь такое, о чем историки, ученые и фольклористы могут только мечтать. Я завидую тебе, хотя ты утверждаешь, что не видел там ни одного фабриала.

— Я уверен, что у древних не было фабриалов, Навани.

— И это меняет все, что мы думали о них.

— Наверно.

— Клянусь камнепадом, Далинар, — сказала она, вздохнув. — Неужели ничто не может зажечь в тебе страсть?

Далинар глубоко вздохнул.

— Слишком много что, Навани. Я чувствую себя так, как будто внутри меня кишит клубок угрей, чувства переплетаются одно с другим. Правдивость видений расстроила меня.

— Скорее взволновала, — поправила она его. — Ты помнишь, что сказал раньше? О том, что доверяешь мне?

— Я так сказал?

— Ты сказал, что не доверяешь своим клеркам и попросил меня записать видения. Одно влечет другое.

Ее рука все еще лежала на его руке. Она протянула свободную руку и закрыла дверь в коридор. Он хотел остановить ее, но не стал. Почему?

Дверь щелкнула, закрываясь. Они были одни. И она была так прекрасна. Эти умные возбужденные глаза, освещенные страстью.

— Навани, — сказал он, заставив себя подавить желание. — Ты опять.

Почему я позволяю ей делать это?

— Да, — сказала она. — Я упрямая женщина, Далинар. — В ее тоне не было и намека на шутку.

— Это непристойно. Мой брат… — Он протянул руку к двери, чтобы открыть ее.

— Твой брат, — выплюнула Навани, на ее лице сверкнул гнев. — Почему мы всегда должны думать о нем? Почему все только и думают о человеке, который давно умер? Его нет здесь, Далинар. Он ушел. Мне не хватает его. Но даже не наполовину так, как тебя.

— Я чту его память, — сухо сказал Далинар, все еще держа руку на дверной защелке.

— Отлично! Я очень рада за тебя. Но прошло шесть лет, и до сих пор все смотрят на меня как на жену мертвого человека. Другие женщины развлекают меня пустой болтовней, но не пускают меня в политические кружки. Они думают, что я — древняя реликвия. Хочешь знать, почему я так быстро вернулась?

— Я…

— Я вернулась, — сказала она, — потому что у меня нет дома. От меня ожидают, что я не буду участвовать ни в каких важных событиях, и только потому, что мой муж мертв. Мне ничего не дают делать, балуют и не обращают внимания. В моем присутствии им неудобно. Королеве и другим придворным дамам.

— Извини, — сказал Далинар. — Но я не…

Она подняла руки и коснулась его груди.

— Я не отняла его у тебя, Далинар. Мы были друзьями до того, как я встретила Гавилара. Ты знаешь меня такой, какая я есть, а не только как тень династии, павшей годы назад. Да? — Она умоляюще поглядела на него.

Кровь моих предков, подумал потрясенный Далинар. Она плачет.

Две маленькие слезы.

Он редко видел ее такой искренней.

И он поцеловал ее.

Он знал, это ошибка. Но все равно схватил ее, резко обнял и прижал к себе, не в силах больше сражаться с собой. Она растаяла. Он почувствовал соль ее слез; они бежали по щекам к ее губам и смешивались с его.

Поцелуй продлился долго. Слишком долго. Чудесно долго. Разум кричал ему, как пленник, запертый в тюрьме и вынужденный через решетку наблюдать за чем-то ужасным. Но часть его хотела это десятилетиями — теми десятилетиями, что он смотрел на двор брата, его брак и на единственную женщину, которую хотел юный Далинар.

Он поклялся, что никогда не разрешит себе даже думать об этом. С того момента, как Гавилар добился руки Навани, он запретил себе все чувства к ней и отошел в сторону.

Но ее вкус и запах, тепло прижавшегося к нему тела — были слишком сладкими. Волна цветущего аромата унесла прочь вину. На мгновение ее прикосновение изгнало все. Он забыл страхи и тревоги видений, Садеаса и стыд из-за ошибок прошлого.

Он мог думать только о ней. Прекрасной, проницательной, нежной, но сильной. Он прильнул к ней и мог бы держать ее, даже если бы вокруг суетился весь остальной мир.

Наконец он оторвался от ее губ. Она, ошеломленная, поглядела на него. Спрены страсти, похожие на крошечные снежинки, плавали в воздухе вокруг них. Вина накатила опять. Он попытался мягко отстранить ее, но она крепко прижалась к нему всем телом и не отпускала.

— Навани, — сказал он.

— Ш-ш-ш. — Она положила голову ему на грудь.

Он вздохнул, но позволил себе удержать ее.

— В мире происходит что-то плохое, Далинар, — тихо сказала Навани. — Король Джа Кеведа убит. Я услышала об этом только сегодня. Его убил син, Носитель Осколков, одетый в белое.

— Отец Штормов! — только и смог сказать Далинар.

— Что-то происходит, — повторила она. — Что-то большее, чем наша война здесь, что-то пострашнее, чем убийство Гавилара. Ты слышал о тех странных словах, которые говорят умирающие? Большинство не обращает на них внимания, но хирурги обсуждают их. А штормстражи шепчутся, что в последнее время сверхштормы стали более могучими.

— Да, я слышал, — сказал он, обнаружив, как трудно выходят слова из того, кто опьянен ею.

— Моя дочь что-то ищет, — сказала Навани. — Иногда она меня пугает. Она очень сосредоточенная и энергичная. И самый умный человек из всех, кого я знаю. Но то, что она ищет… Далинар, она считает, что назревает нечто очень опасное.

«Солнце приближается к горизонту. Идет Вечный Шторм. Настоящее Опустошение. Ночь Печалей…»

— Я нуждаюсь в тебе, — сказала Навани. — Я знаю тебя много лет и всегда боялась, что уничтожу тебя виной. Поэтому и сбежала. Но я не могу оставаться в стороне. Не сейчас, когда они так относятся ко мне. Не сейчас, когда что-то происходит с миром. Я ужасно напугана, Далинар, и я нуждаюсь в тебе. Гавилар был совсем не таким, каким его считали люди. Я любила его, но…

— Пожалуйста, — сказал Далинар, — не говори о нем.

— Как хочешь.

Кровь моих предков!

Он не мог изгнать ее запах из головы. Он вообще не мог пошевелиться и держал ее, как человек держится за камень во время сверхшторма.

Она посмотрела на него.

— Дай мне сказать, что… что я любила Гавилара. Но тебя — тебя я больше чем люблю. И я устала ждать.

Он закрыл глаза.

— Мы не можем быть вместе.

— Мы найдем способ.

— Нас осудят.

— Лагеря не обращают на меня внимания, — сказала Навани, — а о тебе распространяют слухи и ложь. Что они могут сделать нам?

— Что-нибудь найдут. Если раньше меня не осудят девотарии.

— Гавилар мертв, — сказала Навани, кладя голову ему на грудь. — Я никогда не изменяла ему, хотя — клянусь Отцом Штормов! — имела вполне достаточную причину. Девотарии могут говорить что хотят, но «Споры» не запрещают наш союз. Традиция и доктрина разные вещи, и страх оскорбления не удержит меня.

Далинар глубоко вздохнул, потом заставил себя разжать объятья и отпрянуть от нее.

— Если ты надеялась успокоить мои тревоги, то у тебя ничего не получилось.

Она сложила руки на груди. Он все еще чувствовал место на спине, которого касалась ее безопасная рука. Мягкое касание, для члена семьи.

— Я здесь не для того, чтобы успокоить тебя, Далинар. Как раз наоборот.

— Пожалуйста. Мне нужно время, чтобы подумать..

— Я не дам прогнать себя. Я не дам тебе забыть о том, что случилось. Я не…

— Навани. — Он мягко прервал ее. — Я не брошу тебя. Обещаю.