Мы были уже где-то в километре от склада, когда прогремел первый взрыв, произошедший, судя по отзвуку, на открытом пространстве. Похоже, мои расчеты оправдались.

Услышав взрыв, все возбужденно загомонили, но не прошло и пяти минут, как жахнуло во второй раз. На ближайшем к въезду складе я сделал еще один дополнительный взрыватель-ловушку, аккуратно закрепив лимонку со снятой чекой на верхнем обрезе чуть приоткрытых ворот. Лишь только створка открывалась еще на пару пальцев, лимонка падала вниз, в уютную конусообразную ловушку, которую я сложил из нескольких килограммов взрывчатки, на лету отстрелив рычаг предохранителя. Насколько я теперь разбирался в устройстве местных вооруженных сил, большинство военных специальностей здесь было узкоспециализировано. И разминированием (как и минированием) занимались специалисты под названием саперы. Так что этот взрыв практически гарантировал, что больше никто из прибывших до появления этих самых саперов в остальные склады не полезет. И мои конструкции из бечевки и свечей, которые я насторожил с довольно большим запасом по времени, должны были благополучно сработать в свой срок.

Я обернулся и посмотрел на своих бойцов. Их лица выражали восторг, глаза сияли, а руки крепко сжимали оружие. Что ж, с такими бойцами можно было побеждать…

Спустя полтора часа мы были вынуждены бросить бронетранспортер. Дальше он проехать не мог. В принципе, я был удивлен и тем, что он добрался хотя бы сюда. Поразительно неуклюжая техника! Впрочем, похоже, остальным она казалась верхом совершенства. Во всяком случае, Римозову точно. Он управлял ею с нескрываемым большим удовольствием и покинул водительское место с явным сожалением на лице. Но мы забрались по лесным дорогам в такую глушь, что двигаться дальше на каком-нибудь транспортном средстве стало совершенно невозможно.

Я приказал бойцам разгружать бронетранспортер, а сам занялся волокушами. Судя по возросшей влажности и немного изменившемуся типу растительности, а также еще по некоторым признакам, скоро должны были начаться болота, так что, если за нами и организовали преследование, у нас были все шансы оторваться. Впрочем, насчет преследования я сильно сомневался. Склад мы разгромили весьма впечатляюще, и если при оценке ситуации противник будет руководствоваться продемонстрированным уровнем подготовки и тактической грамотностью местных вооруженных сил (а так оно и будет), то вероятнее всего сделает вывод, что здесь поработало сильное подразделение численностью до роты.

А это ведь только в голофильмах поблизости от охраняемых объектов располагаются находящиеся в полной боевой готовности, но бездельничающие крупные силы, которые могут лихо попрыгать на всякие транспортные средства и с шумом и гамом броситься в погоню за киногероями. На самом деле обычное положение дел у любого командира — где бы он ни находился, в тылу или на передовой, и какие бы задачи выполнял — это жуткий дефицит сил и средств. И максимум, что противник сейчас сможет собрать, учитывая, что часть сил, находящихся в распоряжении коменданта и старшего по гарнизону, мы благополучно уничтожили на складе, четыре-пять монад, то есть по-местному — пару взводов. Я бы с такими силами нас преследовать не рискнул…

— Все готово, товарищ командир, — лихо вскинув руку к обрезу пилотки, доложил Головатюк. Его лицо сияло.

Я кивнул.

— Отлично. Кабан — в головной дозор. Направление движения — по солнцу. Через пару-тройку километров начнутся болота — там остановишься и подождешь меня.

Кабан так же лихо козырнул, отпустил жердь волокуши, которую держал вместе с Иванюшиным, и, сдвинув на грудь новенький ППД со склада, нырнул в заросли. Я махнул рукой:

— Вперед!..

До болот мы добрались через полтора часа. Я объявил привал и забрался на дерево, чтобы осмотреть местность. Вокруг, насколько хватало глаз, расстилался лес и болота, а далеко впереди, почти у горизонта, в небо тянулись почти неразличимые дымы и еле слышно даже для меня погромыхивало. Похоже, там еще кто-то дрался…

* * *

Дорога через болота оказалась неожиданно легкой. Впрочем, только на мой вкус. Остальные вряд ли бы настаивали на подобном утверждении, которое на самом деле основывалось просто на полном отсутствии у них опыта маршей в подобных условиях. Впрочем, не у всех. Головатюк, судя по всему, такой опыт имел, хотя и он раньше вряд ли передвигался по болотам, таща за собой тяжелогруженую волокушу. Поэтому уже где-то к двум часам пополудни мои подчиненные извозились в грязи чуть ли не по макушку и окончательно вымотались. А значит, пришло время остановиться на очередной привал и основательно перекусить. Тем более что после налета на склад у нас было чем.

На привал мы расположились на длинном, метров триста, и узком острове посреди болот, густо поросшем лесом. Судя по рельефу местности и тому, что я увидел с очередного дерева, мы двигались через довольно узкий болотный язык, далеко вдававшийся в местные леса. И мы его почти пересекли. Во всяком случае, в том направлении практически не было видно открытой воды — только торфяники, поросшие кустарником. Так что теперь между нами и противником раскинулась широкая полоса болот, и, значит, погони можно было не опасаться. Поэтому, едва выбравшись на остров, все сразу расслабились, каковое состояние в условиях боевых действий практически всегда приводит к печальным последствием. И потому я, когда заметил кое-что, что могло бы мне помочь преподать своим людям наглядный урок, не стал торопиться. Сцену надо было обставить подобающе.

Как только все собрались на узкой полянке у обреза воды, которую отыскал Кабан, чрезвычайно довольный этим фактом и даже обустроившийся на бережку, сняв сапоги и развесив по кустам портянки, я негромко скомандовал:

— Головатюк, построй личный состав.

— Слушаюсь, товарищ командир!

Несмотря на мой авторитет, на лицах большинства бойцов, занимающих место в строю, явственно читалось разочарование. Мол, и так сил уже никаких не осталось, а командир вздумал в строевую подготовку поиграть. Какого черта?!

— Кабан, как твоя фамилия? — с явной благожелательностью в голосе поинтересовался я.

— Шабарин, командир, — расплылся в улыбке Кабан, решив, что я собираюсь объявить ему благодарность или поощрить неким иным образом.

— Рядовой Шабарин, два шага вперед!

Кабан лихо бухнул по траве изгвазданными в грязи сапогами.

— Товарищи бойцы, какое наказание в боевых условиях следует применить к вашему сослуживцу, нерадиво выполнившему боевой приказ и этим поставившему под угрозу не только ваши жизни, но само выполнение боевой задачи? — спросил я, расстегивая кобуру и извлекая ТТ.

Улыбка с лица Кабана сползла, будто старая кожа со змеи. Несколько мгновений над поляной висела тишина, а затем Кабан придушенно просипел:

— Командир, да ведь я…

— Почему вы, рядовой Шабарин, будучи назначены в головной дозор, не выполнили поставленную задачу и не осмотрели остров? А если бы здесь были немцы?

— Так ведь нет же никого! — отчаянно воскликнул побледневший Кабан.

— Никого? — Я повернулся в сторону кустов, на которых еще висели его портянки, поскольку он встал в строй, просто засунув ноги в сапоги, и негромко приказал: — Эй, вы, двое, выйти из кустов!

Несколько мгновений ничего не происходило, а затем ветки зашевелились, и сквозь них продрались две фигуры в такой же, как и у нас, форме и не менее грязные.

Местная форма изготавливается из слабообработанных естественных материалов, которые в моем мире стоили бы буквально целое состояние, но здесь это щегольство приводило к тому, что форма мгновенно загрязнялась. Я повернулся к Кабану и повторил вопрос:

— А если бы здесь были немцы?

Шабарин побледнел. Я коротко скомандовал:

— На колени. Руки за голову!

Кабан сглотнул, напрягся, но затем его плечи опустились, и он выполнил приказ. Я шагнул к нему, взвел ТТ и, приставив ствол пистолета к его коротко стриженой макушке, несколько мгновений держал его там, жестким, но спокойным взглядом обводя напряженные и побелевшие лица остальных, а затем чуть сдвинул дуло ТТ влево и нажал на спусковой крючок. От выстрела Кабан содрогнулся всем телом. Я согнул руку, направив ствол пистолета вверх, и поставил курок на предохранительный взвод.

×
×