Реликт

– Вот еще кусочек постороннего вещества глубоко в мышце, примерно в четырех сантиметрах прямо под правым соском. Он зацепился за ребро. Похоже, твердый. Делай снимок. Фред, вставь сюда флажок.

Зивич извлекла инородное тело и подняла, в кончике пинцета был какой-то окровавленный комок.

Д’Агоста подошел.

– Что это? Может, ополоснем, посмотрим?

Зивич посмотрела на него с легкой улыбкой.

– Фред, принеси мензурку дистиллированной воды.

Когда она опустила туда извлеченный предмет и помешала, вода стала буровато-красной.

– Воду сохрани, потом проверим, что в ней содержится, – сказала Зивич, поднимая к свету свою находку.

– Господи, – сказал д’Агоста. – Коготь.

И непристойно выругался.

Зивич обернулась к своему ассистенту.

– Очаровательный краткий монолог для нашей пленки, не так ли, Фред?

11

Бросив книги с бумагами на диван, Марго взглянула на часы, стоящие на телевизоре. Четверть одиннадцатого. Потрясла головой. Какой жуткий, несуразный день. Потратила столько времени и написала всего три абзаца диссертации. Да еще нужно работать над текстом для Мориарти. Она вздохнула, жалея, что согласилась.

Неоновый свет вывески винного магазина на другой стороне улицы проникал в единственное окно гостиной Марго, создавая в комнате голубую светотень. Она включила небольшую лампочку под потолком и прислонилась к двери, озирая беспорядок. Обычно она бывала аккуратной до педантизма. Но теперь, после того как целую неделю ей было не до уборки, всюду валялись книги, письма с выражениями соболезнования, юридические документы, обувь и свитера. Пустые картонные коробки из китайского ресторана внизу были свалены в мойке. Старая пишущая машинка стояла на полу, рядом с ней веером разбросаны листы бумаги.

Неприглядный район – еще не облагороженная северная часть Амстердам-авеню – давал ее отцу лишний довод для уговоров вернуться домой, в Бостон. “Мошка, не годится жить в этом месте такой девушке, как ты, – сказал он, называя ее детским прозвищем. – И в музее не годится работать. Сидеть там изо дня в день среди чучел и заспиртованных тварей – что это за жизнь? Возвращайся, будешь работать в моей фирме. Купим тебе дом в Беверли или Марблхеде. Там ты будешь счастливее. Мошка. Я уверен”.

Увидев, что огонек на автоответчике мигает, Марго нажала кнопку прослушивания.

“Это Джейн, – зазвучало первое сообщение. – Я сегодня вернулась в город и только что узнала. Послушай, я очень, очень сожалею о смерти твоего отца. Позвоню попозже, хорошо? Хочется поговорить с тобой. Пока”.

Марго подождала. Зазвучал другой голос. “Марго, это твоя мать”. Потом раздался щелчок.

Марго на миг зажмурилась, испустила глубокий вздох. Звонить Джейн она пока не будет. И матери тоже: по крайней мере до завтра. Она знала, что скажет мать: “Ты должна вернуться домой, в фирму своего отца. Он хотел именно этого. Это твой долг перед нами обоими”.

Марго, подобрав под себя ноги, села на пол к машинке и стала просматривать записки хранителя, каталожные данные и распечатки, которые дал ей Мориарти. Он сказал, что текст нужен послезавтра. А очередная глава диссертации должна быть готова к следующему понедельнику.

Еще минуту-другую Марго глядела на бумаги, собираясь с мыслями. Потом начала печатать. Но тут же бросила и уставилась в темноту. Ей вспомнилось, как отец готовил омлеты – единственное, что он умел стряпать, – по утрам в воскресенья. “Эй, Мошка, – всякий раз говорил он. – Недурно для старого экс-холостяка, правда?”

Снаружи гасли огни, потому что магазины закрывались. Марго поглядела на светящиеся вывески, на заставленные витрины. Пожалуй, отец был прав: в бедности хорошего мало.

Бедность. Девушка тряхнула головой, вспомнив, как в последний раз слышала это слово, какое лицо было у матери, когда она его произносила. Они вдвоем сидели в прохладном, темном кабинете отцовского поверенного, вникая во все сложные причины, по которым коэффициент задолженности и недостатки планирования приведут к ликвидации фирмы, если кто-то из членов семьи не возглавит ее, чтобы удержать на плаву.

Марго подумала о родителях тех двух мальчиков. Они тоже, наверное, возлагали большие надежды на детей. Теперь им никогда не познать разочарования. Или счастья. Потом мысли ее перенеслись к Прайну. И крови на его туфлях.

Марго поднялась, включила другие лампы. Пора ужинать. Завтра она запрется в кабинете и закончит главу. Поработает над текстом для Мориарти. Принятие решения надо отложить хотя бы на день. Она пообещала себе, что окончательно все решит к встрече с Фроком на будущей неделе.

Телефон зазвонил. Она механически сняла трубку.

– Алло. – Послушала несколько секунд. – О! Привет, мама.

12

К пяти часам мартовское солнце уже садилось. Толпа посетителей Музея естественной истории начинала редеть. Туристы, школьники и их родители потянулись по мраморным лестницам к выходу. Вскоре голоса и топот в сводчатых коридорах затихли. Выставочные стенды один за другим потемнели, и когда ночь вступила в свои права, лишь немногочисленные светильники отбрасывали причудливые тени на мраморные полы.

Одинокий охранник в стандартной черно-синей форме брел по коридору, совершая обход. Беззаботно помахивая ключами на длинной цепочке, он что-то напевал. Смена только что началась. Интерес к экспонатам у него давным-давно угас.

В дрожь бросает от всего этого, думал он. Поглядеть только на вон ту харю. Дрянная туземная поделка. Кому только, черт возьми, охота платить деньги, чтобы глядеть на этот хлам? К тому же над половиной его тяготеет проклятие.

Маска злобно пялилась на него из темной витрины. Охранник поспешил к ближайшему контрольному пункту, где повернул ключ в коробке.

Коробка зафиксировала время: 22.23. Когда он свернул в другой коридор, у него возникло впечатление – отнюдь не впервые, – что кто-то невидимый ступает в такт его гулким шагам.

Он подошел к следующему контрольному пункту и повернул ключ. Коробка, щелкнув, зафиксировала: 22.34.

Путь до следующего пункта занял у него всего четыре минуты. Это давало ему шесть минут, чтобы выкурить косячок.

Охранник свернул на лестницу, запер за собой дверь и пристально поглядел в темный подвал, откуда другая дверь вела во внутренний двор. Рука его потянулась к выключателю, но он вовремя спохватился. Привлекать внимание ни к чему. Осторожно спускаясь, он крепко держался за металлический поручень. По подвалу шел вдоль стены, пока не коснулся длинной горизонтальной дверной ручки. Толкнул ее, и в лицо ему хлынул холодный ночной воздух. Охранник закрепил открытую дверь, зажег сигарету и, высунув голову наружу, с наслаждением втянул в себя горьковатый дым. Легкий шум уличного движения доносился будто с другой планеты. Он с облегчением ощутил, как от марихуаны у него поднимается настроение – это поможет пережить еще одну долгую ночь. Докурив, он щелчком выбросил окурок в темноту, провел рукой по коротко стриженным волосам, потянулся.

Поднявшись до середины лестницы, охранник услышал, как внизу захлопнулась дверь. Остановился, ощутив внезапный озноб. Неужели он оставил дверь открытой? Нет. Черт, что, если кто-то видел, как он курил марихуану? Впрочем, чего бояться? Унюхать ничего невозможно, а огонек в темноте выглядел просто сигаретным.

В воздухе появился странный гнилостный запах, не имеющий никакого отношения к травке. Но нигде не мелькнуло ни лучика света, металлические ступени не издали ни звука под чьими-нибудь шагами. Охранник стал подниматься к верхней площадке.

Достигнув ее, он ощутил за спиной стремительное движение. Обернулся, и резкий толчок в грудь швырнул его к стене. Последнее, что он видел, – это как его собственные внутренности скользят вниз по ступеням. В следующий миг он перестал удивляться, откуда вдруг взялась кровь.

13

Вторник