Реликт

Из селектора раздался легкий треск, затем голос секретарши:

– К вам мистер Пендергаст.

– Пусть войдет, – сказал Райт. И кисло поглядел на остальных: – Вот оно.

Пендергаст с газетой под мышкой появился в дверном проеме. Замер на миг.

– Господи, какая очаровательная сцена, – учтиво произнес он. – Доктор Райт, спасибо, что снова приняли меня. Доктор Катберт, всегда рад вас видеть. А вы Лавиния Рикмен, мэм, не так ли?

– Да, – ответила та с чопорной улыбкой.

– Мистер Пендергаст, – проговорил Райт с сухой улыбкой, – присаживайтесь, пожалуйста, где вам удобнее.

– Спасибо, доктор, я предпочитаю стоять.

Агент ФБР подошел к массивному камину и прислонился спиной к облицовке, сложив руки на груди.

– Вы пришли нас проинформировать? Сообщить о произведенном аресте?

– Нет, – ответил Пендергаст. – К сожалению, никто не арестован. Откровенно говоря, доктор Райт, дело у нас продвигается очень медленно. Вопреки тому, что сообщает прессе миссис Рикмен.

Он показал заголовок в газете: “АРЕСТ МУЗЕЙНОГО ЗВЕРЯ БЛИЗОК”.

Наступило недолгое молчание. Пендергаст свернул газету и аккуратно положил на каминную полку.

– В чем же проблема? – спросил Райт. – Я не понимаю, почему расследование так затянулось.

– Вам наверняка известно, что проблем много, – ответил Пендергаст. – Но я, собственно, пришел не осведомлять вас о ходе дела. Достаточно напомнить, что в музее находится опасный маньяк-убийца. Полагать, что убийств больше не будет, у нас нет никаких оснований. Насколько нам известно, все убийства совершались ночью. Точнее, после пяти вечера. Как особый агент, руководитель расследования, с сожалением извещаю вас, что установленный срок пребывания служащих в музее останется в силе, покуда убийца не будет обнаружен. Без каких бы то ни было исключений.

– Открытие... – промямлила Рикмен.

– Открытие придется отложить. Может, на неделю, может, на месяц. К сожалению, ничего не могу обещать.

Райт поднялся, лицо его раскраснелось.

– Вы сказали, что открытие состоится в назначенное время, если больше не будет убийств. Таково было наше соглашение.

– Доктор, я не заключал с вами никаких соглашений, – мягко возразил Пендергаст. – Боюсь, что к поимке убийцы мы не ближе, чем в начале недели. – Указал в сторону газеты на камине. – Подобные заголовки делают людей безмятежными, неосторожными. Открытие выставки, надо полагать, привлечет многих. Тысячи человек в музее, после наступления темноты... – Агент ФБР покачал головой. – У меня нет выбора.

Райт в изумлении уставился на него.

– Вы хотите из-за собственной некомпетентности отложить открытие выставки и тем самым нанести музею невосполнимый ущерб? Я против!

Пендергаст спокойно выступил на середину комнаты.

– Простите, доктор Райт, если я недостаточно ясно выразился. Я не прошу вашего согласия, просто ставлю вас в известность о своем решении.

– Так, – ответил директор дрожащим от ярости голосом. – Вы не способны выполнить свою работу, однако намерены указывать мне, как делать мою. Представляете, как задержка открытия отразится на нашей выставке? Как воспримет это публика? Так вот, Пендергаст, я этого не допущу.

Агент ФБР в упор посмотрел на Райта.

– Все служащие, не имеющие специального допуска, обнаруженные в музее после пяти часов вечера, будут задержаны по обвинению во вторжении на место преступления. Это судебно наказуемый проступок. Повторное нарушение называется препятствованием осуществлению правосудия, что является тяжким уголовным преступлением, доктор Райт. Полагаю, я выразился достаточно ясно.

– В настоящее время совершенно ясно только то, что делать вам здесь больше нечего, – повысил голос директор.

Пендергаст кивнул.

– Всего доброго, джентльмены. Всего доброго, мэм.

Затем повернулся и бесшумно пошел к выходу. Выйдя в приемную. Пендергаст прикрыл за собой дверь. Затем повернулся к ней и процитировал:

Так я вернулся к счастью через зло —

Богаче стать оно мне помогло.[15]

Секретарша Райта перестала жевать резинку.

– Как-как? – спросила она.

– Нет, Шекспир, – ответил агент ФБР, направляясь к лифту.

В кабинете Райт дрожащими руками взялся за телефон.

– Что происходит, черт возьми? – взорвался Катберт. – Будь я проклят, если какой-то полицейский станет выставлять нас из нашего музея!

– Успокойся, Иен, – сказал Райт. Потом произнес в трубку: – Срочно соедините меня с Олбани[16].

Наступила полная тишина. Директор, с трудом сдерживая тяжелое дыхание, поглядел на Катберта и Рикмен.

– Пришло время обратиться за поддержкой, – сказал он. – Увидим, кому здесь принадлежит решающее слово: какому-то альбиносу из Дельты или директору крупнейшего в мире музея естественной истории.

32

Растительность здесь очень необычная, травы и папоротники выглядят чуть ли не примордиальными. Жаль, что нет времени для более пристального изучения. Самые упругие разновидности мы использовали для упаковки; можешь показать их Йоргенсону, если он заинтересуется.

Я твердо рассчитываю встретиться с тобой в клубе исследователей через месяц, отметить наш успех порцией сухого мартини и хорошего маканудо. А пока что со спокойным сердцем доверяю тебе этот материал и свою репутацию.

Твой коллега Уиттсли.

Смитбек поднял взгляд от письма.

– Не стоит здесь оставаться. Идем ко мне в кабинет.

Его каморка находилась в лабиринте комнатушек на нижнем этаже здания. После гулких сырых переходов возле сохранной зоны Марго в этих оживленных коридорах почувствовала себя увереннее. Они миновали большой зеленый стенд, уставленный старыми номерами музейного журнала. Большая доска объявлений возле кабинета Смитбека была покрыта гневными письмами подписчиков, что веселило сотрудников редакции.

Однажды, разыскивая номер журнала “Сайенс”, который никак не возвращали в библиотеку периодики, Марго заходила в захламленное логово Смитбека. Там ничего не изменилось: стол загромождали фотокопии статей, недописанные письма, меню китайских ресторанов, груды книг и журналов, которых наверняка давно хватились в библиотеках музея.

– Присаживайся, – пригласил журналист, преспокойно сбросив со стула двухфутовую кипу бумаг. Закрыл дверь и пробрался за свой стол, в старое кресло-качалку. Под ногами его шуршали бумаги.

– Порядок, – негромко произнес Смитбек. – Слушай, ты уверена, что журнала там не было?

– Я уже говорила тебе, что успела осмотреть только тот ящик, который упаковал сам Уиттлси. Но в других его быть не должно.

Смитбек просмотрел письмо еще раз.

– Кто этот Монтегю, которому оно адресовано?

– Не знаю, – ответила Марго.

– А Йоргенсен?

– Впервые слышу.

Журналист взял с полки телефонный справочник музея.

– Монтегю здесь нет, – пробормотал он, листая страницы. – Ага! Вот Йоргенсен. Ботаник. Сказано, что он на пенсии! Почему у него до сих пор есть кабинет?

– Здесь это довольно обычное явление, – ответила Марго. – Обеспеченные люди не знают, чем занять время. Где он сидит?

– Сорок первая секция, четвертый этаж, – ответил журналист, закрыл справочник и положил на стол. – Возле гербария.

Он поднялся.

– Пошли.

– Постой, Смитбек. Уже почти четыре часа. Надо позвонить Фроку, сообщить...

– Попозже, – ответил он, направляясь к двери. – Идем, Цветок Лотоса. Мой журналистский нос впервые за день унюхал стоящий след.

Кабинет Йоргенсена представлял собой маленькую лабораторию без окон, с высоким потолком. Образцов растений, которые Марго ожидала увидеть у ботаника, там не было. Всю обстановку комнаты составляли вешалка, стул и большой верстак. В открытом ящике верстака лежали инструменты, которыми явно часто пользовались. Хозяин кабинета, склонясь над верстаком, возился с маленьким электромотором.