Любить – значит верить

Морган не пытался ее удержать. Разжав руки, он спокойно открыл ближайший шкафчик.

– Самое лучшее бренди, – объявил он, выливая щедрую порцию на вишни, которые угрожающе бурлили на конфорке. – Для твоей превосходной готовки, дорогая, все самое лучшее!

Чиркнув спичкой, он поднес ее к содержимому кастрюльки. Коньяк ярко вспыхнул, И Брук наблюдала за пляшущими язычками пламени, пока они не потухли. Ей легче было смотреть на огонь, чем откровенно признаться себе в том, какие чувства продолжают снедать ее тело.

Они быстро покончили с десертом, почти не разговаривая. Как только была доедена последняя ложка, Брук поспешно вскочила.

– Спасибо за вкусный обед, Морган. Если хочешь, я сварю тебе кофе, но нам с Энди пора.

Морган неспешно встал и притянул ее к себе, легко справившись с ее неуверенным и неловким сопротивлением.

– Перестань притворяться, – тихо приказал он. – Энди крепко спит. Если ты уйдешь, то только потому, что сама этого хочешь. Ты хочешь от меня уйти, Брук?

Она понимала, что должна сказать «да», но голос отказался ей повиноваться. Несколько томительных секунд она ничего не говорила, и все это время его руки нежно гладили ее спину. А потом он припал к ее губам внезапным жадным поцелуем – и сразу же говорить об уходе стало слишком поздно. Собственное тело ее предало.

– Идем сядем к огню, – пробормотал Морган.

Брук наконец обрела дар речи.

– Энди… – проговорила она, слабо протестуя.

– Энди по одну сторону от камина. Мы можем устроиться по другую.

Морган выключил свет на кухне, но Брук была так взволнована, что даже не заметила этого. Он усадил ее рядом с собой на пуфы перед огнем и притянул ее голову себе на плечо. Казалось, их окружает теплая бархатная темнота.

Брук была рада тьме. Под ее покровом она могла признаться в чувствах, которые ни за что не захотела бы видеть при свете дня.

Энди чуть слышно засопел носом, и Морган наклонился и осторожно вложил в руки малышу выпавшего мишку. Брук обратила внимание на то, как пламя камина окрасило их волосы в одинаковый медно-рыжий цвет, и сердце защемило от глубокой непонятной тоски.

– Он – чудесный малыш, – сказал Морган, когда Энди снова погрузился в глубокий сон.

– Мне тоже так кажется, – иронично улыбнулась Брук. – Но, конечно, поскольку я его мать, то некоторые могли бы меня посчитать стороной заинтересованной.

Морган легким движением пальца обвел контур ее губ.

– Эти некоторые ошиблись бы, – тихо прошептал он. – Ты просто образцовая мать, Брук. Характер у него такой же солнечный, как и внешность.

Между ними наступила тишина, которую нарушал только треск огня в камине: там догорающее полено рассыпалось светлячками угольев.

– Я хотел бы, чтобы он был моим сыном.

Морган произнес эти слова настолько тихо, что Брук не была уверена, действительно ли они прозвучали тем чуть заметным, неуверенным вопросом, который она в них услышала.

Брук с удивлением заметила, что впервые сомнения и подозрения Моргана не пробудили в ней гнева: она почувствовала одно только глубокое сожаление. Она призналась себе, что, возможно, у Моргана были основания для такой неуверенности. К моменту зачатия Энди их брак со стадии гневных штормов и страстных примирений перешел в замерзшую пустыню ледяного молчания и невысказанного недовольства. Стоит ли удивляться, что Морган предпочитает не вспоминать той бурной ночи, полной сексуальной ярости, когда он взял ее насильно и когда зародилась жизнь Энди?

– Ты в прошлом никогда мне не верил, Морган, – проговорила она наконец. – А сейчас ты поверишь, если я скажу тебе, что Энди – твой сын?

Брук показалось, что он молчал целую вечность. Наконец он повернулся к ней со стоном отчаяния:

– О, черт, Брук, я не хочу говорить о прошлом! Не сейчас, когда ты наконец рядом со мной!

Она отвернулась, чувствуя, как в ней опять вскипает гнев, но Морган притянул ее голову к себе и впился в ее губы яростным, жадным поцелуем. Его руки крепко притянули ее к себе, так что Брук не могла не заметить силы его желания.

Она хотела бы сопротивляться. Было унизительно сознавать, что она по-прежнему жаждет ласк человека, который ей не верит, но Морган медленно поднял край ее свитера, и, когда ее кожи коснулось его горячее дыхание, ее слабому сопротивлению пришел конец. Его язык погладил ложбинку между ее грудями, и тело Брук сотрясла ответная дрожь страсти.

– Между нами всегда было так, – глуховато сказал Морган. – Ты помнишь, как мы любили друг друга, Брук?