Сияющая Цитадель

Спархок, не выдержав, рассмеялся.

– Прости мне промах мой, Голубая Роза, – сказал он. – Стало быть, мы можем доверять дэльфам?

– Сию минуту – да. Намерения их сейчас не лживы. Что станется с ними завтра – сие неведомо. Род ваш непостоянен, Анакха. – В голосе Келтэна прозвучало легкое колебание. – Говорю я сие не затем, чтобы осудить вас, но затем, чтобы высказать свое наблюдение. Ныне можешь ты довериться их искренности – как они могут довериться тебе. Все, что ни произойдет впоследствии, в воле одного лишь случая.

– Так, значит, случай все же существует? – удивился Спархок. – Нам говорят, что все, что происходит в мире, предопределено богами.

– Кто бы ни говорил тебе сие, он заблуждался. – Бевьер ахнул. – Странствие мое и мое дело были прерваны случаем, – продолжал Беллиом. – Ежели мой путь возможно было изменить, отчего же не может такое произойти с твоим? Истинно скажу тебе, Анакха: должны мы объединиться с дэльфами в деле сем, ибо ежели не сделаем того, то наверняка погибнем. Станет ли кто из вас обманывать другого, нет ли, зависеть будет от обстоятельств. Сейчас сердца дэльфов чисты; сие может перемениться. Сейчас твое сердце чисто; сие также может перемениться. Однако желаем мы того или нет, но должны мы заключить с ними союз, иначе оба падем и вечно будем терзаться в оковах ужаснейшего рабства.

* * *

– Ты слышал его, Бевьер, – говорила Сефрения оливково-смуглому арсианцу, когда Спархок бесшумно вошел в комнату и застал их поглощенными разговором, – они обожествляют озеро – источник скверны, которая делает их отверженными.

– Но он говорил о Боге, леди Сефрения, – мягко возражал Бевьер. – Сдается мне, он называл его Эдемусом – или что-то в этом роде.

– Эдемус покинул их – наложил на них проклятие и отвернулся от них.

– Анари сказал, что Эдемус ушел раньше них, чтобы приготовить им обиталище. – Возражения Бевьера становились все неувереннее. – Он сказал, что дэльфы изменяются – превращаются в чистый свет.

– Ложь! – отрезала она. – Свечение, которым они отмечены, вовсе не знак благословения, Бевьер, а мета проклятия. Кедон весьма хитроумно попытался вывернуть все наизнанку и представить дело так, будто дэльфы превращаются в нечто святое, тогда как на деле все происходит наоборот.

– Но они и вправду практикуют магию, Сефрения, и подобной магии я в жизни не видывал. Я бы ни за что не поверил, что кто-то может вернуться в детство, если бы не увидел этого собственными глазами.

– Именно об этом я и толкую, Бевьер. Они практикуют не магию, а колдовство. Скажи, разве ты когда-нибудь видел, чтобы я подражала Богу?

Спархок, незамеченный, попятился в коридор и направился к келье без двери, которую занимал Вэнион.

– У нас проблема, – сказал он магистру пандионцев.

– Что, еще одна?

– Сефрения пытается перетянуть на свою сторону Бевьера. Она внушает ему, что дэльфы занимаются колдовством. Ты же знаешь Бевьера. При одном слове «колдовство» у него глаза лезут на лоб.

– Ну почему она никак не угомонится?! – воскликнул Вэнион, воздевая руки к потолку. – Неужели слова Беллиома ей недостаточно?

– Она просто не хочет верить, Вэнион, – вздохнул Спархок. – Мы сталкивались в точности с тем же, когда убеждали эленийских крестьян, что стирики не рождаются на свет с рогами и хвостами.

– Сефрении, как никому, должны бы быть чужды подобные предрассудки.

– Боюсь, что нет, друг мой. Стирики, похоже, хорошо умеют ненавидеть. Что мы можем предпринять?

– Я поговорю с ней в открытую.

Спархок моргнул.

– Если станешь спорить, она превратит тебя в лягушку.

Вэнион коротко усмехнулся.

– Нет. Если помнишь, я долго жил в Сарсосе. Стирик не может сделать ничего подобного без согласия своего бога, а Афраэль любит меня – во всяком случае, я на это надеюсь.

– Я соберу остальных и уведу их подальше, чтобы ты мог без помех поговорить с ней с глазу на глаз.

– Нет, Спархок, это нужно сделать при всех. Она пытается тайком обойти нас, чтобы заполучить себе сторонников. Мы должны довести до всеобщего сведения, что в этом деле ей нельзя доверять.

– Не лучше ли было бы вначале поговорить с ней наедине – до того, как ты прилюдно унизишь ее? Вэнион упрямо покачал головой.

– Мы должны сделать это открыто, – объявил он.

– Тебе остается только надеяться, что Афраэль тебя любит, – пробормотал Спархок.

* * *

– Они целиком и полностью обратились к язычеству, – упрямо говорила Сефрения. – С тем же успехом они могли бы поклоняться деревьям или скалам причудливой формы. У них нет ни вероучения, ни доктрины, ни ограничений, и то, что они практикуют колдовство, – тому доказательство. – Вэнион созвал всех в большую комнату в конце коридора, и сейчас Сефрения настойчиво и даже резко доказывала перед ними свою правоту.

– В чем разница? – пожал плечами Телэн. – Магия, колдовство – все это одно и то же, разве нет?

– Магия исходит от богов, Телэн, – пояснил Бевьер. – Наша Святая Матерь в мудрости своей дозволила рыцарям церкви изучать секреты Стирикума, дабы мы могли лучше служить ей. Однако для нас существуют ограничения – некоторые области, куда путь нам закрыт. Колдовство не знает ограничений, потому что оно – порождение зла.

– Дьявола, что ли? Я никогда не верил в существование дьявола. Столько зла собрано в самих людях, что мы вполне можем обойтись и без него. Я знавал нескольких очень злых людей, Бевьер.

– Существование дьявола доказано.

– Только не для меня.

– Мы, кажется, отвлеклись, – вмешался Улаф. – Какое, собственно говоря, имеет значение, кому именно поклоняются дэльфы? Нам и прежде случалось заключать союз бог весть с кем, чтобы достичь той или иной цели. Беллиом говорит, что мы должны объединиться с дэльфами, иначе мы проиграем. Проигрывать мне совсем не хочется, так в чем же проблема?

– Беллиом ничего не знает об этом мире, Улаф, – сказала Сефрения.

– Тем лучше. Он подходит к делу с ясным и ничем не замутненным пониманием. Если мне нужно спрятаться за деревом, чтобы меня не унесла лавина, разве я стану спрашивать у дерева, кому оно поклоняется?

– Беллиом скажет или сделает все что угодно, лишь бы обрести свободу, – настаивала Сефрения. – Вот почему я с самого начала была против того, чтобы использовать его.

– Сефрения, нам придется поверить Беллиому. – Вэнион явно изо всех сил старался сдержать раздражение. – Разве не бессмысленно доверять ему свои жизни и не верить его словам? Ты же знаешь, в прошлом он немало помог нам.

– Только потому, что его принуждали к этому, Вэнион. Беллиом подчинился, потому что его заставили подчиниться. Я верю ему даже меньше, чем дэльфам. Он чужой, совершенно чужой, и мы не в силах предвидеть, на что он способен. Мы в безопасности лишь до тех пор, покуда держим его под замком и вынуждаем силой подчиняться нам. Если мы начнем прислушиваться к его речам, мы окажемся в большой опасности.

– Может быть, ты и о нас того нее мнения, матушка? – с грустью спросил он. – Мы эленийцы, а эленийцы в прошлом не раз доказывали, что им нельзя доверять. Ты хотела бы и нас держать под замком и принуждать силой подчиняться тебе? – Не говори чепухи, Вэнион. Беллиом – не человек.

– Зато дэльфы – люди.

– Нет!

– Ты грешишь против логики, Сефрения. Что бы там ни было, дэльфы были и остаются людьми. Мы не питаем особой приязни к земохцам или рендорцам, однако мы никогда не пытались утверждать, будто они – не люди. Многие эленийцы терпеть не могут вас, стириков, но мы никогда не заходили настолько далеко, чтобы отрицать вашу человеческую природу. – Он помолчал мгновение и глубоко вздохнул. – Полагаю, любовь моя, к этому все и сводится. Если ты отрицаешь, что дэльфы – люди, как я могу быть уверен, что в глубине души ты не думаешь точно так же и обо мне? Я жил в Сарсосе, и многие тамошние стирики давали понять, что считают меня низшим существом. Ты была одного мнения с ними? Я был для тебя домашним зверьком, Сефрения, собакой, скажем, или ручной обезьяной, которую ты держала забавы ради? Черт побери, Сефрения, это уже вопрос нравственности! Отрицая чью бы то ни было человеческую природу, мы открываем путь непостижимому ужасу. Неужели ты этого не понимаешь?