Сияющая Цитадель

– Сравнение сие неточно, Сарабиан Тамульский, – с легким упреком заметила она.

– Извини, анара. Я взял его с потолка. Собственно, я хотел спросить вот что: поглощаешь ли ты единым прикосновением все содержимое мыслей и памяти того, к кому прикоснулась?

– Приблизительно так.

– И сколько же чужих разумов ты вот так поглотила? – осведомился Телэн.

– Почти тысячу, юный господин, – пожала плечами дэльфийка.

– Где же ты нашла для них столько места? – Телэн в некотором замешательстве огляделся. – Я, кажется, не правильно выразился? Я хотел спросить, не слишком ли тесно у тебя в голове.

– Разум не имеет пределов, юный господин.

– Твой, анара – возможно, – усмехнулся Келтэн. – У моего разума пределов полным-полно – я в этом давно уже убедился.

– Что сейчас творится с Сефренией? – обеспокоенно спросил Вэнион у Ксанетии.

– Она тяжко страдает, – вздохнула дэльфийка. – Предательство Заласты поразило ее в самое сердце, а к тому же ошибочно верит она, будто все вы оставили ее, и сие сломило ее дух.

– Я пойду к ней! – Вэнион стремительно встал.

– Нет, мой лорд, – сказал Келтэн. – Это не самая удачная идея. Ты ей слишком близок, и твое появление только ухудшит дело. Почему бы тебе не пропустить вперед меня?

– Идти должен я, Келтэн.

– Нет, если только не для того, чтобы заставить ее страдать еще сильнее. Именно сейчас Сефрении нужно знать, что мы по-прежнему любим ее, а значит, к ней должен пойти человек пылкий и не слишком умный. Это я – если вы еще не заметили.

– Прекрати! – вспыхнула Алиэн. – Я не позволю тебе говорить о себе такое!.. – Тут она осознала, что они не одни, и опустила глаза, залившись румянцем смущения.

– А ведь он, пожалуй, прав, Вэнион, – серьезно сказала Элана. – У сэра Келтэна есть свои недостатки, однако он прямолинеен и честен. Сефрения знает, что ему неведома хитрость. Он для этого слишком…

– Туп? – подсказал Келтэн.

– Я бы предпочла не использовать этого слова.

– Но оно меня вовсе не задевает, моя королева. Моя служба не в том, чтобы думать, а в том, чтобы выполнять приказы. Стоит мне начать размышлять, и я попадаю в передрягу, а потому я научился обходиться без размышлений. Я просто полагаюсь на свои чувства. Они не так уж часто заводят меня на неверный путь. Сефрения знает меня и знает, что я не сумел бы ее обмануть, даже если бы попытался.

– Это называется искренность, друг мой, – улыбнулся Спархок.

– Слово не хуже всякого другого, – пожал плечами Келтэн. – Я просто ввалюсь в ее комнату и сокрушу ее своей искренностью. От этого ей наверняка полегчает.

* * *

– Сефрения, это я, Келтэн. Отопри дверь.

– Уходи. – Голос ее звучал глухо.

– Это важно.

– Оставь меня в покое.

Келтэн вздохнул. Стало быть, сегодня один из тех дней.

– Пожалуйста, матушка, – сделал он еще одну попытку.

– Убирайся.

– Если ты не откроешь дверь, я применю магию.

– Магию? Ты? – она презрительно рассмеялась.

Келтэн отступил, занес правую ногу и со всей силы ударил каблуком сапога по засову. Еще два удара – и дверь, треснув, распахнулась настежь.

– Что ты делаешь?! – пронзительно вскрикнула Сефрения.

– Разве ты не встречалась прежде с эленийской магией, матушка? – мягко осведомился он. – Мы применяем ее постоянно. Ты не против, если я войду? – С этими словами он перешагнул усыпанный щепками порог. – Мы подумали, что тебе скучновато одной и нужно на кого-нибудь накричать. Вэнион хотел прийти сам, но я ему не позволил.

– Ты?! С каких это пор ты отдаешь приказы Вэниону?

– Я выше его ростом – и моложе.

– Убирайся из моей комнаты!

– Прости, не могу. – Он выглянул из окна. – У тебя здесь такой прекрасный вид. Вся дорога к гавани как на ладони. Может быть, начнем? Можешь визжать и молотить меня кулаками, только, пожалуйста, не превращай меня в лягушку. Алиэн это не понравится.

– Кто тебя послал, Келтэн?

– Я ведь уже сказал тебе – я сам вызвался. Я не пустил Вэниона, потому что ты сейчас слишком возбуждена. Ты наговорила бы ему всякого, о чем потом вы оба пожалели бы. Мне, Сефрения, можешь наговорить что угодно. Мои чувства очень трудно задеть.

– Убирайся!

– Ни за что. Хочешь, я приготовлю тебе чашечку чаю?

– Оставь меня в покое!

– Я ведь уже сказал – ни за что. – И с этими словами Келтэн взял ее за плечи и заключил в свои медвежьи объятья. Она вырывалась изо всех сил, но он даже не дрогнул.

– Твои волосы приятно пахнут, – заметил он. Сефрения замолотила кулачками по его спине.

– Я тебя ненавижу!

– Вовсе нет, – хладнокровно ответил он. – Ты не смогла бы меня ненавидеть, даже если бы захотела. – Он все так же крепко сжимал ее в объятьях. – Осень нынче выдалась теплая, правда?

– Пожалуйста, Келтэн, оставь меня в покое.

– Нет.

Сефрения разрыдалась, судорожно цепляясь за его камзол и уткнувшись лицом в его грудь.

– Мне так стыдно! – прорыдала она.

– Отчего это? Ты не сделала ничего плохого. Заласта обманул тебя, вот и все. Он обманул и всех нас, так что твоей вины здесь не больше, чем нашей.

– Я разбила сердце Вэниона!

– Вот уж не думаю. Ты же знаешь Вэниона. Он способен вынести очень многое.

Сефрения продолжала бурно рыдать – на что более или менее и рассчитывал Келтэн. Он вытащил из рукава камзола носовой платок и подал его Сефрении, не размыкая объятий.

– Я никогда не посмею посмотреть им в глаза, – всхлипывала она.

– Кому? Остальным? Посмеешь, конечно, и еще как. Ты сваляла дурака, вот и все. Время от времени такое с каждым случается.

– Как ты смеешь?! – Сефрения вновь заколотила его кулачками по спине.

Келтэну очень хотелось, чтобы эта часть их беседы поскорее закончилась.

– Но ведь это правда, верно? – мягко спросил он. – Никто не винит тебя, но все равно это правда. Тебе казалось, что ты поступаешь правильно, а оказалось – наоборот. Знаешь, всем случается ошибаться. Совершенных людей в мире нет.

– Мне так стыдно!

– Это ты уже говорила. Ты уверена, что не хочешь выпить чашечку чаю?

* * *

– Тебе нужно отдохнуть, анара, – заботливо проговорил Сарабиан. – Я и не представлял, насколько это утомительно для тебя.

Ксанетия улыбнулась ему.

– Ты добр, Сарабиан Тамульский, однако я не столь хрупка и слаба, как ты полагаешь. Итак, продолжим. Замышлял Заласта различными соблазнами еще в юные годы совратить Анакху и тем обрести доступ к Беллиому без опасной борьбы, однако Сефрения и Афраэль весьма бдительно надзирали за детством и юностью Беллиомова творения, вновь разрушив замысел Заласты, хотя сами о том не ведали.

Тогда рассудил Заласта, что нет у него иного выхода, как стать врагом, а не искусителем Анакхи, и держал он совет с Огераджином и Оттом, и отправился затем в Симмур, дабы отыскать там пособников своему делу. Для сего притворился он одним из бесчисленных земохских стириков, коих Отт посылал в эленийские королевства, дабы сеять там раздор и смуту.

– Да уж, их было более чем достаточно, – согласился Улаф. – Ходили слухи, что земохский стирик может дать эленийцу все, что он пожелает, – если, конечно, элениец не слишком дорожит своей душой.

– Воистину щедры были льстивые посулы оных стириков, – согласилась Ксанетия, – однако Оттовы посланцы были людьми ограниченными.

– Весьма ограниченными, – согласился Вэнион.

– Заласта же действовал более тонко и куда как терпеливо. Отыскал он себе подходящего ученика в молодом духовнике королевского дома Элении, священнике по имени Энниас.

– Энниас?! – воскликнула Элана. – Я и не знала, что он когда-то был королевским духовником.

– Это было еще до твоего рождения, – пояснил Спархок.

– Теперь понятно, почему он имел такое большое влияние на отца. Так значит, анара, за всем этим стоял Заласта?

Ксанетия кивнула.

– Не так-то легко совратить молодого священника, – возразил Бевьер. – Они обычно ревностные идеалисты.