Сияющая Цитадель

– Ну, знаете ли… – возмущенно начал он.

– Сетрас! – резко проговорил необъятный голос. – Как глубока любовь твоя к родственнице твоей Афраэли?

– Это уже вовсе не по правилам! – возмутился юный бог.

– Как глубока любовь твоя к ней? – настаивал неумолимый голос.

– Конечно, я ее обожаю. Все мы ее обожаем, но…

– Что бы отдал ты, дабы спасти ее жизнь?

– Все, что она попросит, конечно, но разве ее жизни может грозить опасность?

– Ведомо ли тебе, что Заласта Стирик – предатель? Со скамей Совета донеслись изумленные вскрики.

– Афраэль говорила об этом, – ответил бог, – но мы решили, что она преувеличивает. Ты же знаешь, какая она.

– Истинно говорила тебе Афраэль, Сетрас. В сей самый миг приспешники Заласты убивают в далекой Эозии детей Афраэли. С каждой смертью умаляется и слабеет сама Афраэль, и, ежели не прекратится сие, скоро ее не станет.

Бог по имени Сетрас оцепенел, глаза его вдруг вспыхнули.

– Чудовищно!

– Что отдашь ты, дабы она жила?

– Свою собственную жизнь, ежели будет на то нужда, – торжественно ответил Сетрас.

– Согласишься ли ты одолжить ей собственных своих почитателей?

Сетрас воззрился на сияющий Беллиом, и его лицо исказилось страданием.

– Поторопись, Сетрас! С каждым мигом жизнь Афраэли убывает.

Бог глубоко вздохнул.

– А другого выхода нет? – жалобно спросил он.

– Нет. Жизнь Богини-Дитя поддерживается одной лишь любовью. Дай ей на время любовь детей своих, дабы могла она исцелиться.

Сетрас выпрямился.

– Я сделаю это! – объявил он. – Сделаю, хоть и ранит это мое сердце! – Выражение решимости промелькнуло на лице божества. – И заверяю тебя, о Творец Миров, что не только мои дети поддержат своей любовью жизнь возлюбленной родственницы нашей. Все мы, равно поделимся с нею.

– Так решено! – Беллиому, похоже, очень нравилось это выражение.

– Э-э… – начал Сетрас слегка обеспокоенно, снова выпадая из архаического стиля речи. – Но ведь она потом отдаст их?

– Ручаюсь тебе в том своим словом, Божественный Сетрас! – с улыбкой заверила его Сефрения.

Юный бог явно вздохнул с облегчением, но тут же глаза его сузились.

– Анакха! – решительно окликнул он.

– Слушаю тебя, божественный.

– Надобно позаботиться о том, чтобы защитить уцелевших детей Афраэли. Как лучше сего достигнуть?

– Скажи им, чтобы укрылись в орденских замках Церкви Чиреллоса, – сказал Спархок. – Там им не будет грозить никакая опасность.

– Кто повелевает сими рыцарями?

– Архипрелат Долмант, я полагаю, – с сомнением ответил Спархок. – Он представляет высшую власть в Церкви.

– Я поговорю с ним. Где мне искать его?

– В Базилике, Божественный, в городе Чиреллосе.

– Я отправлюсь туда, дабы обсудить с ним сие дело.

Спархока едва не хватил удар при мысли о теологических тонкостях подобного заявления. Затем он пристальнее взглянул на Сефрению. Она все так же смотрела на Вэниона с благоговейным ужасом. Затем так явственно, что Спархок почти услышал щелчок, Сефрения приняла решение. Ее лицо, все ее существо говорили об этом яснее всяких слов.

* * *

– Улаф, – раздраженно сказал Келтэн, – не отвлекайся. Ты вторую неделю витаешь в облаках. Отчего это ты стал такой рассеянный?

– Мне не нравятся сообщения, которые мы получаем из Атана, – ответил рослый генидианец, устраивая у себя на коленях Данаю, Ролло и Мурр. Из-за болезни принцесса десять дней провела безвыходно в своей комнате и только сегодня снова присоединилась к ним. Она упоенно предавалась своему любимому занятию – путешествовать по коленям взрослых. Спархок знал, что его друзья по большей части не замечают этого, бессознательно отвечая на немые просьбы принцессы взять ее на руки. На самом же деле Афраэль, с кошкой и игрушечным медвежонком перебираясь с одних колен на другие, трудолюбиво восстанавливала связь с теми, кто во время ее болезни мог хоть на йоту ускользнуть из-под ее влияния. Как обычно, процесс сопровождался обилием поцелуев, но эти поцелуи отнюдь не были лишь непринужденным выражением ее любви и симпатии. Афраэль могла одним прикосновением полностью изменить настроение и намерения человека; поцелуем же она была способна в один миг целиком и полностью завладеть его душой. Когда бы Спархоку ни доводилось о чем-то спорить с дочерью, он неизменно следил за тем, чтобы их разделял по меньшей мере стол или кресло.

– Дела идут совсем не так, как я ожидал, – угрюмо продолжал Улаф. – Тролли научились прятаться от стрел и арбалетных болтов.

– Даже тролль иногда способен чему-то научиться, – философски заметил Телэн. Мальчик уже полностью оправился после падения с клена, хотя иногда все еще жаловался на головные боли.

– Нет, – возразил Улаф. – В этом-то и все дело. Тролли не способны учиться, может быть потому, что не хотят – или не могут – учиться их боги. Тролли, которые живут в наши дни, знают ровно столько, сколько знал первый тролль – не больше и не меньше. Это проделки Киргона. Если он изменит троллей настолько, что они станут способны учиться, человечеству грозят крупные неприятности.

– Но ведь это же еще не все, а, Улаф? – проницательно осведомился Бевьер. – У тебя на лице вот уже несколько дней то самое «теологическое выражение». Ты воюешь с какой-то неприятной нравственной дилеммой?

Улаф вздохнул.

– Моя идея наверняка выведет из равновесия всех, но давайте хотя бы обсудим ее достоинства, прежде чем ударяться в драку.

– Начало многообещающее, – пробормотал Стрейджен. – Будь так добр, излагай свою идею помягче.

– Это у меня вряд ли получится, Стрейджен. Депеши Бетуаны становятся все отчаяннее. Тролли больше не выходят на открытую местность. Конные атаны не могут достать их копьями, а стрелы и арбалетные болты попадают больше в деревья, чем в троллей. Они даже поджигают траву, чтобы прятаться за дымом. Бетуана вот-вот призовет всех своих соотечественников вернуться домой, а без атанов мы останемся безоружными.

– Сэр Улаф, – сказал Оскайн, – полагаю, что это мрачное предисловие должно подготовить нас к ужасному продолжению. По-моему, мы все уже достаточно подготовлены. Продолжай и ужасни нас.

– Мы должны отнять троллей у Киргона, – сказал Улаф, рассеянно почесывая за ухом Мурр. – Нельзя, чтобы он и дальше обучал их основам тактики, и уж совсем нельзя допустить, чтобы они научились действовать сообща.

– И как же ты собираешься отнять у бога совершенно неуправляемых бестий? – осведомился Стрейджен.

– Я подумывал о том, чтобы поручить это дело их же собственным богам. В конце концов, Тролли-Боги в нашем распоряжении. Гвериг заключил их в Беллиом, а Спархок носит Беллиом за пазухой. Я полагаю, что Кхвай и его собратья согласятся на что угодно, если мы пообещаем им свободу.

– Ты спятил? – воскликнул Стрейджен. – Мы не можем их освободить! Это немыслимо! – От волнения он выронил пару золотых монет, которые теперь всегда носил с собой.

– Я был бы более чем счастлив услышать другие предложения – если они у кого-то есть. Опасность, грозящая Атану, сама по себе серьезна, но чем дольше Киргон повелевает троллями, тем большему они от него выучатся. Рано или поздно они вернутся в Талесию. К чему нам обученное войско троллей у ворот Эмсата? Если мы обратимся к Троллям-Богам, у нас будет хотя бы малое преимущество. В наших руках ключ к их свободе. Зато у нас нет ничего, что хотел бы получить Киргон, – кроме, разумеется, самого Беллиома. Я бы предпочел иметь дело с Троллями-Богами.

– А почему бы Спархоку не отправиться в северный Атан и с помощью Беллиома попросту уничтожить троллей?

Спархок покачал головой.

– Беллиом на это не пойдет, Стрейджен. Он не станет стирать с лица земли целый вид живых существ. Я это точно знаю.

– У тебя кольца. Заставь его подчиниться твоему приказу.

– Нет, этого я не сделаю. Беллиом не раб. Если мы с ним должны действовать сообща, пускай это будет по доброй воле.