Девочка для шпиона

Ковалевская замолчала.

— А когда появились дома, ничего не заметили? Может, был кто-нибудь?

— Нет, не было никого. Я сразу заметила бы.

— Скажите, вот в последний раз он приехал к вам с портфелем?

— Да, со службы он всегда с портфелем приходил.

— В последний раз не говорил, что у него в портфеле какие-нибудь ценные бумаги?

— Нет. Когда я на кухню уходила, крикнул вдогонку, что хорошего вина принес, только до вина дело не дошло…

— Он называл какие-нибудь имена?

— Нет. Чьи имена?

— Ну тех хотя бы, кто его подставил?

— Не называл.

— А встречался с кем-нибудь у вас на квартире?

— Было. Как раз перед командировкой его…

— Он рассказывал о своих командировках? — встрепенулся я, наивный.

— Нет, что вы. Он просто говорил: уезжаю на столько-то дней.

— Так, значит, когда это было?

— Вернулся шестнадцатого, наверное…

— Ноября?

— Да.

— Почему «наверное»?

— Позвонил шестнадцатого.

— За границей был?

— Нет… он не говорил, но скорее всего нет. Виноград привез. Кто из-за границы виноград возит?

— Логично. Так, вернулся шестнадцатого, а уехал?

— Где-то за неделю.

— И с кем он встречался у вас?

— Заходил молодой мужчина. Высокий, симпатичный, подтянутый, может, тоже из военных, но не в форме.

— А в чем?

— Мягкая импортная шляпа и длинный плащ.

— Больше ничего о нем сказать не можете?

— Нет. Василий нас друг другу не представлял, сказал мне: мы, мол, пошепчемся на кухне минут пять, пожалуйста, не мешай. Я и не мешала.

— Как вам показалось, какие между ними были отношения? Начальник с подчиненным, соперники или друзья?

— Скорее как друзья, они по плечам друг друга хлопали, когда встретились.

— Понятно. Вы не помните, когда все случилось, он успел что-нибудь сказать?

— Если и пытался, то я не слышала. Я говорила… А вот написать что-то хотел. Под руками ничего не было, кроме моей помады. Он схватил ее — и прямо на том злополучном конверте, но очень коряво…

— Что он написал?! — подстегнул я ее невольно.

— Странное что-то, бессмысленное. Сначала, кажется, слово «ангел»…

— Ангел?

— Да, точно. Он очень старался разборчиво писать, хотя буквы все равно расползались…

— Так, а еще что?

— Второе слово не дописал. Я разобрала только букву «Ф», а дальше уже рука соскользнула, косая линия через конверт, и все…

— У вас не осталось каких-либо его вещей или бумаг?

— Нет, бумаги он вообще никогда здесь не смотрел и не показывал. Вещей тоже не оставлял, кроме бритвенного станка с безопасными лезвиями. Говорил: нечего растягиваться на два дома. Если решится что-то, то сразу все и привезет…

— А должно было решиться, извините за бестактность?

Она вздохнула:

— Теперь это уже не важно…

Мне стало ее жалко, но я не мог не задать еще одного вопроса.

— Вы не знаете человека по фамилии Кук?

Ковалевская подумала, покачала головой:

— Нет, кроме того, которого съели аборигены, не знаю.

…Вернувшись домой, я, как уже повелось, примостился на кухне и попробовал под чай проанализировать полученную информацию.

Первое и наиболее печальное — это то, что я практически не приблизился к разгадке случая с полковником Скворцовым. Второе — полковник вел двойную игру или подрабатывал на кого-то, причем серьезно подрабатывал, иначе зачем использовать квартиру любовницы как явку. Хотя использовать толком не успел. Во всяком случае, то, что он делал, явно не имело непосредственной связи с его основным местом работы. Но что он делал? Сдавал информацию или, наоборот, получал? На эти вопросы ответа я не получил.

Совсем неплохо, кстати, было бы найти этого специалиста по фотографированию любовных сцен и покопаться в его пленках. Может быть, он давно уже интересуется Валькиной квартирой. К тому же совершенно непонятен был его интерес именно к этой парочке. Что толку шантажировать полковника разведки и швею? У швеи заработки невелики, а военный разведчик может найти нехорошего мальчика и крепко его обидеть. Вот, скажем, Турецкий А. Б. в подобной ситуации не падал бы без сознания, как кисейная барышня, а без лишнего шума поискал фотографа. Таких мастеров дальней съемки с хорошим качеством даже в Москве не очень много. Уходя от Ковалевской, во дворе я прикинул на всякий случай, из какого дома, с какого этажа мог наводить свой объектив на спальню Валентины шантажист-любитель. Снимок, который Александра Ивановна принесла от Скворцовой, я на всякий случай решил отдать экспертам, пусть поизучают, вдруг найдут какую-нибудь отличительную особенность.

6

С утра Костя Меркулов сообщил мне, что подтвердились его худшие опасения: оппозиционные силы в Чечне пошли на штурм Грозного, свергать Дудаева. А федеральные власти, вместо того чтобы занимать примиренческую позицию, открыто поддержали оппозицию словом и делом.

Костя яростно курил у окна и горячо доказывал:

— Контрразведка там сиднем сидит, офицеров нанимает за крутые бабки, чтобы на войну ехали, с Дудаевым в солдатики поиграться! Поиграются!..

Потом по моей просьбе позвонил в Главное разведуправление Генштаба и попросил тоном вежливого приказа, чтобы кто-нибудь из компетентных товарищей подъехал в прокуратуру к следователю Турецкому для объяснений по поводу обстоятельств внезапной кончины полковника Скворцова.

Несколько минут он ждал прямо у телефона, какое решение примут рыцари плаща и кинжала, затем поблагодарил и положил трубку.

— Не матом хоть послали, Костя? — спросил я, криво усмехаясь.

— Не те времена, дорогой! Жди гостей. Ты получишь объяснения в той мере, в какой это не будет ущербом для государственной тайны!

— У нас они еще есть? — притворно удивился я.

— До сих пор одним из главных стратегических секретов нашей Родины является здоровье членов ее высшего руководства. И много еще разных военных секретов, поменьше. Идите, господин Турецкий, марш на работу! И принесите мне что-нибудь стоящее. А то я никак не могу придумать причину или, выражаясь профессиональным языком, обоснование для того, чтобы пристегнуть вас к этому полковнику, хотя после того, как подшутили над Славиным сейфом и вашими кабинетами, кого-то пристегнуть надо…

— Кого-то?

— А что? Ты забыл, что у нас еще есть темная лошадка с хорошей родословной — Андриевский?

— Точно, Константин Дмитриевич, о нем-то я и забыл! Да и он что-то перестал звонить, интересоваться.

— А зачем ему набиваться? С него подозрение снято, вот и радуется.

Я почти не удивился, когда ко мне в кабинет постучался стройный, крепкий и элегантный мужчина, я в нем узнал того самого полковника Осинцева, которому намедни возвращал портфель его безвременно умершего коллеги.

— Добрый день, Александр Борисович, — сказал он, не утруждая себя улыбкой вежливости.

Ишь ты, подумал я без злобы, запомнил, как зовут, профессионал! А я, хоть убей, не вспомню, наверное, как его мама назвала… А вот и нет, брат мусью, вспомнил — Сергей! Сергей Борисович… братан!

— Мое руководство, Александр Борисович, несколько озадачено, — начал, не дожидаясь ответного приветствия, Осинцев. — Видите ли, мы всегда готовы к сотрудничеству с гражданскими юристами. Но в данном случае, согласитесь, было бы более правильно отдать это дело военной прокуратуре.

— Вовсе не обязательно, Сергей Борисович, — в пику ему, ослепительно улыбаясь, возразил я. — Полковник Скворцов умер после работы не на территории ведомства или воинского подразделения, и умер естественной, хоть и безвременной, смертью простого обывателя…

— В этом отношении вы правы, Александр Борисович, и, если вы помните, дознание по факту смерти вел ваш следователь. Но, насколько я понял, вас интересует работа Василия Дмитриевича, а это уже сложнее…

— Скажите, Сергей Борисович, вас уполномочили поведать мне только о том, что я лезу не в свое дело? Если да, то я понял и буду ходатайствовать перед генеральным об официальном запросе. Тогда дальнейший диалог не обязателен.