Витька с Чапаевской улицы

Сашка еще громче заржал. Молодая женщина снова обернулась, пожала плечами и прибавила шагу. Она почему-то решила, что это над ней потешаются.

– Мы с вами недооцениваем женщин, – сказал Гошка, глядя в сторону.

Витька с любопытством посмотрел на него.

– Уж не Принцессу ли ты хочешь взять с собой?

– На нее можно положиться, – сказал Гошка. – Она не Люська Воробьева… Люська неженка, а Аллочка вместе с родителями по Кавказу путешествовала. Пешком. Жили в палатке. Там она и варить научилась, и все такое.

– Это она тебе рассказала? – спросил Витька.

– Она умеет даже огонь палочками добывать, как древние люди, – сказал Гошка.

– Вот что, – решительно сказал Витька, – никаких девчонок в нашей компании не будет!

– От них лучше подальше держаться, – поддержал Сашка.

– Не хотите – не надо… – сказал Гошка. – Это я так, к слову.

Девятнадцатого побег не состоялся. Утром после завтрака старшему Буянову, у которого в этот день был выходной, пришла в голову фантазия – сходить в баню. А в баню старший и младший Буяновы всегда ходили вместе. И хотя Гошка уверял, что он чистый, так как каждый божий день в речке купается, мать собрала белье и ему. Гошка пустил в ход последний шанс – заявил, что у него чуть ниже спины чирей. Однако отец сказал, что баня чирью пойдет только на пользу.

А вечером Сашка Ладонщиков чуть не погорел. Будучи человеком обстоятельным, он предусмотрительно очистил на кухне продуктовую тумбочку. Хлеб, масло, колбасу – все это завернул в газету и спрятал в прихожей. Родители не заметили бы этот пакет, а вот кот Васька учуял. И когда все улеглись спать, он стал шуровать в прихожей, доставая из бумажного пакета колбасу и масло. Хлеб Ваську не интересовал.

Мать подумала, что это мыши так обнаглели при живом-то коте, и пошла взглянуть. Увидев разодранный пакет и провизию, она пригласила отца взглянуть на все это безобразие.

Посовещавшись, родители разбудили Сашку. Впрочем, тот я не спал, а лишь старательно притворялся спящим.

Так как у Сашки было время придумать что-либо – он-то знал, что мыши тут ни при чем! – он со слезой в голосе поведал родителям грустную историю о бедной пожилой женщине, у которой дом сгорел дотла, и она осталась одна-одинешенька с тремя детьми. Муж ее еще раньше бросил… Вот этой женщине Сашка и решил отнести гостинец.

Утром побег, терять было нечего, и Сашка еще присочинил: мол, не только он так поступил, а ребята со всего дома. Каждый, чем может, помогает этой женщине. Точно так же делали и тимуровцы, о которых написал книжку Гайдар.

Ссылка на литературный источник имела неожиданную реакцию. Родители легли спать и стали о чем-то тихонько совещаться. Немного погодя отец сказал, что помогать людям – это хорошее дело. И вот они с мамой решили дать этой бедной погоревшей женщине три рубля и кое-что из одежды.

Озадаченный Сашка помолчал, а потом сказал:

– За одеждой она сама придет, а три рубля лучше сейчас давайте… Мало ли что будет утром. Вдруг раздумаете? Отец на это сказал:

– Я, по-моему, слов на ветер не бросаю.

С этим Сашка не мог не согласиться. И уснул с довольной улыбкой, предвкушая, как утром присоединит к своим семи рублям двадцати восьми копейкам еще три рубля. И еще подумал, что ночью обмануть родителей куда проще, чем днем…

Наступила ночь. Теплая летняя ночь. В старом парке напротив двухэтажного дома, в котором спали беглецы, мяукали кошки. Их глаза то загорались, то гасли. Меж стволов чертили свои замысловатые кривые летучие мыши. С болота доносились резкие крики ночных птиц.

Прогремел по железнодорожному мосту скорый московский, и снова стало тихо.

Город заснул.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. ПРОЩАЙ, ЛЮБИМЫЙ ГОРОД.

Всю ночь моросил дождь.

Гошка проснулся в шесть утра и, лежа на жесткой железной кровати, слушал, как шуршит дождь в листве деревьев. «Дождь не помеха, – думал он. – Все равно сегодня отчалим!» Мать и отец спали. Он слышал их ровное дыхание. Спят и не подозревают, что их сын Гошка через два часа уйдет из дома. Надолго ли? Этого Гошка не знал. Он не любил загадывать вперед. Гошка жил настоящим днем. А настоящий день был дождливым и пасмурным, но все равно он сулил великое приключение.

Рано проснулся и Витька Грохотов. И мысли у него были невеселые. В самый последний момент ему стало жалко мать. Она так веселилась на своем дне рождения – и вот… сын убежал из дома! И отцу, конечно, будет неприятно. Но отец у Витьки человек суровый и даже вида не покажет, что он расстроен. Разве что скажет: «Никогда не думал, что у меня такой неблагодарный сын. Мог бы и предупредить нас, а то тайком, как воришка!» Витька уверен, что, скажи он родителям, что хочет немного попутешествовать по родному краю, они и возражать не станут. Но сказать Витька не может. Дело в том, что побег не его тайна, а общая. Витькины родители могут сказать другим, и все пропало…

А что, если записку оставить?

Витька встал с дивана и отправился на кухню. Родители спали в другой комнате. Он устроился на табуретке у окна и долго и мучительно сочинял записку: «Не сердитесь, мы ушли в туристский поход дней на десять – пятнадцать. Куда – сказать не могу. Но все будет в порядке. Витя». Потом подумал и приписал: «Целую».

Записку Витька положил в книжку: мать перед сном будет читать и обязательно увидит. Покончив с этим неприятным делом, Витька вздохнул и на цыпочках вернулся в свою комнату. Сегодня его не нужно будить в восемь часов. Он в половине седьмого встал.

Сном праведника спал Сашка Ладонщиков. Он даже причмокивал во сне и улыбался. Сашке снился хороший сон. Ему всегда снились хорошие сны, только он их не запоминал.

В это дождливое утро чуть свет проснулись и еще несколько обитателей старого дома на Чапаевской улице…

Сбор беглецов был назначен за железнодорожным мостом. Ровно в девять. Раньше нельзя, потому что это может вызвать подозрение. А в девять утра каждый волен распоряжаться собой, как ему заблагорассудится.

Небо расчистилось. Бесформенные рыхлые облака расползлись во все стороны. Красные железные фермы моста влажно блестели. На высокой насыпи кустиками рос конский щавель с красными метелками. По мосту прошла дрезина, и в речку посыпались блестящие дождевые капли, которые висели на фермах моста. Дрезина укатила, а старый мост еще долго гудел и тренькал.

Первым пришел на условленное место Гошка, как и полагается атаману. На плечах у него вещевой мешок с провиантом и необходимым снаряжением. Он в серой рубахе и все тех же зеленых штанах из чертовой кожи. Гошка сбросил мешок и присел на траву. Достал из кармана испочатую пачку «Бе-ломорканала», спички. Эту пачку он сегодня утром нахально взял у отца из письменного стола. Закурив, Гошка откинулся на траву, положил голову на мешок и от удовольствия прижмурил глаза.

В голубое окно выглянул солнечный луч и стегнул по глазам; Гошка совсем зажмурился. Это хорошо, что погода выправилась. Под дождем не очень-то приятно шагать вдоль реки.

Вторым пришел Витька и наконец, как всегда с опозданием, – Сашка Ладонщиков. Правда, сегодня у него была уважительная причина: мать пошла в магазин за хлебом и, там разменяв тридцатку, принесла ему обещанные три рубля для бедной погоревшей женщины…

Вид у Сашки бал живописный: короткие в обтяжку брюки, из которых он вырос, шелковая рубашка с вышитым на кармане розовым пароходом и на голове дядина соломенная шляпа с выгоревшей лентой. На плече рюкзак с пристроенным сверху начищенным алюминиевым котелком.

– Ты куда это собрался, гражданин в шляпе? – спросил Гошка – Капитан, капитан, улыбнитесь, только смелым покоряются моря… – жизнерадостно пропел Сашка.

– А мы раздумали, – сказал Гошка. Сашка перестал улыбаться и уставился на ребят. Маленькие глаза его замигали – И черт с вами. – ответил он. – Я один пойду.

– На десять минут опоздал, шляпа! – недовольно заметил Гошка.

– Выбрали начальничка на свою голову, – пробурчал Сашка, облегченно вздохнув. Он и вправду поверил, что ребята раздумали.