– И душ принять тоже не мешало бы, – сказала она. – А то от тебя пахнет сигарой.

– Семейное наследство, – объяснил он, а после пошел в ванную и запер за собой дверь.

До больницы была всего минута пешком. В приемной они застали Паука, который сидел, держа растрепанный «Энтертейнмент уикли» с таким видом, будто действительно его читал.

Чарли тронул его за плечо, и Паук даже подпрыгнул, потом настороженно поднял глаза и, увидев брата, расслабился, но ненамного.

– Мне велели ждать здесь, – сказал он. – Потому что я не родственник и вообще никто.

– Тогда почему ты просто не сказал им, что ты и есть родственник? – в полном недоумении спросил он. – Или хотя бы врач?

Паук поглядел на него ошарашенно, ему явно было не по себе.

– Ну, такое нетрудно провернуть, если тебе все равно. Если не важно, что я сделаю или не сделаю, войти внутрь легко. Но сейчас мне не все равно и ужасно страшно… кому-то помешать или сделать что-то не так… Я хочу сказать… Что, если я попытаюсь, а мне откажут, а тогда… Что ты улыбаешься?

– Да так, – сказал Чарли. – Знакомо звучит. Давай же. Пойдем поищем Рози. – Знаешь, – обратился он к Дейзи, когда они пошли по выбранному наугад коридору, – есть два способа ходить по больнице. Или ты выглядишь так, будто тебе тут самое место… Вот видишь, Паук, белый халат на крючке; как раз твоего размера, надевай!.. Или нужно выглядеть настолько не на месте, чтобы никому в голову не пришло жаловаться на твое присутствие. И сестры, и санитары тогда предоставят разбираться кому-то другому. – Он начал напевать себе под нос.

– Что это за песня? – спросила Дейзи.

– Она называется «Желтая птица», – ответил Паук.

Чарли сдвинул на затылок фетровую шляпу, и они вошли в палату Рози.

Сидя в кровати, Рози читала журнал, и вид у нее был обеспокоенный. Увидев новоприбывшую троицу, она встревожилась еще больше. Посмотрела сперва на Паука, потом на Чарли, потом снова перевела взгляд на Паука.

– Вы оба очень далеко от дома забрались, – сказала она.

– Нас всех далеко занесло, – ответил Чарли. – Ну, с Пауком ты уже знакома. Это Дейзи. Она из полиции.

– В этом я уже не уверена, – ответила Дейзи. – Скорее всего я попала не в один, а в несколько переплетов.

– Это тебя я видела вчера ночью? Ты заставила полицию острова приехать в тот дом? – Рози осеклась. – О Грэхеме Хориксе что-нибудь слышно?

– Он в реанимации, как и твоя мама.

– Ну, если она придет в себя раньше него, – сказала Рози, – то боюсь, прикончит его своими руками. – И добавила жалобно: – Мне ничего не говорят о состоянии мамы. Только твердят, что оно очень серьезное и что скажут, как только будут знать что-то определенное. – Она посмотрела на Чарли ясным взглядом. – Она не такая плохая, как ты думаешь, честное слово. Надо только узнать ее получше. У нас была уйма времени поговорить, пока мы сидели запертые в темноте. Правда, она не такая плохая.

Тут она высморкалась и продолжала:

– Кажется, они сомневаются, что она выкарабкается. Напрямую мне не сказали, но вроде как дали понять без слов. Странно. Я-то думала, она переживет что угодно.

– И я, – согласился Чарли. – Я считал, что даже если случится ядерная война, на Земле останутся только радиоактивные тараканы и твоя мама.

Дейзи наступила ему на ногу.

– Врачи уже установили, что причинило ей такой вред?

– Я им говорила. Там, в доме, был какой-то зверь. Может, всего лишь Грэхем Хорикс. То есть отчасти он был самим собой, отчасти кем-то другим. Она отвлекла его от меня, и он схватил ее…

Рози, как могла, объяснила все утром полиции острова, но о светловолосой женщине-призраке предпочла умолчать. Иногда разум под давлением сдает, и Рози решила, что лучше людям не знать, что и с ней вышло то же самое.

Рози умолкла. Она смотрела на Паука так, словно только что вспомнила, кто он.

– Я все еще тебя ненавижу, понимаешь?

Паук промолчал, но на лице у него возникло жалкое выражение, и он перестал походить на врача: теперь он был похож на человека, который позаимствовал чей-то висящий за дверью белый халат и беспокоится, как бы его не раскусили. А в тон Рози вкрались мечтательные нотки.

– Вот только… – начала она и, помолчав, продолжила: – Вот только когда я была в темноте, мне казалось, что ты мне помогаешь. Не подпускаешь ко мне зверя. Что у тебя с лицом? Сплошные царапины.

– Зверь, – объяснил Паук.

– Знаешь, – сказала Рози, – теперь, когда вы стоите бок о бок, видно, что вы совсем не похожи.

– Я из нас красивый, – сказал Чарли, и Дейзи во второй раз наступила ему на ногу.

– Ей-богу! – пробормотала она и чуть громче добавила: – Чарли? Нам нужно кое о чем поговорить. Давай выйдем. Сейчас же.

Они вышли в коридор, оставив Паука в палате.

– В чем дело? – спросил Чарли.

– В чем дело что? – откликнулась Дейзи.

– О чем нам нужно поговорить?

– Ни о чем.

– Тогда что мы тут делаем? Ты же ее слышала. Она его ненавидит. Нельзя было оставлять их наедине. Она, наверное, сейчас убивает его голыми руками.

Дейзи поглядела на него с таким выражением, с каким Иисус посмотрел на человека, который объяснил ему, что у него скорее всего аллергия на хлебы и рыб, поэтому не мог бы Он сварганить салат с курицей: в ее взгляде мешались жалость и почти бесконечное сострадание.

Приложив палец к губам, она потянула его к двери. Он заглянул в палату: не похоже, чтобы Рози убивала Паука. Скорее уж напротив.

– О! – сказал Чарли.

Они целовались. Если назвать это так, вам простится, если вы решите, что это был обычный поцелуй: сплошь губы и кожа, ну, может, немного соприкосновения языками. Но вы не заметили, как он улыбается, как светятся у него глаза. А после, когда поцелуй закончился, он выпрямился, как человек, который только что открыл для себя искусство стояния на ногах и овладел им лучше, чем кто-либо сумеет за грядущие столетия.

Чарли снова оглянулся на коридор и обнаружил, что Дейзи беседует с несколькими врачами и полицейским, с которым познакомилась вчера вечером.

– Что ж, мы всегда считали его дурным человеком, – говорил Дейзи офицер полиции. – Откровенно говоря, такое поведение встречается лишь у иностранцев. Местные до такого просто не опускаются.

– Ну разумеется, – согласилась Дейзи.

– Очень. Очень благодарен, – продолжал он, хлопая Дейзи по плечу с таким видом, что она даже заскрипела зубами. – Эта дамочка спасла женщине жизнь, – сказал он Чарли, хлопнув вдобавок по плечу и его тоже, а после удалился с врачами по коридору.

– Что тут стряслось?

– Грэхем Хорикс умер, – объяснила она. – Более или менее. И для мамы Рози как будто надежд уже нет. Так, во всяком случае, врачи говорят.

– Понимаю, – сказал Чарли и задумался. А когда кончил думать, принял решение: – Ты не против, если я чуток поболтаю с братом? Кажется, нам с ним надо поговорить.

– Я все равно собиралась возвращаться в отель. Проверю свою почту. Потом скорее всего придется много извиняться по телефону. Надо же выяснить, есть ли у меня еще карьера.

– Но ведь ты же героиня, так?

– Сомневаюсь, что мне платят именно за это, – не без тщеславия отозвалась она. – Приходи ко мне в отель, когда закончишь.

Паук и Чарли шли по залитой утренним солнцем главной улице Уильямстауна.

– Знаешь, а у тебя по-настоящему крутая шляпа, – сказал Паук.

– Ты правда так думаешь?

– Ага. Дашь померить?

Чарли снял и протянул Пауку зеленую фетровую шляпу. Надев ее, Паук поглядел на свое отражение в витрине, но поморщился и отдал шляпу Чарли.

– М-да, – разочарованно протянул он. – Но на тебе смотрится.

Чарли сдвинул шляпу на макушку. Некоторые шляпы можно носить, только если готов щегольнуть, залихватски сдвигать их и идти пружинистой походкой, словно тебе всего один шаг до танца. Такие шляпы требуют многого, и Чарли был готов рискнуть.

– Мама Рози умирает, – сказал он вдруг. – А ведь она мне очень и очень не нравилась.

×
×