Однако Жюли хотелось знать больше, ее интересовали подробности.

– Да к чему все это? – спросила Тереза, протягивая обе руки к маслу, которое я доставал из холодильника. – Плевать на прошлое!

– Ну, просто для того, чтобы знать, на что это похоже, – настойчиво продолжала Жюли все тем же игривым тоном, – ведь этот тип никогда не увозил меня в свадебное путешествие! – Она подбородком указала в мою сторону.

– Ты ничего не потеряла! – отозвалась Тереза, намазывая очередной бутерброд.

И она стала рассказывать, как, выйдя из церкви Сен-Филипп-дю-Руль, они сели в символическую машину «скорой помощи», но, едва завернув за угол на перекрестке улиц Ла Боэси и Георга V, тут же пересели в такси, которое доставило их в аэропорт, где они вскочили в самолет, в мгновение ока домчавший их до Цюриха, и вот наконец оказались в номере люкс в одной из гостиниц на Банхофштрассе, широкой, как посадочная полоса в аэропорту.

– Гостиница для чистожопых, Бенжамен, повсюду мрамор, безупречная обслуга, в номере – две ванных и две кровати в супружеской спальне, где нас уже ждало холодное шампанское с двумя горничными в белоснежных фартуках и пожеланиями счастья от администрации – соответственно, в двойном экземпляре. Все было просто бесподобно. Я в тот момент подумала о тебе, братик: тебя от такой картины точно бы передернуло.

Но откуда это игривое настроение? Откуда этот неудержимый словесный понос? Что за человек эта новая Тереза? И какие слова нам надо подыскать, чтобы сообщить ей о смерти Мари-Кольбера?

– Ну, а дальше?

– А дальше Мари-Кольбер был Мари-Кольбером, работа была работой, а обязанности – обязанностями, потом зазвонили оба телефона и дежурный предупредил нас, что к нам прибыли на встречу.

– У вас была встреча?

– Да, на эту встречу явился строгий костюм-тройка, а с ним – гора документов, которые надо было подписать, я и знать не знала о том, что у нас планируется с кем-то встреча. Мари-Кольбер представил мне господина Альтмейера, казначея нашего фонда, и мы принялись за работу. Сначала документ подписывал Мари-Кольбер, затем – я, господин Альтмейер проверял и подписывал тоже, документы летали справа налево, и вся эта работенка отняла у нас добрый час.

– А ты хоть видела, что подписываешь?

На ее лице заиграла чувственная и одновременно простодушная улыбка – улыбка босоногой девочки-подростка, ну, как у Бриджит Бардо в одной из ее первых ролей.

– А, это!.. Об этом надо спросить у Мари-Кольбера, я оставила ему два чемодана, полные разных документов. Бенжамен, ты сделаешь мне яичницу-глазунью? Я умираю от голода!

Двойня! Точно, она сбацает нам двойню! Я опять подумал о восклицании Малыша, когда тот увидел спящую Терезу. Завидный аппетит, полнейшая беззаботность: да, все в аккурат как у мамы, когда та покидала своего очередного красавца производителя. Точно, Мари-Кольбер сделал ей двойню!

– Ну а потом?

– «Потом, потом» – какие вы смешные! Потом… Мы приближаемся к интимному моменту! Что вы хотите знать? Залезла ли я к нему в ширинку? Изнасиловала ли его прямо на месте? Ну что ж, я сделала бы это, но наступило время обедать, а ресторан, в котором мы обедали, был не из тех, в которых новобрачная может затащить своего мужа под стол… да и муж был не из тех.

Яичница уже пузырилась на сковородке, когда Тереза выдала нам самую поразительную – с учетом обстоятельств – информацию в своем рассказе.

– Кстати, говоря о брачной ночи, надо сказать, что тогда произошла одна весьма странная вещь…

Я повернулся со сковородкой в руке.

– Мне хотелось бы знать твое мнение, Жюли, по этому вопросу.

Жюли выжидающе подняла брови.

– Он нацепил себе презерватив, – прямо рубанула Тереза.

Уверенность в беременности рухнула в одночасье. Я по-прежнему держал в руке сковородку.

– Так часто делают? – спросила Тереза. – Я хочу сказать, во время брачной ночи? Такое часто случается с молодоженами? Разве так поступают с новобрачной, зная при этом, что та – девственница?

Жюли пробормотала, что, мол, конечно, нет, ну, то есть да, возможно, что она не специалист по брачным ночам, но кто его знает, учитывая нынешнюю ситуацию в обществе… может быть, Мари-Кольбер не был уверен в себе, хотя…

– Когда я опять об этом думаю, – прервала ее Тереза, – то мне кажется, что именно эта деталь подтолкнула меня к решению сесть в ночной поезд.

Тереза оживленно рассказывала о своих злоключениях, время от времени косясь на сковородку, на которой жарились яйца. Она выглядела такой цветущей, что мы не сразу решились сообщить ей о том, что ее автоприцеп сгорел. Однако и эта новость ее ничуть не расстроила.

– Да, правда?

Она покачала головой.

– Еще позавчера я сказала бы вам, что так предписано судьбой.

Мою Терезу заковали в броню. Ни одного уязвимого места в этом панцире, из-под которого неудержимо бьется веселье. Я спросил:

– А что ты делала вчера вечером, когда вышла из дому?

– Я сделала то, что вам и сказала. Пошла погасить Йеманжи.

– Ты была одна в автоприцепе?

– Ну разумеется! Ведь все знают, что я больше не гадаю.

– Ты включала отопление, электричество, газовую горелку?

– В это время? Да ты что, Бенжамен, лето ведь на дворе. Я бросила в сумку вещи, которыми дорожила, и ушла, оставив дверь открытой на тот случай, если кто-то захочет переночевать в автоприцепе.

Мы должны были сообщить ей, что кто-то, какая-то женщина сгорела там заживо.

Ее восторженное настроение на минуту все же пропало. Наконец она произнесла:

– Ну что ж, я пойду в полицию и скажу, что это не я сгорела.

Она поднялась из-за стола. Но я, схватив за руку, остановил ее. Я хотел сообщить ей о смерти Мари-Кольбера, но вместо этого у меня изо рта вырвался вопрос:

– А куда ты отправилась после того, как погасила Йеманжи?

– Так, прогулялась.

– Куда именно?

Потому что, если раскинуть мозгами, именно та прогулка ее и преобразила. Когда она вернулась из Цюриха, вид у нее был мрачный, как у побитой собаки, возвратившейся в свою конуру… Проснувшись, она смахивала на зомби… А уходя из нашей скобяной лавки, чтобы погасить Йеманжи, была похожа на печального робота…

Жюли поддержала меня:

– Тереза, отвечай! Куда ты отправилась после того, как вышла из автоприцепа?

Она по очереди посмотрела на нас:

– Да что вы ко мне прицепились? Вы что, следить за мной вздумали? За мной, замужней женщиной? Слишком поздно! Надо было получше присматривать за девочкой-подростком! За ее астрологическими бреднями и всем прочим…

Должно быть, вид у меня был зверский, потому что она вновь прыснула и провела рукой по моим волосам, поднимаясь со стула:

– Я просто дразню тебя, Бен… Ладно, мне надо в полицию.

Она уже открывала дверь нашей скобяной лавки, когда, откуда ни возьмись, на пороге возникли Длинный Мо и Симон-Араб. Через секунду появился и Хадуш.

– Мы пройдемся с ней, Бен, хорошо? Как бы то ни было, кто-то пытался убить ее этой ночью.

– Я иду с ними, – сказала Жюли.

***

Бывают ощущения, которые не обманывают. Такое ощущение сгущалось надо мной, затягивалось узлом, и я находился внутри этого узла. Тереза, возможно, и не беременна, но Мари-Кольбера уж точно кто-то прикончил. Мрачное будущее уже стучалось в мою дверь. И мои дурные предчувствия очень скоро должны были материализоваться в виде воронка и парочки блестящих хромированных наручников. В течение долгих недель я тщетно боролся с судьбой. Однако рок неотвратим. И теперь я даже почувствовал что-то вроде облегчения. Воспользовавшись тем, что остался дома один, я поднялся в нашу спальню, чтобы собрать свои тюремные пожитки. Упаковав чемоданчик, я решил зайти к Аззузу, чтобы забрать заказанные книги, которые рекомендовали мне Королева Забо и Лусса с Казаманса.

– Я еще не все получил, Бен, тебе что, так срочно они нужны?

×
×