Раны чести

Эквитий в сотый раз задавался вопросом, как Солемну удалось провести целый легион по такой закрытой местности и, главное, зачем? Его эскорт, отряд из тридцати астурийских кавалеристов, которые, похоже, перешли под личное командование трибуна Перенна, опасливо поглядывал на кромку леса по обеим сторонам тропинки. Густые заросли не позволяли ничего увидеть уже в десяти ярдах. Что-то испуганно метнулось в подлеске, и его лошадь нервно дернулась.

— Эти места напоминают мне записки о Тевтобургском лесе[10], которые я читал в детстве.

Казалось, молодой трибун не расслышал его замечания, но спустя несколько минут он ответил через плечо, не удосуживаясь повернуться в седле:

— Весной я посылал сюда астурийцев на разведку, на случай, если Вал окажется под угрозой и нам понадобится выдвинуть один из легионов во фланг противнику. Я держу в голове карту этих мест. Вар допустил ошибку, когда двинулся по закрытой местности без хорошей разведки. Подходящий способ потерять пару легионов.

Эквитий хмуро посмотрел в спину Перенна, презирая его самодовольные манеры. Однако до сих пор его план блестяще воплощался в жизнь. Выдвинуть легион с оборонительной позиции за Валом и провести его в укрытый временный лагерь, откуда они смогут, выбрав подходящий момент, без предупреждения нанести удар по вражеским отрядам. И ради этого подходящего момента Эквитий и ехал сейчас в расположение Шестого легиона: Петриане удалось обнаружить местонахождение врага. Вчера днем в лагерь у Котла примчался всадник с новостями — его отряд случайно нашел протоптанную тропу к северу от Красной Реки. Им удалось скрытно проследить за неприятелем до стоянки, и сейчас кавалеристы вызывали подкрепление, пока враг не решил двинуться дальше.

Старый боевой конь Лициний уже через час вывел остальную часть Петрианы, оставив для Эквития инструкцию как можно скорее следовать на соединение с Шестым. С самого утра они все глубже уходили на вражескую территорию, следуя за легионом по какой-то охотничьей тропке. Астурийцы держались замкнуто, и Эквитию оставалось разговаривать только с Переннием, к которому он постепенно начинал испытывать заметную неприязнь.

— Трибун, что привело вас к должности на этом жалком краю империи?

— Я просил об этой должности. Отец сказал, что император хочет послать молодого человека из сословия всадников на службу в Северное командование и из первых рук получить описание этой страны и ее народа.

Тонко замаскированный намек на его роль императорского шпиона. Эквитий почувствовал: трибун намеренно рассказывает такую неправдоподобную историю, чтобы сделать свою истинную цель явной.

— Тогда я убедил отца представить меня Коммоду и постараться, чтобы эту роль поручили мне. Император спросил меня, как я поступлю, если столкнусь с изменой в армии. На любом уровне, даже легата легиона.

Я сказал, что буду только счастлив приговорить изменника к публичной и мучительной смерти, в качестве наглядного урока для прочих. И, похоже, я дал верный ответ…

Эквитий мог поклясться: так оно и было. Широко известно, что Коммод опасается всех и компенсирует свои опасения кровью. Перенн повернулся в седле и посмотрел на Эквития.

— Полагаю, вы бы ответили то же самое.

Эквитий встретил его взгляд и впервые за много лет внезапно понял, что боится. Он спрятал страх под неторопливой улыбкой.

— Полагаю, да.

Неожиданно впереди, всего в тридцати ярдах от них, из зарослей выступили мужчины в доспехах, держа копья наготове. Сейчас префекту пришло в голову, что эту страну очень удобно защищать. Если колонну атакующих застигнут врасплох, они будут зажаты здесь, как крысы в свинцовой водосточной трубе. Эквитий посмотрел вбок и увидел солдат, которые пробирались по лесу, захлопывая ловушку. Центурион, стоящий на тропе, потребовал пароль и невозмутимо дожидался ответа от Перенна.

Они поехали дальше. Эквитий посматривал на солдат, суровых ветеранов, которые глядели на него с презрением. Он, как офицер ауксилиев, привык к такому отношению. Регулярные войска не сомневались в своем превосходстве над остальными подразделениями в той же степени, что и в завтрашнем восходе солнца. Эти гордецы обычно не брали пленных и не ждали пощады. Если захваченного ауксилия просто убивали, как предателя, легионера приберегали для более изысканных развлечений на досуге. Для племен они были не просто солдатами проклятых угнетателей, но и гражданами врага, и потому их сильнее боялись и ненавидели.

Спустя милю они выехали на лесную поляну, расчищенную и расширенную стараниями легионеров. Срубленные и лишенные веток деревья пошли на грубый палисад, окружавший временный лагерь. Ветки, вкопанные под разными углами перед палисадом, должны были препятствовать ночной атаке. На открытом пространстве за оградой выросли десятки палаток; солдаты все еще продолжали укреплять защитные сооружения лагеря. Эквитий усмехнулся, вспомнив старую поговорку — оставьте легион на ночь на ровной местности, и к утру там будет полевой лагерь с земляными стенами в четыре фута. Оставьте легион на неделю, и они стащат со всех окрестностей материалы на полноценный форт. Оставьте на месяц, и офицерская столовая будет выглядеть так, словно стоит здесь уже год.

Маленький отряд проехал через открытые ворота и направился к центру лагеря, где возвышалась штабная палатка. Солемн встретил их у дверей, с должной серьезностью ответил на салют Перенна и стиснул руку Эквития в дружеском приветствии.

— Мой добрый друг, прошел почти год!

Эквитий осторожно кивнул и многозначительно посмотрел на палатку.

— А сейчас идет война, и для разговоров нет времени.

— Но мы должны поговорить. Перенн, приглашаю вас присоединиться. Или вы займетесь своими обязанностями?

Трибун кивнул.

— Именно так, господин. Я думал отправить эскадрон астурийцев на запад, убедиться, что варвары не ускользнут от Петрианы.

Солемн рассеянно махнул рукой.

— Хорошо. Регулярные донесения, не забудьте. Я хочу знать, где вы находитесь, когда мы двинемся.

Он повернулся и пригласил Эквития внутрь, оставив стойких легионеров охранять клапан.

— Хотите выпить?

Ординарец подошел с подносом, налил каждому по кубку вина и удалился, оставив офицеров одних. Солемн указал на кушетку.

— Прошу, друг мой, садитесь. Вы, должно быть, устали после целого дня в седле. А сейчас в первую очередь скажите, что вы думаете о моем трибуне.

— Откровенно?

— Разумеется. Нас никто не слышит, а мы с вами старые друзья. Ваше мнение всегда важно для меня, а сейчас — особенно. Итак, скажите, что вы думаете.

Эквитий взвешивал ответ.

— С одной стороны, он кажется превосходным солдатом. Это место — действительно его идея?

— О да, он занимался подбором площадок большую часть прошлого лета. У него тактический нюх, а его знаниям искусства войны и стратегии может позавидовать человек вдвое старше. А с другой стороны?

— Он… опасен. Вы ему доверяете?

— Его способностям? Абсолютно. Вы слышали рассказы о нашей победе над Двадцатым на прошлогодних учениях? Это заслуга Перенна. Он воспользовался астурийцами, чтобы разведать путь вокруг фланговых патрулей Двадцатого и привести нас прямо к их обозу, как волков к стаду без пастуха. Старшие центурионы чувствуют в нем родственную душу и почитают как святыню земли, по которой он идет. Но самому человеку? Вряд ли. Мне его навязал глава провинции, а ему — император, чтобы убедиться в моей верности. Однако для такого молодого человека он слишком амбициозен. Боюсь, даже чересчур. Полагаю, влияние отца.

— Тогда зачем его терпеть?

— Я напомню вам первую часть моего ответа. В этой кампании его навыки бесценны для легиона, а после я отправлю его в Рим как героя с докладом о победе и буду рекомендовать вручить ему легион и возвести в сенаторское достоинство. В то же время сделаю все возможное, чтобы уберечь от него нашу маленькую тайну. Как я слышал, и другой юноша на этой неделе немало сделал для своей репутации?