— Ну… как же иначе, мадам. Я ведь и есть англичанин, — ответил сотрудник БЕА. — Однако большинство людей здесь знает английский хоть немного, так что вы не пропадете. Вижу, вы намерены вернуться в Лондон вечерним одиннадцатичасовым рейсом; куда вы хотели бы направиться сейчас?

Миссис Харрис поколебалась мгновение, не будучи уверенной в том, насколько она может быть откровенна с незнакомцев, и твердо ответила:

— Я только хочу взять такси, — если вы не против, конечно. У меня есть десять фунтов.

— Прекрасно, — кивнул человек БЕА, — но вам лучше обменять часть ваших денег на французскую валюту. Один фунт приблизительно равен тысяче франков.

В окошечке «Bureau de change» несколько солидных зеленых фунтовых банкнот превратились в тонкие, непрочные, мятые, потертые и грязные, даже надорванные синие бумажки с цифрами «1000» и горсточку каких-то скользких, точно засаленных, алюминиевых монет самого несерьезного вида, номиналом в сто франков.

Вид этих, с позволения сказать, денег привел миссис Харрис в справедливое негодование.

— Это, по-вашему, деньги? Монеты-то, гляньте, один в один как фальшивые!

Человек БЕА улыбнулся.

— В каком-то смысле они действительно не вполне настоящие, но выпускать их может только правительство, и французы ещё не сообразили, что к чему. Так что эти деньги пока сходят за настоящие. — Он провел её сквозь толпу, помог подняться по пандусу и усадил в такси.

— Итак, куда вам ехать? Я переведу ему.

Миссис Харрис уселась, гордо выпрямив худую от долгой и нелёгкой работы спину: розовый цветок на шляпке указывал строго на север, на лице — спокойствие, достойное герцогини; только бегающие глазки выдают волнение.

— Скажите ему везти в магазин одежды Кристиана Диора, — велела она. Сотрудник авиакомпании уставился на нее, не в силах поверить своим ушам.

— Прошу прощения, мадам?..

— Вы же слышали — одёжный магазин Диора!

Да, представитель БЕА её прекрасно слышал, однако его мозг, привыкший справляться с любыми осложнениями и диковинными проблемами, никак не мог уловить связь между лондонской уборщицей — бойцом огромной армии, каждое утро выходящей на сражение за чистоту, вымывающей грязь большого города из каждого дома и каждой конторы — и самым изысканным, самым дорогим центром моды в мире. Поэтому он все ещё медлил.

— Ну ладно, давайте-ка, переводите, — нетерпеливо скомандовала миссис Харрис. — Что тут такого? Или леди уже и не может поехать в Париж за платьем, а?

Потрясённый до глубины души сотрудник БЕА по-французски обратился к шоферу:

— Отвезёте мадам в Дом Кристиана Диора на Авеню Монтань. И предупреждаю — обсчитайте её хоть на су, и больше вам в такси не работать — я прослежу за этим лично.

Когда такси с миссис Харрис на заднем сиденьи отъехало от аэровокзала, сотрудник БЕА, покачивая головой, отправился на своё место в зоне прибытия. Он чувствовал, что теперь он действительно видел на свете всё.

А миссис Харрис с колотящимся от радостного волнения сердцем катила в такси по улицам Парижа и, мысленно возвращаясь в Лондон, думала о том, сумеет ли миссис Баттерфилд справиться со всеми клиентами.

Дело в том, что клиентура миссис Харрис, будучи подвержена время от времени изменениям безо всякого предупреждения (то есть она могла неожиданно отказаться от одного из своих клиентов — и никогда наоборот), тем не менее оставалась вполне стабильной. Некоторым клиентам она посвящала несколько часов ежедневно, другие заслуживали её забот лишь три раза в неделю. Она работала по десять часов в день — с восьми утра до шести вечера, ежедневно, кроме воскресенья, когда лишь самые избранные клиенты удостаивались её внимания и когда она трудилась лишь полдня. И такого расписания миссис Харрис придерживалась пятьдесят две недели в году. Поскольку в сутках никогда не бывает больше двадцати четырех часов, миссис Харрис брала не более шести-восьми клиентов и притом ограничивала их географию фешенебельным районом Итон — Белгрейв-Сквер; таким образом, раз приехав сюда утром, миссис Харрис могла просто переходить от подъезда к подъезду.

Среди её клиентов был, например, Майор Уоллес — холостяк, чей моральный облик был подорван, естественно, при прямом содействии миссис Харрис и к чьим частым и разнообразным любовным делам она проявляла живой интерес.

Нравилась ей и миссис Шрайбер — немного суматошная супруга представителя Голливуда, живущего в Лондоне — нравилась американской теплотой и широтой натуры, проявлявшимися самым разным образом, в первую очередь интересом и заботой, которые миссис Шрайбер проявляла к самой миссис Харрис. Убиралась миссис Харрис и у элегантной леди Дант, жены богатого «промышленного барона», кроме лондонской квартиры владевшей загородным замком. В «Квин» и «Тэтлере» постоянно печатались снимки леди Дант на охотничьих и благотворительных балах. Этой клиенткой миссис Харрис гордилась.

Были и другие: белорусская графиня Вышинска — миссис Харрис любила её, поскольку графиня была неподражаемо безумна; молодая супружеская пара; младший отпрыск знатной фамилии — миссис Харрис нравилась его квартира, полная красивых вещиц; разведенная миссис Ффорд Фулкс — неисчерпаемый кладезь сплетен и слухов о богатых бездельниках и высшем свете вообще; ну и несколько прочих, в том числе мисс Памела Пенроуз, молодая актриса, ведшая борьбу за свое признание с плацдарма двухкомнатной квартирки в старом доме.

И за всеми этими домами миссис Харрис ухаживала в одиночку, хотя в чрезвычайных обстоятельствах она могла положиться на помощь своей подруги и своего «alter ego», миссис Вайолет Баттерфилд — тоже вдовы и тоже уборщицы. Правда, миссис Баттерфилд была склонна к довольно пессимистическому взгляду на жизнь и мрачным предсказаниям.

Миссис Баттерфилд, в противоположность маленькой, худой миссис Харрис, была высокой и довольно полной. Разумеется, у неё были свои клиенты — хотя, что было весьма удобно, в том же районе. Но подруги при необходимости нередко помогали друг другу.

Если одна из них заболевала, или какая-то иная причина не позволяла выполнять свои обязанности, второй всегда удавалось выкроить немножко времени и прибраться у клиентов подруги — по крайней мере в достаточной степени, чтобы те не возмущались. Случалось, например, миссис Харрис слечь в постель с каким-нибудь недугом (а случалось это редко); тогда она обзванивала клиентов, извещала их о такой катастрофе и утешала: «Ну да не волнуйтесь. Подружка моя, миссис Баттерфилд, она к вам заглянет, приберётся; а завтра я выйду». Точно так же миссис Харрис выручала миссис Батерфилд. Обе достойные дамы по характеру различались, как день и ночь, но оставались при этом надёжными, верными и внимательными подругами, и полагали взаимную помощь в работе необходимой дружеской обязанностью. Дружба есть дружба — и этим все сказано. Полуподвальная квартирка миссис Харрис носила номер 5 по Виллис-Гарденс, миссис Баттерфилд жила в номере 7 — и редкий день они не ходили друг к другу в гости — поговорить, обменяться новостями и свежими сплетнями.

…Такси переехало через широкую реку — ту самую, которую миссис-Харрис видела из окна самолёта, только теперь река казалась не голубой, а серой. На мосту шофер вступил в бурный диспут с коллегой — оба водителя кричали и ругались. Миссис Харрис по-французски не понимала, но интонации были достаточно красноречивы, и она довольно улыбнулась. Её мысли сами собой обратились к мисс Памеле Пенроуз и к скандалу, учинённому последней по случаю намерения миссис Харрис взять выходной. Миссис Харрис даже особо обратила внимание миссис Баттерфилд на необходимость зайти к этой честолюбивой будущей звезде.

Может показаться странным, что миссис Харрис, при всей её проницательности и умении судить о людях, любила мисс Пенроуз больше всех остальных своих клиентов. Девушка (чье настоящеё имя, как узнала миссис Харрис из, конечно же, случайно попавшихся ей на глаза писем, было Энид Снайт) жила в маленькой квартирке, которая могла бы служить эталоном беспорядка.

×
×