Примарх объявил, что это сообщение несло печать Рогала Дорна, самого Имперского Кулака. Раздались приветственные возгласы. Многие опасались, что ловушки, подобные той, в которую угодил IX легион, были задействованы против остальных верных сынов Империума, и сообщение о благополучии Дорна было встречено с облегчением.

— Да, это хорошо, что он жив, — сказал Сангвиний, его тон не изменился, предвещая недоброе. — Но его сообщение содержит куда более важные новости. Дорн возглавляет оборону Терры, но предупреждает, что измена широко распространила свою порчу. Дети Императора, Несущие Слово, Повелители Ночи, Альфа Легион, Железные Воины, Пожиратели Миров и Гвардия Смерти. Теперь все они на стороне магистра войны.

Воцарилось безмолвие. Ралдорон слышал гул крови в венах, чувствовал, как в горле перехватило дыхание. Если кто-нибудь другой произнес эти слова, он бы немедленно осудил его. Первый капитан видел, как боевые братья пытаются осмыслить эти новости. Это было ошеломляющее и ужасающее открытие. Легионес Астартес, разделенные ложью. Между колоссальными армиями генетически созданных воинов вспыхнула гражданская война, которая могла закончиться только в пламени галактического конфликта.

И это было только началом. Сухое сообщение Дорна принесло известие не только об измене, но также и о смерти. Саламандры, Гвардия Ворона и Железные Руки приняли главный удар предательства, их силы разгромлены. Марс охвачен войной между фракциями. Судьба и верность Белых Шрамов, Ультрамаринов, Темных Ангелов, Тысячи Сынов и Космических Волков неизвестны.

В голосе Сангвиния не было ничего, кроме сильного и ярого гнева, когда он говорил о своем брате Феррусе Манусе. В сообщениях говорилось, что его лично убил Фулгрим, и великий Вулкан также считался погибшим.

— Мы вырвались из этой адской темницы и оказались во вселенной, отличной от той, что покинули. Все изменилось, — он приложил руку к рубиновому сердцу нагрудника, проведя по нему кровавую полосу. — Даже мы.

Каждый воин знал, что это значит. Красная жажда пришла к каждому из них и потрясла своей мощью. Фурио произнес слова, которые звучали у них в сердцах:

— То, что произошло здесь, не должно повториться.

— Но так и будет, — сказал Сангвиний. — И когда эта ярость снова придет, знайте — Кровавые Ангелы будут готовы. Изъян в нас нельзя проигнорировать или легко победить. Это внутренний враг, отражение внешнего конфликта!

Пылающая ярость в нем стихла, и Сангвиний прошелся среди воинов, кивая каждому или прикасаясь к наплечникам.

— Да, это часть нас. Наш дар и наше проклятье. И мы преодолеем его, если хотим выиграть эту войну, войну против братьев, за Империум и будущее.

— За Империум! — клич сорвался с губ Ралдорона, и его боевые братья подхватили его, обнажив клинки и подняв их в приветствии.

Ангел кивнул.

— Мы покидаем это место, мои сыновья. Оставьте его позади и обратите взгляд на грядущие битвы. Наш легион выступает навстречу величайшему испытанию.

Они направились на свои корабли, и ни один не оглянулся, чтобы посмотреть на то, что оставил позади. Блеск золотого и красного под ногами привлек внимание Ралдорона, и он остановился, чтобы подобрать с песка украшенный почетный символ в форме капли. На нем был выгравирован текст. Первый капитан догадался, что знак отличия принадлежит легионеру из отделения Витронус, и решил вернуть его хозяину.

Когда он поднял голову, рядом стоял Ангел.

— Рал, — начал он, — когда прибудем на флагман, я хочу, чтобы ты отправил сообщение моему брату. Расскажи Дорну, с чем мы здесь сражались, если получится подобрать слова. Скажи ему, что Кровавые Ангелы возвращаются на Терру с максимальной скоростью.

Отозвался стоявший рядом с примархом командир Сангвинарной гвардии Азкаэллон.

— Это легче сказать, чем сделать, повелитель. Навигаторы кораблей на краю системы докладывают о странном происшествии в космосе.

— Ты о чем? — спросил Ралдорон. — Что-то связанное с эффектом той пелены?

Азкаэллон покачал головой.

— Нет, это другое, — он нахмурился. — Навигаторы говорят о… «перемещении» имперского Астрономикона. Вечный свет великого маяка на Терре не там, где ему положено быть.

Ралдорон поморщился.

— Очередная уловка отродий варпа?

— Возможно, — предположил примарх. — Мы должны быть осмотрительными. Рассредоточим флот, и прикажи навигаторам найти самый сильный психический сигнал. После того, с чем мы столкнулись здесь, легион должен быть готов ко всему.

Они подошли к одной из «Грозовых птиц», и экипаж отдал честь поднявшемуся на борт Ангелу. Ралдорон последовал за Азкаэллоном и Сангвинарной гвардией, за ними поднялась посадочная рампа. Он увидел, как примарх взглянул на командира гвардии.

— Я еще не получил полного списка потерь… Мне грустно, что на нашем собрании не было капитана Красного Ножа. Что случилось с его Волками?

Доклад Ралдорона Азкаэллону о найденном Штиле исчерпывающе и четко называл причины гибели рунического жреца. Капитан ждал, что Азкаэллон посмотрит на него, но этого не случилось.

— Они погибли с честью, милорд, — ответил командир.

С грохотом двигателей «Грозовые птицы» оторвались от пустыни и устремились ввысь на сверхзвуковой скорости. Они летели слишком быстро для ударной волны циклонного заряда, но Первый капитан уловил краем глаза ослепительную вспышку, отразившуюся в иллюминаторе.

Он отвернулся.

Центральный атриум «Красной слезы» служил местом хранения благочестивых произведений искусства и боевых трофеев, воздающих почести боевому кораблю, но после Сигнуса он изменился, как и сам легион. Многие залы и коридоры боевой баржи были запечатаны после полученных повреждений, отсеки и помещения переориентированы на неотложные нужды. Тем не менее изменения в атриуме произошли без предварительного приказа, но с молчаливого согласия.

У основания огромной фрески, изображающей Ангела и его золотых стражников, братья начали импровизированное поминовение павших. Небольшие предметы — знаки и почетные цепи, личные чаши, даже сломанные клинки — образовали мозаику на дальней стене. Свитки цифрового пергамента с именами, написанные дюжиной разных почерков, прикрепили к мрамору. Таким способом легионеры будут помнить, пока не появится возможность провести траурную церемонию.

Сержант Кассиил, нахмурившись, протянул руку и провел пальцем по имени Мероса.

— Значит, он погиб, — в воздухе вокруг сержанта возникла пустота, и Кассиил понял, что вопрос задала женщина по имени Тиллиан. Она остановилась возле него, читая пергамент. Сержант подумал о ней. Поначалу, когда они направились на штурм собора, он считал Ниобу обузой. Она замедляла их, уменьшала время реагирования и серьезно усложняла атаку. Его мало заботили обычные имперские граждане.

Но она удивила его своей силой духа. Эта женщина, которая даже не была солдатом, отправилась с ними в место, наполненное ужасами, невообразимыми даже для самых закаленных ветеранов. Она не колебалась. Кассиил увидел в глазах Ниобы выражение, которое показалось знакомым, такой же взгляд он видел у себя, у своих братьев. Взгляд тех, кто узрел ад.

Легионер не был уверен, плакала ли она. Ему было сложно оценить эмоции неусовершенствованных людей.

Женщина не знала всех подробностей самопожертвования апотекария, ни его окончательной судьбы. Если ей сказали правду, то это был не Кассиил. Обессиленная Тиллиан Ниоба лежала без сознания на полу храма костей, пока Мерос отдавал свою жизнь. Но отдал ли он? Кассиил знал, как выглядит смерть, и с его братом произошло нечто иное.

— Он будет жить дальше, — сказал сержант. — Его геносемя вернули с поля битвы. Оно положит начало будущим поколениям Кровавых Ангелов. Отвагу Мероса будут помнить.

— Это все, что осталось от него? — Кассиил не понял вопроса. — А что с его душой?

— Я не имею представлений об этом, — ответил сержант через минуту.

×
×